выползет в коридор. Да и если клиент шумнуть успеет, тоже не так страшно.
Но клиент не успел. Главный мафиози почивал на помпезной кровати с балдахином, не иначе как оставшейся от прежней обстановки, и наших вкрадчивых шагов не услышал. (В замок и дверные петли я щедро налил масла перед тем, как их открывать.) Поэтому тяжелая рука, зажавшая ему рот и ухватившая за плечо (Ага: «Тяжелая рука легла на плечо и сказала…» Цитата), оказалась для бедолаги полной неожиданностью.
— Не надо кричать, Аретини, — тихо посоветовал я, светя хозяину в лицо потайным фонарем.
Месье Аретини, моргая и жмурясь, мычанием и телодвижениями выразил явное согласие. К чему его, несомненно, склонило лезвие кинжала, отблескивающее перед глазами. По моему знаку Мюрат убрал руку с его рта.
— Сколько? — сипло выдавил глава шайки.
Чем немало меня озадачил. Я только весьма отдаленно, по каким-то интонациям сообразил, о чем он. По счастью, сообразил быстро:
— Много, Аретини… Много!
— Деньги в шкафу. Возьмите все!
Что интересно — испугом от него и не пахло. Да, раньше люди были крепче… Но и я уже взял поправку на свое о нем представление.
— Спасибо, возьмем, — заверил я хозяина. И без паузы продолжил: — Только нам нужны еще ключи от «детской»…
Вот тут его проняло. Но не до конца. Он явно принимал нас отнюдь не за благородных мстителей парижских предместий. Похоже, у них тут какие-то свои внутренние разборки и зря я опять же решил, что им нечего опасаться. Стоило это обстоятельство учесть. Между тем жертва нашего наезда, сглотнув и проморгавшись, вгляделась в мою обтянутую капюшоном голову опять же без особого страха и поинтересовалась:
— Зачем вам?
Я резко прижал кинжал лезвием к его переносице. Левой рукой не забыв зажать шибко говорливый рот.
— Ключи! От «детской»! — Подождав, пока кровь из пореза стечет в глазницы, я убрал руки и повторил: — Где?
— Там же… В шкафу…
Вот теперь голос стал иным. А то сеньор явно считал сперва, что игра идет по другим правилам. Но слабость эта оказалась короткой… Сверкнув глазами, Аретини злобно выпалил:
— Только в «детской» никого нет! Вы опоздали!
Мюрат его чуть не удавил. Мне с трудом удалось его унять — так сильно Иоахим зажал клиенту рот.
— Ключи от шкафа, — не станет же он держать деньги в незапираемом шкафу, верно? Да и ключи от подвалов тоже…
— У меня… На шее… — опять сипло (еще бы) выдавил выходец из солнечной Италии.
Я быстро отыскал у него за воротом ночной рубашки шнурок с небольшим фигурным ключиком. Отдал его Жюно и кивнул на вышеозначенный шкаф: огромное бюро резного дерева — тоже явно из старого еще комплекта мебели. Вряд ли хозяин хранил деньги в шифоньере… Повернувшись к Аретини, спросил:
— А где же дети?
— Где и всегда. Отправились с покупателем. А новую партию еще не наловили. Так что лучше вам было прийти попозже, господа… — Этот мерзавец даже позволил себе ухмыльнуться. Да, раньше люди были… Впрочем, я об этом уже говорил. Но вот ухмыляться ему не следовало бы…
— Тогда вам придется кое-что рассказать нам взамен. Дорогой синьор Аретини… — окончание я произнес по-корсикански. Для пущего эффекта.
— Бу-ургундия! Нормандия! Шампань или Прованс… И в ваших жилах тоже есть огонь!.. Но — умнице фортуне, ей-богу, не до вас! Па-ака на белом свете… Пока на белом свете… Пока на белом свете… Есть Гасконь!
Это мы поем.
А чего не петь, как известно, когда уют? И чего не пить, когда дают… И не накладно… Ну вот и мы выпили. Теперь песни поем. Хором. Потому как выпито уже столько, что языковый барьер не помеха.
И это хорошо. Потому что на два языка сразу меня уже не хватит. А настроение поганое у народа развеять надо. Вот я и развеиваю. В данный конкретный момент — персонально Мюрата. Это для него про Гасконь. А вы что думали — перерезать два десятка спящих шибко просто? Сами попробуйте… Особенно если это в первый раз. И никакой тут разницы между мной и Мюратом с Жюно и Наполеоном нет. Пусть даже ни малейшего сожаления к этим ублюдкам ни у кого и не возникло. Я вообще под конец выблевал все, что в желудке имелось, — не удержался. Тем более трое из двадцати бабами были… Ну не воюют здесь так. Не умеют. Отправлять пятилетних детей на гильотину десятками за раз — это пожалуйста. Расстрелять толпу пленных без суда и следствия — тоже без проблем. А вот чтоб втихую вырезать спящих врагов — это извините. Не комильфо… Только вандейские крестьяне на такое способны… Самое смешное, что оба моих подельника — что Жюно, что Мюрат — практически так мне и высказали, когда все уже закончилось. В глаза, так сказать. Благородные люди… Хорошо хоть сразу не отказались…
Даже мушкетеры мои российского розлива прониклись, когда мы из этого особняка под утро выбрались. И даже Амперу поплохело. Хотя его там вообще не было. Можно догадаться, какой вид был у нашей троицы. Поэтому поехали мы по такому случаю к Жюно — для конспирации, блин — и там напились для расслабления. А уж дальше оно само пошло. Только гитару доставать пришлось (хвала Иллюватару, к тому времени уже день давно настал).
Заодно доразведку объекта произвели. Где обнаружили большое скопление народа вокруг дотлевающих развалин и висящего на воротах усадьбы (все, что сохранилось от забора) господина Аретини в ночной рубашке с табличкой «компрачикос» и размашистой буквой «Z», процарапанной на стойке ворот. Черт знает отчего мне на ум пришел именно Зорро — здесь-то про него пока что никто ни сном ни духом… Ну вот пусть и ищут от неродившейся селедки уши…
И не пойму уже — на каком я языке пою… На пьяном. Но вроде эффект нужный есть — слушают. Даже и сам не знал, что столько песен могу вспомнить. Но вспомнил. Что-то с памятью моей стало… Внезапно улучшилась, не иначе.
Самое, пожалуй, трагикомичное — это то, что из того самого бюро Аретини и других кое-каких — любезно предоставленных хозяином, блин — заначек мы выгребли общим счетом около десяти тысяч
