ниже опустить как следует непричесанную с утра белокурую голову, чтобы скрыть этот предательски стыдный детский румянец. Вот в самом деле, что я за человек такой: стоило бабушке заговориться с соседкой, так я сразу же и унеслась прочь совершенно растрепанной – просто забыла провести расческой по волосам.
Валентин Григорьевич, по бабушкиному же определению, являл из себя «большую шишку на ровном месте», так как он не только председательствовал на наших дачах в летнее время, но и работал заместителем директора центрального издательства. В председатели его уже много раз подряд выбирали единогласно и единодушно, ходили упорные слухи, что он может «со всеми договориться» и «все достать». Еще года два назад, например, мне было очень любопытно узнать, а смог бы Валентин Григорьевич договориться с каким-нибудь приведением или же достать белого пони, но спросить я стеснялась. С замиранием сердца я тогда думала: «А может, он и вправду Великий Магистр волшебства, второй Волшебник Изумрудного города!», но теперь это было мне без разницы: выросла и перестала так верить в чудеса.
– А что ты любишь читать, милая и прелестная девушка Ника? – приятно польстил мне первый местный кандидат в садово-огородные Маги и Волшебники.
– Да я обычно прочитываю почти все, что в руки попадает. Лишь бы было не слишком скучно. Сейчас вот опять перечитываю «Анжелику – маркизу ангелов» – это про одну французскую девочку, живущую в XVII веке. А еще «Мопра» Жорж Санд про разбойников. Здесь поблизости ведь нет библиотеки, приходится как-то обходиться, – честно и прямо отвечала я, чисто интуитивно начав ожидать возможность подарка от местного чародея своей милой и прелестной особе. О библиотеке председателя в окрестностях прямо легенды ходили.
– Анжелика… Вероника… – растяжно произнес Валентин Григорьевич два этих имени, как бы смакуя эти звуки на легком предвечернем ветру. – На мой взгляд и вкус, твое имя красивее. В нем звучит сама небесно-голубая Италия. Верона – город, в котором родилась Джульетта. Кстати сказать, прелестная девушка, в моей избушке так же, как и в московской квартире, имеется очень неплохая библиотека. Особенно много хороших книг по искусству. Ты всегда можешь забегать и выбирать себе для чтения все, что понравится. Твоя любимая Анжелика также наличествует в виде «Анжелики в Новом Свете». Скорее всего, продолжение, однако сам не читал – не знаю.
– А когда вы будете дома?
Очень обрадовалась я такой фантастической возможности. На загородной даче действительно туговато приходилось с книгами, все, что было возможно, я уже давно по два раза перечитала. Кроме того, внутри меня окрепло чувство уверенности, что добрый председатель хочет насовсем отдать мне ненужную ему книжку про Анжелику. Зачем она ему и в самом деле, если не читал и не собирается? Только место в шкафу занимает и собирает пыль.
– Я только переговорю со сторожем и сразу же вернусь. Через час обязательно приходи.
Мы чинно раскланялись, очень довольные друг другом. Я была рада получить книги, а чему радовался председатель, оставалось неизвестным, но не столь важным.
Тщательно умывшись, причесавшись перед круглым настольным зеркалом и заплетя волосы в две толстые косички пшеничного цвета, я со вкусом пообедала бабушкиными щавелевыми щами и пирожками с мясом, капустой и луком с яйцами. Потом немного поиграла с кусачей саранчой, в конце концов смертью заплатившей за свои укусы. