Та вместо ответа поворачивается ко мне.
– Не возражаю, – киваю я.
– Потеряшка, ты и сам не пацан, должен все понимать... – смотрит она уже на него.
– Не надо. В курсе делов, – отвечает тот.
– Второй номер? Соло?
– Второй.
– Мы готовы, товарищ майор, – снова оборачивается Галина ко мне.
Галина ли?
Нет.
Теперь я понимаю, что тогда хотел сказать мне Рогозин. Передо мной стоит Гадалка. И в ее красивых глазах я абсолютно точно читаю приговор всем тем, кто сейчас убегает от нас по густому лесу. Они еще могут бежать, материться и щелкать затворами, видя угрозу в каждом шевелении листвы. Но все эти бандиты уже мертвы. Только сами этого еще не осознали до конца. Мне становится ясно, что же чувствовали те самые снайперши перед своей смертью. Наверное, это жуткое ощущение – понимать, что все твои потуги, как бы они ни были сильны, не могут ни на минуту оттянуть страшную развязку.
– Ну... с богом, ребята! – отступаю в сторону, освобождая им проход.
Гадалка лезет в подсумок и вытаскивает оттуда запасной магазин к винтовке. Я вижу пули, головки которых имеют темно-серый цвет. Это те самые... память услужливо показывает мне зияющие раны на спине бандита в башенке.
Сухо щелкнув фиксатором, встает на место магазин.
Не произнеся больше ни слова, снайперы уходят в сторону леса.
Оборачиваюсь к бойцам.
– Ну, куда ждем? Яму приготовьте, надо женщин похоронить.
Спустя час наши машины отъезжают от невысокой насыпи. Имен погибших мы не знаем, и поэтому на вкопанном в землю кресте их нет. Но мы помним... Помним все. Сгоревшие дома и покрытую черным пеплом землю. Трупы погибших и горящие надеждой глаза еще живых. Мы слышим их голоса и видим идущую по пыльной дороге колонну. И идем к ним навстречу...