платит деньги, а кто платит за ужин — тот заказывает и музыку.
Мудрый тоже, сославшись на дела, решил уйти. Он молчал почти весь вечер. Встреча эта носила скорее «вдохновляющий», нежели деловой характер, а разжигание энтузиазма у агентов — не его специальность. Это по линии Крука.
Крук попрощался с Мудрым и Боркуном, сказал, чтобы как-то объяснить свое решение остаться вдвоем с симпатичной агенткой:
— А мы еще со Златой поговорим. Путешествие ей предстоит долгое, когда свидимся…
Злата тем особым чутьем, которое присуще красивым женщинам, угадывала, что не для очередных инструкций задерживает ее Крук. «Ну и ладно, — думала она. — Внимание такого человека — уже честь для меня».
Крук тщательно закрыл на задвижки дверь, повернулся к Злате:
— Отпразднуем присвоение вам офицерского звания. Вдвоем. Чтобы никто не мешал…
— Спасибо за внимание, друже! — тихо сказала Злата.
— На кухне есть кофе. Пошарьте в холодильнике, там найдется, чем закусить.
Он подошел к бару, привычно открыл полированную дверцу. Злата, мельком взглянув на этикетку, отметила, что коньяк прекрасный — французский «Мартель».
Разговор не клеился. Злата не отказывалась выпить, не манерничала. Она деловито хозяйничала за столом, изредка улыбаясь своим мыслям: а что, обзавестись бы семьей, встречать по вечерам мужа, подавать ему войлочные тапочки, газету и кофе? И никаких рейдов, oneраций, постоянного ожидания западни: свои ли ее расставят, чужие — кто бы ни послал пулю, умирать не хочется.
А Крук думал, что вот еще один человек уйдет на ту сторону. Скоро Злата увидит Украину, ее поля, тихие леса, услышит родной язык — ласковый и певучий. Свидание с родиной у нее состоится не по любви, но все-таки она увидится с нею.
Что ее там ждет? Удача или провал? Она пойдет по самому краю пропасти. Достаточно будет одного неверного шага, и… можно публиковать в «Зоре» некролог: «Погибла смертью героя… Не изменила великим идеалам борьбы…»
Но в любом случае она встретится с Украиной. То, что никогда больше не суждено ему, Круку. Ибо надо быть сумасшедшим или полным идиотом, чтобы еще на что-то надеяться. Кто в состоянии противостоять гиганту, сломавшему хребет такой силе, как фашизм?
Так неужели до конца жизни скитаться по чужбинам? Крук решительно прогнал тяжелые мысли, улыбнулся Злате, предложил выпить:
— Поднимем наши чарки за борьбу, — вздохнул он, — за удачу!
— У меня был приятель, — тихо сказала Злата. — Так он в ответ на такие слова обычно говорил: «Не перепутать бы, с кем бороться».
— Ов-ва, — удивился Крук. — Это что-то новое…
— А я, — вела свое Злата, — поправляла его: «Не знаешь, с кем ты, не лезь в драку. Но уж если сунулся — бейся до последнего!»
Коньяк помог ей разговориться. Неожиданно для себя Злата сказала Круку, что даже не мечтала о таком счастье: быть с ним, великим борцом за свободу неньки-витчизны, вдвоем. Это для нее самая большая радость.
Крук произнес еще несколько высоких фраз о переломном времени, в которое они живут, о горьком счастье отречения во имя высшей цели. Он налил по полной, предложил выпить за родную землю, которая, убежден, ждет их, чтобы обнять как любимых сыновей.
— Ты не торопишься? — спросил он Злату.
— Нет. Меня никто не ждет.
— Тогда… переберемся в спальню, там нам будет уютнее.
Пока Злата стелила постель, Крук проверил замки на дверях, потом сунул пистолет под подушку.
— Зачем? — удивилась Злата. — Мы же с тобой вдвоем, коханый.
— Привычка, — пробормотал Крук и погасил свет.
— И этот ваш Крук остался с агентом Гуляйвитер на конспиративной квартире? — не поверил майор Стронг.
— Так точно, — подтвердил Боркун.
— У вас что, разведка или бордель? — взорвался майор. — Впрочем, вы поступили правильно, сообщив об этом мне. Мы ценим откровенность.
И не сдержался, со злостью грохнул кулаком об стол:
— Вонючий кот! Да не вы, а этот ваш, как его…
— Крук…
— Вот именно! А вы куда смотрели? Так ведь можно всю операцию провалить в самом начале! С каким настроением уйдет эта шлюха за кордон?
— Думаю, с прекрасным, — решился перебить шефа Боркун.
Гнев Стронга его не очень испугал. Наоборот, Боркун был доволен: удачно подставил Крука под удар. А то уж больно напористо прется тот в «вожди».
— Ладно, — сказал Стронг, — в ближайшее время подумаю, как навести порядок на вашей псарне. С документами для Гуляйвитер нормально?
Он никак не мог произнести эту идиотскую славянскую фамилию «Гуляйвитер» единым словом и делил ее пополам: «Гуляй-витер».
— Да, — демонстрировал служебное рвение Боркун. — У нее паперы на имя Ганны Божко — она ими будет пользоваться только первое время, пока не осмотрится. А дальше наши люди там, на Украине, передадут ей другой комплект документов, более подходящий для окончательной легализации.
— Не слишком ли сложно? Смотрите, себя не перехитрите.
— Смею вас заверить, все продумано до мельчайших деталей.
— Хорошо. Начинайте операцию.
Майор Стронг опять побагровел и крепко выругался:
— Блудливые мерзавцы!..
Разве можно иметь дело с человеком, который перед самой операцией тащит агента в свою постель? Хорошо, что Боркун рассказал ему эту препохабную историю: надо будет приглядеться к Круку…
Глава IX
— Удивляюсь, почему они не вызывают меня на допрос, — сказала Ганна.
— За этим дело не станет, — Леся сидела рядом с нею на койке. — Не волнуйся, позовут. А пока отдыхай, — посоветовала она доброжелательно.
Леся подошла к стене, вычертила шпилькой еще одну палочку.
— День прошел.
— И слава богу, — откликнулась из своего угла Яна. — Где-то сейчас мой Гнат?
— А у вдовицы какой-нибудь самогонку дует, — елейно ответила ей Леся. — Если его еще чекисты не шлепнули.
— Типун тебе на язык! — не на шутку разобиделась Яна.
Леся пересчитывала черточки своего «календаря»: «Тридцать два, тридцать три… сорок три…»
— Сорок восемь дней я уже здесь, — подвела итог.
Ганна поражалась этой девушке. По утрам занимается гимнастикой. Вытребовала разрешение на чтение книг. Всегда в хорошем настроении — песни поет. Умеет и пошутить и посочувствовать, если тоска нахлынет.
— Слухай, Подолянко, — тихо позвала она Лесю.
Такое псевдо было обозначено на папке «дело №…», которую случайно увидела она у следователя. Девушка не отозвалась.
