сотрудничество с Народной Россией, незатронутой кризисом.
Здраво оценивая масштаб 'германской угрозы', США лихорадочно искали выход из создавшегося положения. Дядя Сэм давно прижал прекрасную Францию в гостиной Европы, как называли пространство между Пиренеями и Рейном, и властно запустил ей руку под юбку, ощупывая соблазнительные округлости прелестницы и прикидывая, в какой позе её попользовать. Мадам время от времени попискивала, изображая оскорблённую невинность, и тогда Дядя Сэм указывал ей на север, где угрюмо ворочался тевтонский варвар, до глаз закованный в крупповскую броню: мол, я тебя подарками дорогими одариваю, а это чудище железное тебя попросту изнасилует, и спасибо не скажет. И прекрасная Франция вздыхала, томно закатывая глазки, и снова падала в цепкие объятья сухопарого заокеанского ухажёра. Американские кредиты были ей необходимы, чтобы хоть как-то залатать дыры в экономике и сгладить социальную напряжённость – социалисты прямо называли правительство Блюма 'правительством национального предательства', и на Елисейских Полях во весь рост маячил призрак Парижской Коммуны.
В награду за покладистость США намеревались сделать Франции ценный подарок – Испанию. Как союзник кайзеррейха Испания Америку никак не устраивала, а в качестве французского вассала страна коррид и серенад могла служить континентальным плацдармом для высадки американских дивизий в надвигавшейся войне. Под лозунгом 'восстановления демократических свобод' готовилось вторжение в Испанию французских войск, а на случай недовольства Италии французские субмарины (те самые, 'ботанические') уже крейсировали у Таранто и Бриндизи, выцеливая стеклянными глазами перископов итальянские крейсера. Однако Франко оказался не так прост: не желая оказаться между американским молотом и германской наковальней (кайзеру нужны были военно-морские базы в Бискайском заливе и Гибралтар, ключ к Средиземному морю), он объявил политику национального примирения. Побеждённых республиканцев никто не преследовал, а марокканцев, изрядно докучавших своими бесчинствами мирным гражданам Кастилии, Франко быстренько выдворил восвояси – гонять по Сахаре верблюдов. Несколько таборных вождей, пожелавших вместе со своими подданными навеки поселиться на испанской земле, которую они считали отвоёванной у неверных, погибли при загадочных обстоятельствах – то ли были убиты разбойниками, то ли растерзаны свирепыми хищниками, неведомо как объявившимися на берегах Гвадалквивира, – и 'марокканский вопрос' был закрыт. Повод для вторжения исчез, Франция осталась без подарка, а Испания каудильо сохранила нейтралитет (по крайней мере, официальный).
Италия тоже попыталась наложить руки на австрийское наследство, но руки эти у неё оказались коротки. Югославянские республики, припомнившие Италии её бездействие при разгроме Сербии, решительно воспротивились намерениям дуче, и тот не решился посылать своих берсальеров на горные склоны. Вместо этого Муссолини (по примеру Венгрии бравого адмирала Хорти) поспешил уверить кайзеррейх в своей искренней симпатии и фактически признал себя вассалом Великогермании (выговорив себе за это Грецию, которую, впрочем, надо было ещё взять).
Но в самом неприятном положении оказалась Англия, снедаемая тоской по былому величию, жаждой сохранить свою шатавшуюся империю, 'над которой никогда не заходит солнце' (или хотя бы её видимость), презрением к 'проститутке Франции', страхом перед растущим могуществом Германии и неприязнью к США, нагло предавших 'англосаксонских братьев' в ходе Мировой войны и воспользовавшихся их слабостью после неё (забывая при этом, что ученик всего лишь хорошо усвоил политические принципы учителя и творчески их применил). Британия и рада была проводить самостоятельную политику, привычно жертвуя кем угодно ради своих интересов, да здоровье не позволяло – без американских кредитных инъекций английская экономика начинала задыхаться и кашлять надрывно, хотя те же самые кредиты, использованные для надувания мыльного пузыря биржевых спекуляций, ввергли Соединённое королевство в жесточайший финансовый кризис, от которого его корёжило не меньше, чем США, его бывшую и 'неблагодарную' колонию.
