проявлений межэтнической розни в южном регионе страны, когда венгры, сербы и румыны, подстрекаемые своими местными лидерами, тысячами истребляли друг друга, заставляли правительство собирать особые ополчения и участвовать в мирных переговорах. Румыны стали понимать, что для их национальной целостности Россия представляет не меньшую угрозу, чем Венгрия, а славяне – что Австрия, используя их для подавления венгров, выдвигавших национальные требования, также отнюдь не склонна уважать их собственные права. Кошут был просто счастлив, когда Николае Бэлческу, вождь валашской революции, подавленной в 1848 г., предложил свое посредничество в переговорах венгерского правительства с румынами Трансильвании. В результате 14 июля появился «Проект мирного урегулирования», в котором румынским гражданам Венгрии были предоставлены все национальные права, за исключением территориальной автономии. Те же самые принципы легли в основу закона о национальностях, проголосованного парламентом 28 июля и предоставившего всем национальностям равные права. В тот же день был принят также закон об эмансипации евреев. Эти законы стали образцом политического мышления нового типа не только в Венгрии, но и в общеевропейском масштабе. Поэтому не следует упрощать проблему, как это часто делает- /336/ ся, когда их объявляют последней соломинкой, за которую якобы пыталась ухватиться группа уже обреченных политиков.
Разумеется, меры эти были приняты слишком поздно, чтобы оказать хоть какое-то влияние на ход событий. После катастрофы под Темешваром вооруженные силы венгров сократились до 30 тыс. вымотанных солдат, имевших по полтора выстрела на одну винтовку. На драматическом собрании 10–11 августа члены правительства подали в отставку, в последний раз подписав официальный документ – приказ о предоставлении Гёргею диктаторских полномочий. Когда Кошут в сопровождении группы военных и гражданских лиц направился к границе Османской империи, Гёргей выполнил неизбежное: 13 августа признал безоговорочную капитуляцию, в Вилагоше сдавшись не Гайнау, а русским, все еще полагая, что это может облегчить участь побежденных. Однако такая выходка еще более разозлила австрийцев, и без того униженных прежними военными неудачами и необходимостью обращаться за внешней помощью. Между актами капитуляции венгров в Надьмайтене в 1711 г. и в Вилагоше в 1849 г. сходство ограничивалось самим фактом капитуляции. В первом случае при королевском дворе возобладали здравый смысл и государственный подход. Поэтому Вена и пошла с Венгрией на компромисс, отдаленная возможность которого витала в воздухе на протяжении всей той войны, которую Ракоци вел за освобождение страны. Напротив, во время войны 1848–49 гг. ни Франц Иосиф, ни Шварценберг или Гайнау ни на секунду не задумывались о возможности компромисса. Гайнау заявил, что он хотел бы лет на сто отвратить венгров от мысли о революциях, и организовал такую карательную операцию, которая потрясла своей жестокостью как современников, так и последующие поколения европейцев. /337/
VI. Начало новой истории в условиях старого режима
(1849–1918)
История Европейского континента в течение «долгого» XIX века подчинялась особому ритму, под влиянием которого периоды международных и гражданских войн сменялись периодами мира и спокойствия, образуя сложные взаимоотношения с процессами экономического и культурного развития регионов. После четверти века беспрестанного брожения, вызванного Великой французской революцией, Наполеоном и Наполеоновскими войнами, в Европе вдруг наступил мир. Это был консервативный международный порядок, рассчитанный на подавление любых попыток нарушить статус-кво, установленное миротворцами в 1814– 15 гг. в Вене. И хотя «союз Европы» (т. е. великих держав) довольно скоро выявил свои точки напряжения, в течение последующих десятилетий на континенте фактически не было войн. «Система» лишь время от времени проверялась на прочность отдельными эпизодами внутренней политической борьбы испанских либералов или итальянских карбонариев, греческих или польских борцов за свободу, немецких студентов и венгерских реформаторов. Однако в 1848 г. эти течения, объединившиеся в общий революционный поток, представляли собой серьезную силу. Верность «союзу» 1815 г. в последний раз была продемонстрирована Россией, оказавшей помощь Австрии при подавлении ею венгерского восстания, но уже тогда было очевидно, что венский договор более не жизнеспособен.
Международный порядок, основанный на принципах легитимизма и аристократизма, был вытеснен комбинацией режимов, которые, подчас не противореча этим принципам, тем не менее, явили новый тип авторитарной власти. Вторую империю Наполеона III историки часто называют и первой современной диктатурой. Однако, как и во /338/ Франции, система власти, созданная в Пруссии Отто фон Бисмарком, также опиралась на новую социальную базу, где аристократическая избранность верхушки свободно сочеталась с мелкобуржуазным мироощущением среднего класса и настроением широких народных масс. И даже контуры, набросанные Шварценбергом, по которым осуществлялась централизация Австрии в 1850-х гг., весьма отличались от прежних консервативных представлений. В то же время эти диктаторские режимы, рассчитанные на сохранение внутренней политической стабильности, стали входить в острые конфликты друг с другом. Десятилетия внутренних потрясений в условиях международного мира, растянувшиеся до 1848 г., закончились серией войн, которые между 1850 и 1870 г. перелицевали карту Европы. В результате появились объединенные Италия и Германия, а также независимые национальные государства на Балканах. Во время этих войн, особенно франко-прусской войны 1870 г., воюющие стороны в разной степени уже воспользовались преимуществами процесса механизации, или «индустриальной революции», первой половины XIX в. Затем вновь последовал долгий период мирного международного развития, который, если не считать Балканы, длился более четырех десятилетий и был весьма продуктивен для дальнейшего прогресса материальной цивилизации, основанной на современной индустрии и крупномасштабном производстве товаров массового спроса, обслуживавшем население обширных регионов континента.
Хотя плодами этого прогресса в той или иной степени пользовались все или же большинство людей, такие появившиеся в этот период термины, как «викторианство», «
Венгрия стала одной из жертв развития событий, которые сама же, в определенной мере, и предопределила, причем 1848–49 годы сыграли в них решающую роль, став своего рода поворотным пунктом. В течение этих двух лет страна дольше всех сумела продержаться, сражаясь за свою свободу и прогресс и бросив вызов союзу наиболее деспотичных из всех самодержавных государств Европы. Это привлекло к ней всеобщее внимание мировой общественности, причем за всю свою историю (быть может, за исключением 1956 г.) Венгрия такого интереса и одобрения не вызывала. Не исчезли бесследно и «апрельские законы». Хотя фактический суверенитет страны, современная парламентская форма правления
