Но почему «даже со слов бестолкового в русских делах Эренбурга видно, что Власов и в Берлине оставался тем же, кем он был под Перемышлем, под Киевом, под Москвой и в Мясном Бору на Волховском фронте — Русским человеком; что, как и в Битве под Москвой, в Берлине он выполнял один и тот же приказ одного и того же человека — Сталина»?…
Откуда это видно?
Из каких слов Эренбурга?
Главное же, нелепейшее предположение, будто в Берлине Власов выполнял приказы Сталина, подается тут как бесспорный, не нуждающийся ни в каких дополнительных доказательствах факт.
И тут, хотя генерал Филатов и не любит Эренбурга, трудно не заметить его духовного родства с Ильей Григорьевичем.
Эренбург был убежден, что вся советская история России совершается для него и при его непосредственном участии.
Филатов убежден, что вся тайная история сопротивления мировому масонству совершается вокруг него и при его непосредственном участии.
При этом и тот и другой, подобно картежным шулерам, сбрасывают под стол неудобные факты.
Филатов— с простоватой генеральской неуклюжестью, а Эренбург — с еврейским апломбом и невозмутимостью.
«Среди ночи Власов разнервничался: немцы осветили небо ракетами, перебрасывая пополнение.
Рано утром Власова вызвали по ВЧ.
Назад вернулся взволнованный.
— Товарищ Сталин оказал мне большое доверие…-сказал он и добавил, что получил назначение на Волховский фронт.
Мгновенно вынесли его вещи. Изба опустела. Сборами командовала Маруся в ватнике, Власов взял меня в свою машину — поехал на передний край проститься с бойцами».
Ну, да Бог с ними, эренбургами и Филатовыми…
Вот мы и подошли к поворотному в судьбе Андрея Андреевича Власова моменту — назначению его на Волховский фронт. [53]
Официально он назначался заместителем командующего фронтом, но похоже, что у Сталина были насчет Власова более серьезные намерения.
В уже цитировавшихся нами воспоминаниях Никита Хрущев пишет: «Когда Власов оказался изменником, Сталин вызвал меня и зловещим тоном напомнил мне о том, что именно я выдвинул Власова на пост командующего 37-й армии. В ответ я просто напомнил ему, кто именно поручил Власову руководство контрнаступлением под Москвой и даже предполагал назначить Власова командующим Сталинградским фронтом. Сталин оставил эту тему и больше никогда не возвращался к ней…»
Никита Сергеевич — большой выдумщик.
Разумеется, никогда бы не посмел он напоминать Сталину о его промахе. Не те отношения были…
И тем не менее разговор этот несомненно состоялся. Только не в реальности, а в воображении самого Хрущева…
Узнав о предательстве Власова, Хрущев вспомнил о своем промахе в Киеве в августе сорок первого года и, ожидая вызова к Сталину, десятки, а, может, и сотни раз перебирал все аргументы в собственную защиту.
Иосиф Виссарионович по каким-то своим соображениям так и не стал укорять Никиту Сергеевича киевским проколом, но Хрущев каждый раз ждал разговора, трусил, и, наконец, ему стало казаться, что разговор состоялся на самом деле.
Поэтому свидетельство Хрущева, что Сталин обдумывал, не назначить ли ему Власова на Сталинградский фронт, не кажется нам нереалистичным. И тут нас не должно смущать то обстоятельство, что как таковой Сталинградский фронт был образован только 12 июля 1942 года. Подготовительная работа велась, когда Власов не сдался еще в плен, и фамилию Власова Сталин вполне мог назвать в списке возможных кандидатур на должность командующего.
Забегая вперед, напомним, что формально с конца апреля 1942 года Власов не имел никакой должности, поскольку Волховский фронт благодаря интригам М.С. Хозина был тогда расформирован.
Но если при обсуждении кандидатур на должность командующего Сталинградским фронтом летом сорок второго года фамилия Власова только называлась в списке других, то назначение Власова командующим Волховским фронтом было вопросом недель или дней.