Британия уже не могла держать в узде свои прочие колонии (не менее неблагодарные) – империя разваливалась. Бурлил Ближний Восток – турецкие аскеры, топча бунтующие племена бедуинов, соревновались с иранскими сарбазами за право подмять под себя Египет, а у Британии уже не было сил, чтобы одним грозным пушечным рыком разогнать их всех по углам. Япония откровенно точила катаны на Сингапур и, страшно сказать, на Индию; Море-Среди-Земель перестало быть английской вотчиной и вежливое послушание доминионов грозило в любой момент обернуться открытым неповиновением британской короне. Англия, желчно глядя по сторонам, прикидывала, куда ей податься – по всему выходило, что кроме как к заклятому заокеанскому другу прислониться не к кому: изрядно потускневшее величие Британии упало в цене и уже не принималось к оплате ведущими банками Европы.
Сыграли свою роль и давние деловые связи между Сити и Уолл-стритом, которые не смогли разорвать никакие конфликты, – Британия нехотя пристраивалась в кильватер США, приберегая, однако, увесистый камень за пазухой, чтобы при случае от души врезать им по откормленному затылку Америки.
Сложившаяся европейская конфигурация не нравилась Соединённым Штатам, однако Америка воздерживалась от резких телодвижений, и немаловажной причиной этого была неясная позиция Народной России. Русские исправно выплачивали проценты по кредитам и с самым простодушным видом подписывались на новые займы, но в американских деловых кругах нутром чуяли недоброе. Народная Россия вежливо, но твёрдо отклонила предложения о выкупе контрольных пакетов акций предприятий тяжёлой промышленности, построенных с американской помощью, и несмотря на заманчивые обещания золотых гор, омываемых кисельными реками с молочными берегами, не изменила своей внутренней экономической политики: на откуп частному капиталу отдавалась кондитерские и парикмахерские, лавки и магазины, пошивочные и обувные мастерские и сфера услуг, а во всех стратегически важных отраслях, включая добычу полезных ископаемых, допускалось только его долевое участие. И Россия, невзирая на высказываемое вслух неудовольствие США, продолжала сотрудничать с кайзеррейхом, и контуры этого сотрудничества всё больше напоминали союзнические. Это не оставалось незамеченным, и Америка всё чаще задавала себе вопрос: а так ли просты эти 'монголо-татарские казаки', как кажется?
И всё-таки США вели себя в Европе не слишком активно, и причина тому была очень простой: кризис, рухнувший на западный мир в начале тридцатых. Кризис был неизбежен, как дождь после долгой жары, – капитал, гипнотизируемый магическим словом 'прибыль', переливался из промышленной сферы в сферу финансов, где эта прибыль была на порядок выше, причём без рисков, присущих реальному производству. Мыльный пузырь спекуляций надувался и лопнул, забрызгав с ног до головы всех его надувавших и оставив им только лишь память обо всех цветах радуги, коими он переливался в процессе надувания. Кризис потряс США до основания, и правительству президента Рузвельта пришлось пойти на те же 'недемократические' меры, которые применялись в 'тоталитарных' Германии и России.
Суть этих мер была очень простой – разрушительная активность частного капитала была поставлена под контроль государства. Государственные работы – строительство дорог и мостов – обеспечили занятость миллионам отчаявшихся американцев, но главное – вектор американской экономики был переориентирован на федеральные военные заказы. Формула 'деньги-товар-деньги' содержит в себе одну хитрую закавыку: чтобы произведённый товар, в который вложены деньги, обернулся новыми (и б
Но так далеко почти никто не заглядывал, и Соединённые Штаты приняли обширную судостроительную программу, имевшую целью дать Америке флот, по меньше мере равный флотам Британии, Германии и Японии вместе взятым (американские стратеги допускали гипотетическую возможность создания даже такого союза, на первый взгляд немыслимого). Хозяева оружейных концернов потирали руки в предвкушении сказочных барышей: кроме флота, Америке требовалась ещё и сильная армия, создавать которую надо было практически с нуля.
Вся чудовищная экономическая мощь США переходила на военные рельсы, и новая мировая война стала абсолютно неизбежной, несмотря на миролюбивый лепет Лиги Наций.
И в Европе уже определилась точка, в которой давление пара должно было прорвать обшивку
