потому что обошлось без ухаживаний и вздохов, но, с другой стороны, не сводилось все и к простому перепихону. Сладко было Артуру со Светой, просто на удивление сладко. Может быть, так сладко и легко, как еще ни с кем не было. Она вытворяла в постели такое… Да и не только в постели, но и на столе, и в кресле, и просто стоя… И при этом так стонала своим детским голосочком, такое говорила в предоргазменном угаре, что Артур «улетал», терял голову, становился ненасытным. В нем просыпалась какая-то сексуальная жестокость, ему хотелось, чтобы она орала еще громче, и она, действительно, орала не стесняясь. А потом, опустошенный и обессиленный, он не испытывал желания побыстрее смыться куда- нибудь, наоборот, в нем просыпалась какая-то нехарактерная для него нежность, ему нравилось гладить ее и трогать, и прижиматься к ее заднице — до тех пор, пока желание снова не захлестывали его… При этом Артуру было со Светой еще и интересно разговаривать — ее начитанность удивляла и интриговала не очень-то жаловавшего книги опера. И вообще, ему было лестно, что она не кто-нибудь, а журналистка — в те времена к представителям этой профессии относились, можно сказать, с пиететом. Артур, конечно, внешне никакого почтения не высказывал, наоборот, покровительственно посмеивался над Светланой, но в глубине души… Бог его знает, может быть, сказывалась и разница в образовании — у Светы-то было высшее гуманитарное, а у Тульского — сомнительное среднее…
И при всем при этом полностью в свою жизнь она его не пускала — у Светланы была масса каких-то встреч, каких-то непонятных дел, иногда она исчезала куда-то на несколько дней, ничего особо не объясняя и заставляя Артура испытывать (к его же собственному удивлению) нечто вроде уколов ревности… В общем, Тульский и сам не понимал, как он к ней относится. Но понимал, что как-то относится, потому что не было безразличия, и о новых, предстоящих встречах с ней он думал отнюдь не через силу… При этом он совсем не идеализировал свою пассию, трезво, по-оперски подмечал и ее женскую прагматичность (которую при подколках называл хитрожопостью), и взбалмошность, переходящую порой в капризность, и избалованность от привычного мужского внимания, и даже некоторую лживость… И все равно Артуру с ней было сладко…
…Очнувшись от грез, Тульский протянул руку к телефону, чтобы набрать номер Светланы — но аппарат зазвонил сам, прежде чем он успел снять трубку. Звонила Света — но обрадоваться такому совпадению Артур не успел — она чуть ли не плача тараторила нечто непонятное и требовала спасти ее от бандитов. Морщась от крика, Тульский несколько раз пытался перебить ее и понять, что же, собственно, случилось…
А случилась история действительно неприятная — один из Светиных ухажеров (часто изменявший ей со своей собственной женой) подарил ей на днях французские духи. Когда после ухода поклонника Светлана распечатала красивую коробочку, то унюхала совсем не парижские ароматы, а суровый запах польской контрабанды. Обманутая в лучших ожиданиях, журналистка Барышникова не постеснялась перезвонить ухажеру (нарвавшись сначала на жену) и выяснить, что духи были куплены за бешеные деньги в коммерческом магазине на Куйбышева. Света завелась и на следующий день нагрянула в модное кооперативное заведение. Вызвав хозяйку, она предъявила парфюм:
— Как вам аромат?
Света прыснула из флакончика себе на запястье и помахала ладошкой перед носом неприветливой женщины.
— Никак! — нервно ответила хозяйка, дама в постбальзаковском возрасте, которую величали Маргаритой Павловной.
— И это — «Магия»?
Хозяйка посмотрела на журналистку, как царь на жида:
— А вы, милочка, очевидно, постоянно пользуетесь французским парфюмом?
— А что, по вашему — рожей не вышла?!
— Ну, если вы настаиваете именно на роже…
— Что?! Короче — деньги назад! Уму непостижимо!!!!
— Оставьте, милочка, духи. Когда приедет поставщик, я ему покажу, и если он согласится…
— Вы глумитесь?!
