надо.
Рита умолкла. Ей не хотелось отвечать мамиными словами. Скорее всего, трубку перехватил бы папа... Петруша тоже захотел бы посмотреть, что случилось с сестрой.
«Но волосы отмоются», – отрастут, сказала себе Рита и смело посмотрела в зеркало. Бабушка права: жизнь – качели. Так и летаешь на них: от хорошего – к плохому, от плохого – к хорошему.
Но... кто это там, в глубине стекла? Это не ее лицо, это лицо Ивана. Неужели... неужели перевоплощение, которое начала она сама, продолжается?
– Привет. – Она увидела, как двигаются губы на широком лице. Быстро обернулась.
– Фу-у, ты так тихо вошел, я не слышала.
– Вот, – сказал он, – тебе.
– Что это? – Она смотрела на сверток.
– Подарок. Я хотел дождаться дня рождения, но не мог.
Рита приняла сверток, перевязанный зеленой ленточкой.
– Ого, – пробормотала она. – Что это...
Пальцы развязывали узелок на ленте, он был странный, но Рита умела распутывать самые замысловатые. Папа научил, когда пытался вырастить из нее девочку с мальчишескими талантами. Правда, мама быстро остановила его, пообещав родить настоящего мальчика. А девочка пускай ею останется. Но кое-чему он успел научить Риту.
Рита развернула бумагу. Ого! Она увидела то, о чем мечтала. Она держала в руках унты из оленьего меха, расшитые бисером. Рита сразу узнала солнечные круги – особый знак семьи Ивана Гришкина. Но в орнамент входили не только они.
– Елочки-человечки-тропинки-речки... – бормотала Рита.
– Твой размер, – заметил он. – Когда ты спала у нас дома, я измерил твою стопу, – признался Иван.
– Ты? Я не слышала...
– Нет, – он улыбнулся. – Ты пробежала двадцать километров на лыжах. После этого спят, как говорит отец про ездовых собачек, без задних ног.
Рита покраснела.
– Я мог бы измерить твой след на снегу, – добавил он, – но тогда размер вышел бы неточным. Мама хотела и девочки тоже, чтобы они тебе подошли. Они шили их все вместе. Украшали тоже.
Она хотела кинуться ему на шею, расцеловать его. Сказать, что целует вовсе не его, а его маму, сестер... Но удержалась.
– Спасибо, Иван. Передай своей маме и девочкам, что я... что мне... Ну в общем, здорово...
– Надень, – приказал он. – Я должен им сказать правду.
Рита нахмурилась, неуверенная, что надела носки без дырок. Ей было лень штопать шерстяные носки.
– Ну... ладно, – пробормотала она, сбросила правый сапог, быстро засунула ногу в один унт.
– Как раз, – выдохнула она с облегчением по двум причинам сразу. Носок в порядке, и унт подошел.
– Второй, – монотонным голосом приказал Иван.
Рита подчинилась.
– Все отлично, – сказала она, пройдясь по комнате. – Я теперь настоящая манси? – Иван наклонил голову набок, испытующе глядя на Риту. – Не спорь, очень важная комиссия признала во мне тебя.
– Конечно, признала, потому что ничего не понимает, – Иван поморщился.
– Разве я плохо вошла в твой образ? Никогда не соглашусь!
– Никогда не надо соглашаться, если считаешь по-другому, – спокойно заметил Иван. – Эти унты – благодарность всей моей семьи.
– Ты им рассказал? – Она быстро повернулась к нему.
– Конечно. У меня нет тайн от семьи, – говорил Иван, любуясь унтами на Ритиных ногах. – Скажи, ты была когда-нибудь в Новосибирске?
– Никогда, – ответила Рита и почувствовала, как настроение упало. Но она снова посмотрела на яркие унты и повеселела, они вернули ей солнечный свет. – Как в них тепло! – Она села на стул и постукала унтами друг о друга.
– Я думаю, там можно в них ходить, – продолжал Иван.
– В них можно ходить даже в Москве! – воскликнула Рита.
– В Москве? Ты там была?
– Нет, – сказала Рита. Она уже открыла рот, чтобы рассказать Ивану новость – ее отца переводят в Москву. Но он огорчится, а ей не хотелось.
Все так хорошо они продумали – после окончания учебного года директриса везет их в Новосибирск. Иван устраивается в музыкальную школу, ее открыли выпускники консерватории, увлеченные этнической музыкой. Со всего Севера и Сибири они собирают талантливых ребят, учат, а потом создают ансамбли и везут на гастроли. Иван рассказывал, что такие, как он, «звенящие мальчики», выступали в Германии, Швеции, Финляндии, Венгрии.
Рите приготовлено место в спортивной школе, у брата Галины Даниловны. Он набирает группу будущих биатлонистов.
На самом деле Рита мало что знала о биатлоне. Только главное – надо хорошо бегать на лыжах и метко стрелять. Похоже, у нее талант к тому и другому. А брат Галины Даниловны соединит ее таланты.
«А теперь – кто знает, что будет», – думала Рита.
– Прогуляем их? – спросил Иван, указывая на унты.
Рита вскочила.
– Конечно. Вот если бы еще надеть малицу...
– Наденешь мою, – сказал Иван.
Рита быстро оделась, они вышли. Уже нет такого мороза, как зимой, по неясным признакам, по запахам ясно – скоро весна.
Зазвонил мобильник, Рита выдернула его из кармана. На дисплее высветилось: «Мама».
– Привет, мам!
– Рита, мне позвонила Галина, она объяснила, какая ты у нас талантливая спортсменка.
– Ха-ха-ха! – отозвалась Рита, оттягивая момент, когда мама скажет что-то важное. Она чувствовала это по ее тону.
– Так вот, мы с папой подумали, что ты уже достаточно взрослая, чтобы решить. Если хочешь воспользоваться случаем, то есть грантом, можешь поехать в Новосибирск. Галина говорит, все воспитанники ее брата становятся чемпионами. Сейчас спорт – хороший бизнес, кроме всего прочего.
– Мне дали грант на год, мам! – Рита чувствовала, как сердце зашлось от радости. – Если я окажусь бездарью, я сразу прилечу к вам.
Теперь смеялась мать.
– Конечно, куда еще лететь бездари! Никто, нигде ее не ждет, только родители и дом. Но я приеду в Тюмень летом, ты тоже. Соберем вещи и разъедемся, – она хрипло засмеялась. – Да, дочь, жизнь – это качели, но не мы их раскачиваем. У тебя все в порядке?
– Конечно. Все прекрасно. Знаешь, что на мне сейчас?
– Что? – с опаской спросила мама, представив ненавистные рваные джинсы или еще что-то, вроде пирсинга.
– Унты и малица. Унты мои собственные, их подарил мне мой друг Иван. И его малица.
– А... он в чем же? – В некоторой растерянности спросила мама.
Рита услышала ее растерянность.
– Как в чем – в куртке. Это его концертная малица. Он певец. Он «звенящий мальчик».
– Послушай, какой-то треск на линии, я плохо понимаю. Главное, ты одета по погоде, я правильно поняла?
– Ладно, мам, целую тебя, папу, Петрушу.
– Мы все тоже тебя целуем. А Петруша рисует тебя на Севере. Он собирается сделать альбом. Да, передай привет другу Ивану.
– Обязательно.