8 марта 1942 года Власов был приглашен в Кремль к И.В. Сталину. О чем шла речь на этом совещании неизвестно, но кое-что можно сообразить по составу участников.
Первым у Сталина, в 21 час.45 мин., появился К.Е. Ворошилов. Член ГКО и Ставки ВГК, бывший главнокомандующий войсками Северо-Западного направления, бывший командующий Ленинградским фронтом, Ворошилов хотя и оказался оттесненным от практических дел, но пока как бы продолжал курировать ленинградскую проблематику.
Двадцать минут Сталин и Ворошилов говорили наедине, а потом в кабинет были приглашены высшие руководители партии и правительства — Г.М. Маленков, В.М. Молотов и Л.П. Берия.
Едва они расселись, как вошли Б.М. Шапошников, А.М. Василевский, П.Ф. Жигарев, А.А. Новиков, А.Е. Голованов и А.А. Власов.
Совещание, начавшееся в 22.10, длилось до полуночи.
В 24.00 И.В. Сталин отпустил Б.М. Шапошникова, А.М. Василевского, П.Ф. Жигарева, А.А. Новикова, А.Е. Голованова и А.А. Власова и провел пятнадцатиминутное совещание-политбюро с К.Е. Ворошиловым, Г.М. Маленковым, В.М. Молотовым и Л.П. Берией{22}.
Состав участников совещания любопытен.
Легко можно выделить три тройки.
Правительственно-партийная — Маленков, Молотов и Берия.
Штабная— начальник Генерального штаба Б.М. Шапошников, его заместитель А.М. Василевский, плюс сам К.Е. Ворошилов.
И, наконец, — авиационная тройка.
Командующий ВВС П.Ф. Жигарев, командующий авиацией дальнего действия А.Е. Голованов, командующий ВВС Ленинградского фронта А.А. Новиков.
Совершенно очевидно, что на этом совещании вырабатывалось некое стратегическое решение, и без особого риска ошибиться, можно предположить, что речь шла об операции по деблокаде Ленинграда.
Существенная роль в операции — обратите внимание на обилие авиационных генералов! — отводилась военно-воздушным силам, ну, а главное командование наземными войсками И.В. Сталин, по-видимому, собирался отдать А.А. Власову, который один и представлял на этом совещании наземные силы…
Во всяком случае, сам Власов после разговора со Сталиным именно так и считал.
«Дорогая и милая Аля… Что можно сказать о себе?… Бьем фашистов крепко и готовим им крепкие весенние подарки еще сильнее… Ты прекрасно знаешь, что куда твоего Андрюшу ни пошлет правительство и партия — он всегда любую задачу выполнит с честью». [55]
«Дорогая Аня, милая, любимая, родная!… Недаром я получил звание генерал-лейтенанта и орден Красного Знамени и я два раза лично беседовал с нашим великим Вождем. Это, конечно, так не дается. Тебе уже, наверное, известно, что я командовал армией, которая обороняла Киев. Тебе также известно, что я также командовал армией, которая разбила фашистов под Москвой и освободила Солнечногорск, Волоколамск и др. города и села, а теперь также командую еще большими войсками и честно выполняю задания правительства и партии и нашего любимого вождя тов. Сталина».
Об этом же свидетельствуют показания Марии Игнатьевны Вороновой, той самой «Маруси в ватнике», о которой упоминает И.Г. Эренбург.
На допросе в НКВД 21 сентября 1945 года Мария Игнатьевна рассказала, что знает Власова с 1942 года по 20-й армии, а затем и по 2-й Ударной.
— В сорок втором году,-говорила она, — в феврале поступила, как вольнонаемная, на службу в 20-ю армию. Служила в системе военторга шеф-поваром. В полевых условиях после Наро-Петровска была переведена работать в столовую Военного совета 20-й армии. В начале марта 1942 года Власов был вызван в Москву, куда взял, кроме своего непосредственно подчиненного состава и меня, как повара. Из Москвы,
