Катин мозг — он сначала попросил рассказать в мельчайших подробностях о ее личных встречах с Плейшнером, потом об обстановке, предшествовавшей встречам и способствовавшей им, затем Андрей отфиксировал все сплетни-слухи о Некрасове, докатившиеся в свое время до Катерины, все оценки, которые давали лидеру «портовской бригады» его «коллеги» по нелегкому бандитскому ремеслу.
Записывать пришлось много — так всегда бывает, сначала кажется, что о человеке, который был всего лишь знакомым, в памяти отложился совсем небольшой объем информации, но потом, при грамотном тестировании, начинают проявляться так называемые «пассивные» знания… То есть та информация, которую носитель не старался специально запомнить, на которую он не обращал внимания… Классическим примером эффективного использования «пассивных» знаний, кстати, являются те случаи, когда профессиональные гипнотизеры, погружая свидетеля какого-либо преступления в состояние транса, заставляют его как бы заново увидеть картину происшествия — с мельчайшими подробностями. Известен случай, когда с помощью гипноза свидетель сумел заново «прочитать» — то есть вспомнить — увиденный им мельком номер машины, на которой с места совершения преступления скрылись убийцы. Благодаря этой информации, позже их удалось найти и обезвредить…
«Пассивный отсек» человеческого мозга вообще хранит очень много информации — некоторые исследователи даже полагают, что человек по-настоящему никогда ничего не забывает… Всем, кто когда- либо учил иностранные языки, должно быть хорошо известно понятие «пассивная лексика» — то есть «вроде бы знакомые» иностранные слова носитель сам употребить в своей речи не может, но когда слышит их в устах другого человека, тут же вспоминает, что они означают по-русски.
Андрей, к сожалению, гипнотизером не был, поэтому «активизирование пассивных знаний» Катерины о Плейшнере вымотало обоих — когда Обнорский поставил точку в последнем законспектированном рассказе, стрелки часов показывали полночь, а количество исписанных листов перевалило за дюжину.
— Ну что, — сказал Серегин, сминая пустую сигаретную пачку и швыряя ее в корзину для бумаг. — С «профессором» более-менее ясно… Теперь надо по такой же схеме его «клевретов» отработать…
— Нет, — замотала головой Катя. — С «клевретами» завтра… Ты как хочешь, а у меня сил больше нет — совсем… Я больше не могу…
Андрей спорить не стал. Он тоже очень устал, и ему хотелось только одного — упасть в кровать и отключиться… Да, а ведь вроде бы и не лес они валили, не в шахте надрывались — а вот, поди ж ты… В эту ночь у Кати и Андрея не возникло даже мысли о каких-то любовных играх.
Утром, после завтрака, они продолжали свою «работу», начав разбирать «по косточкам» каждого известного Кате члена бригады. Перерывались они лишь на обед и ужин — ну, маленькие паузы, естественно, в счет не шли… Следующий день прошел по такому же распорядку. И еще один. И еще…
И только когда до отлета Серегина в Петербург осталось всего двое суток — стало ясно, что из Катиного мозга выжато все, что возможно было выжать и о Плейшнере, и о его бригаде, и о разных интересных криминальных разностях, время от времени случавшихся в Санкт-Петербургском Морском порту.
Еще полдня ушло на сверку составленных Серегиным конспектов — он хотел убедиться, что записал все правильно, что ничего не напутал… А потом Катя спросила его:
— И что же дальше?
Андрей молча пожал плечами и закурил очередную сигарету — его понемногу начало охватывать отчаяние, потому что, несмотря на обилие зафиксированной информации, никакого «озарения» так и не наступило… Докурив сигарету до самого фильтра, Серегин поднял воспаленные глаза на ожидающе смотревшую на него Катерину:
— Дальше? Дальше, Катя, предстоит самое сложное: теперь нам нужно, базируясь на вот этом хозяйстве, — Андрей похлопал ладонью по стопке исписанных листков, — придумать нечто эдакое… Грубо говоря, мы должны выдумать ловушку для Плейшнера — такую, попав в которую, он утянул бы за собой и Антибиотика. Тебе ничего такого на ум не приходит?
