никакими другими обязанностями. Пока не будут получены дополнительные распоряжения, ограничимся этими мерами. Вы, Попинкариу, доложите об исполнении и будете держать меня в курсе расследования. А теперь вы, Поулопол, можете быть свободны. Мы еще должны тут уточнить некоторые детали. До свиданья.
После ухода начальника Второго отдела генерал Войнеску поднялся и стал расхаживать по комнате, задумавшись и заложив руки за спину. Спустя некоторое время он остановился перед картой, прикрепленной к стене, и сказал:
— Господа, вернемся к нашему разговору. Как я вам сказал, неприятель располагает ложными сведениями о нашем предстоящем большом наступлении на участке фронта, который занимает ваша дивизия. Чтобы отразить этот предполагаемый удар, гитлеровцы сняли свои войска с других участков и сосредоточили их близ линии фронта. Необходимо укрепить противника в этом заблуждении. Вам придется провести атаку его оборонительных позиций.
— Только нам? — без всякого энтузиазма спросил генерал Попинкариу.
— Вашу атаку поддержит и кавалерийская дивизия.
— Вы еще упоминали о частях из резерва…
— Нет, у них другая задача. Начиная с этой ночи, они начнут передвигаться сюда так, чтобы неприятель обязательно узнал об этом. Передвижение будет продолжаться в течение дня, а завтра вечером они уберутся отсюда, и на этот раз так скрытно, чтобы об этом никто не узнал. Имейте также в виду, что наша артиллерийская подготовка поддерживается советскими «катюшами». Это поможет нам еще больше обмануть противника.
— Вначале — да, а когда станет ясно, что мы провели их за нос, — они бросят в бой резервы, и тогда нам придется туго, — заметил генерал Попинкариу, который не разделял оптимизма генерала Войнеску.
— Они не успеют этого сделать уже потому, что одновременно с вашей демонстрацией советские войска начнут настоящее наступление на их правом фланге. Что вы на всё это скажете, скептик Попинкариу?
— Ну, если советские части ударят по правому флангу, они вышибут зверя из этой берлоги, как бы он там ни укрепился.
— И вот еще что, Попинкариу: пора бы уже раздобыть «языка», о котором я давно говорю. Однако до сих пор еще ничего не сделано.
— Мы пробовали, господин генерал, но к нам в сети ничего не попало. Я даже премию обещал: кто приведет пленного — получит отпуск. И всё-таки пока ничего.
— Мне совершенно необходим «язык», так что доставайте его хоть из-под земли.
— Попробуем, господин генерал.
— Обязательно. А как только вернетесь к себе, вызовите командиров частей и введите их в курс дела.
Сказав это, командующий «Орлом» поднялся в знак того, что беседа закончена. Вслед за ним поднялись и генерал Попинкариу и его начальник штаба.
— Господа, я не пожелаю вам спокойной ночи, потому что в эту ночь у вас будет еще много работы, а пожелаю вам удачи.
Они уже были около двери, когда услышали голос генерала Войнеску, который заставил их обернуться:
— Забыл вам сказать, генерал, что я с большим вниманием прочел ваш рапорт в связи с потерей батареи. Не сомневаюсь, что неприятель располагал точными сведениями. Надо подумать, не исходят ли эти сведения от того же агента, на которого обращает наше внимание ставка.
— Весьма возможно. Я уже подумал об этом и дам указание возобновить следствие в этом направлении.
Генерал Войнеску одобрительно кивнул головой и вызвал своего адъютанта.
Понинкариу и его начальник штаба покинули кабинет командующего, а еще через несколько минут их шофёр в полной темноте осторожно выводил машину на разбитое снарядами и танками шоссе.
ГРУППА ШИФРОВАЛЬЩИКОВ КОМПЛЕКТУЕТСЯ
Войдя в кабинет генерала Попинкариу и застав там начальника Второго отдела штаба дивизии капитана Георгиу Пауля, капитан Смеу Еуджен сразу же решил про себя, что генерал получил какие-то новые указания из ставки. Не прошло и сорока восьми часов с тех пор, как он узнал о том, что готовила гитлеровская разведка, но ему казалось, что прошло уже несколько недель. И хотя были приняты все меры предосторожности, им по-прежнему владело мучительное беспокойство.
Главными чертами характера капитана Смеу Еуджена были решительность и быстрота, соединенные с недюжинными организаторскими способностями. Его умение приспосабливаться к любым обстоятельствам и находить выход из самых неожиданных положений было всем известно и высоко ценилось. Привыкнув быстро и оперативно действовать в сложной обстановке, он не мог удовлетвориться теми мерами, которые были приняты по приказу командира.
У него даже состоялся не очень приятный разговор с начальником Второго отдела.
— В конце концов, — доказывал Смеу, — что мы делаем? Ждем. Ждем, чтобы агент начал действовать. Мы не знаем, кто он, и, следовательно, не знаем, что он предпримет и с какой стороны нанесет удар? Боюсь, что, когда мы узнаем это, — будет уже слишком поздно. Ну что из того, что мы приняли кое- какие меры?… Это, по-моему, так же глупо, как если бы мы построили оборону, не зная, откуда должен напасть враг.
— По-своему ты, конечно, прав, но мне кажется, ты ошибаешься, думая, что все сводится к ожиданию. Ты не должен забывать, что и мы во Втором отделе не сидим сложа руки. Конечно, нам еще нечем похвастаться. Дело это сложное и тонкое, но я убежден, что в конце концов мы агента сцапаем.
Капитан Смеу не разделял уверенности контрразведчика. Он был убежден в том, что обнаружить агента Абвера нелегкое дело. С чего начать? Всех в одинаковой мере можно было подозревать. Агентом мог оказаться и офицер и рядовой. Смеу начинал подозревать каждого, — даже шифровальщиков. Он прислушивался к каждому их слову, присматривался к каждому жесту, то и дело спрашивая себя, кто бы из них мог быть вражеским шпионом или его сообщником.
До того дня, когда Смеу узнал, что где-то здесь, в штабе, находится вражеский агент, он не просто доверял своим шифровальщикам, он гордился ими. Никогда они не подводили его. Начальник службы шифра из штаба «Орел» не раз отмечал, что у него лучшие шифровальщики в соединении. Он был уверен, что знает своих людей, знает о них всё, что только можно знать. О каждом у него было прочно сложившееся мнение. Одних он любил, других по-своему ценил и уважал. Но плохо он ни о ком не думал. Ему казалось, что они тоже любили его.
И вот теперь он потерял веру в своих людей. Он перестал им доверять. Подозревая каждого, он стал осторожным до мнительности. Когда они работали на шифровальной машине, он ни на миг не спускал с них глаз, хотя в душе был убежден, что это излишняя предосторожность. После того как они заканчивали работу, он сам запирал машину в железный ящик, где хранились коды и все шифровальные материалы, не забывая при этом сделать специальную пометку, чтоб на следующий день убедиться в том, что к ящику никто не прикасался.
Тревожно было и по ночам. По нескольку раз он просыпался и, наскоро одевшись, бежал в штаб дивизии, чтобы убедиться, что там всё в порядке. Едва наступало утро, он шел искать капитана Георгиу:
— Ничего нового, Георгиу?
— Ничего, Смеу!
— А из ставки?
— Еще ничего.
— Медленно же там шевелятся!.. Значит, сидеть и ждать?… Хорошенькое дело!