— Я предлагаю… И не надо кричать, не в лесу!
— Хорошо, посмотрим, — Светлана аккуратно запаковала духи и грохнула коробочкой о прилавок: — Дарю! Их хорошо использовать в туалете вместо освежителя воздуха!
И журналистка Барышникова гордо вышла из магазина, показав свою независимость от стоимости товара. Через пару часов на адреналине, злости и своей неуемной энергии она набабахала заметку в номер — едкую, язвительную и разгромную по отношению к кооператорам вообще и к кооперативу на улице Куйбышева, в частности. По ярким и сочным метафорам чувствовалось глубокое погружение в тему. Редактор ржал над заметкой и даже поставил ее на первую полосу. Десять номеров газеты Светлана попросила водителя редакции завезти в магазин на Куйбышева, что он и сделал…
Маргарита Павловна, прочитав заметку, сначала взялась рукой за большую, еще упругую грудь, а потом среагировала не совсем адекватно — схватила сразу пять номеров газеты и попыталась их разорвать, а когда это не получилось, начала при продавщице помогать себе зубами… Спустя некоторое время она позвонила своей бандитской «крыше» — неким господам Пластилину и Чуму. Ребятки получали с Маргариты, и совсем немало, при том, что свои проблемы, в основном, она решала сама. Просьбами Марго обременяла пацанов редко, но метко: последняя случилась месяца полтора назад. Тогда Маргарита вычитала в появившихся модных книжках по эзотерике, что можно напрямую запитываться энергией из земли на могилах и потребовала, чтобы Пластилин сопроводил ее на это таинство. Пласт позакатывал глаза, но поехал — бизнес есть бизнес. Потом он рассказывал пацанам в «Корчме», что ему самому стало жутковато, когда она начала вонзать фиолетовые ногти в могильный холмик и выгибать спину..
В нынешнем телефонном разговоре Марго верещала так, что Чум был вынужден держать телефонную трубку дальше от уха, чем обычно.
— А где мы узнаем, кто она такая? — наконец понял смысл проблемы Чум. Визг в трубке перешел практически в ультразвук и полномочный представитель крыши отодвинул ее еще дальше и спокойно кивнул:
— Понятно. А где газету взять и как в редакцию позвонить?
— Не манает!!!! — Марго неожиданно с визга перешла на бас: — Это ваши проблемы, я за что вам плачу?!
Чум еще некоторое время слушал короткие гудки в трубке, потом философски вздохнул и, искренне считая, что от точки А до точки В самое короткое расстояние по прямой, начал набирать номер справочной. Дозвонившись до редакции, он представился секретарше сотрудником Гостелерадио и попросил телефон Светланы Барышниковой — такая подпись, по словам Маргариты, стояла под заметкой (а Света, действительно, редко пользовалась псевдонимом. Ей льстило, что некоторые считали ее родственницей известного танцора, эмигрировавшего в Америку).
Секретарша выдала номера, и рабочего и домашнего телефонов — как же можно отказать сотруднику Гостелерадио.
Ближе к вечеру Чум позвонил Светлане:
— Мадам, прежде чем удивлять мир статьями, вы бы с нами поговорили… Оно, глядишь, и не так накладно бы вышло…
— С кем я разговариваю? — с вызовом спросила Света.
— Со мной!
— А ты кто такой?!
Чум хмыкнул, посмотрел на сидевшего рядом Пластилина и других пацанов и ответил вежливо, но уже тоже перейдя на ты.
— Деловой партнер магазина, который ты размазала как манную кашу по тарелке. И что теперь прикажешь с тобой делать?
— А-а, крыша пожаловала! — Светлана возбудилась, решив, что на нее наезжают как на настоящего журналиста, мешающего мафии проделывать мафиозные грязные делишки. Эта мысль подняла девушку в ее собственных глазах.
— Ну и что ты хочешь?
Чум задумался. Марго требовала разобраться, а как с прессой надо разбираться — не объяснила. Он