— Если честно, нет, — покачала головой Катя. Серегин вздохнул и потер пальцами левый висок:
— Вот и мне пока не приходит… Что-то такое крутится в голове, а конкретно сформулировать не могу, зацепки какой-то не хватает… Чувствую, что вот-вот, а не складывается… Ловушка… Нам нужна ловушка…
Катерина с тревогой всматривалась в его лицо — глаза Обнорского не замечали ничего вокруг, они горели каким-то жутковатым черным огнем, выдававшим страшное нервное напряжение, в которое вогнал себя Андрей… Катя вдруг подумала, что именно так, наверное, выглядят лица людей, находящихся на грани безумия. Эта мысль настолько испугала ее, что она насильно выдернула Серегина из-за стола и буквально накинулась на него с ласками и поцелуями — вовсе не из-за того, что ей внезапно очень захотелось близости, а для того, чтобы отвлечь Андрея… Ну, а потом уже, конечно, заработали здоровые инстинкты — и у нее, и у Обнорского, и взгляд у него, кстати, вскоре стал почти нормальным… Но даже в постели Катя не смогла отделаться от неприятного ощущения, что Андрей думает не только о ней — он был каким-то «зажатым», отстраненным, что ли… Позже, когда Серегин задремал, Катя заметила, что по его оцеженным векам пробегает еле заметная нервная дрожь, а губы кривятся, словно силятся сказать что-то… Минут через десять Обнорский вдруг открыл глаза, сел и сказал, словно и не спал ни мгновения:
— Кать, давай поиграем в такую «деловую игру» — ты будешь предлагать самые разные, самые дикие и экзотичные варианты «подстав», а я выступлю твоим оппонентом… Ладно?
Ему словно и дела никакого не было до того, что рядом лежит красивая голая женщина… Кате вдруг стало так обидно, что она чуть не расплакалась — но Обнорский и этого не заметил. Тогда Катерина, не выдержав, спросила его срывающимся голосом:
— Андрей… Андрей, извини, я… Я еще интересую тебя, как женщина?
— Конечно, — машинально ответил, Обнорский, продолжая витать где-то очень далеко, но потом до него, видимо, «дошло».
Он посмотрел на Катю, глаза его потеплели, ожили, и Андрей захохотал — звонко и настолько заразительно, что надувшаяся было Катерина тоже начала «подхихикивать». Отсмеявшись, Обнорский прижал ее к себе и сказал очень серьезно:
— Интересуешь, еще как интересуешь… Прости — пойми, пока я… пока мы не доведем это дело до конца, над нами словно будет висеть что-то… И это что-то будет нам очень мешать, как бы мы не пытались от него спрятаться. Единственный выход — разделаться со всей этой ерундой побыстрее… Понимаешь?
— Понимаю, — обречено кивнула Катя, — Я-то, как раз, все очень хорошо понимаю… И все равно — ты абсолютно ненормальный, ты просто псих, ты…
— Ты тоже мне очень-очень нравишься, — улыбаясь, перебил ее Обнорский. — Ты тоже самая чудесная, самая нежная, самая желанная… Катюшенька…
Под вечер они все же выбрались из квартиры на прогулку — и, бродя по зимнему Стокгольму, начали предложенную Обнорским «деловую игру», но никаких практических результатов она не дала. Хотя, как сказать, ведь отрицательный результат — это тоже результат, это еще одна пройденная ступенька… Серегин легко разбивал все предлагаемые Катериной варианты «ловушек» — но истина в этом споре так и не родилась… Когда они вернулись домой, Катя начала готовить ужин, а Андрей снова засел над своими записями — и снова все вокруг для него словно перестало существовать. Кате пришлось трижды окликнуть его — чтобы сообщить, что ужин готов и надо освободить стол от бумаг. Андрей взъерошил свои волосы, кивнул и сказал:
— Я, кажется, понял, почему картина не складывается…
— Почему? — спросила Катя, накрывая стол.
— А потому, — ответил Обнорский, раскладывая на коленях листки с записями, — что у нас в информационной базе есть одно очень большое упущение. Все наши данные — ну, большинство из них — они, так сказать «исторические»… Нет оперативной, самой свежей информации… Именно она могла бы дать толчок… Но где ее взять, где?
— И что же делать?
— Ничего, — покачал головой Серегин. — Вернее, продолжать делать все то же самое, что мы уже делали и делаем. Нужно думать, фантазировать, сочинять… Капля даже камень точит — значит, и мы что-
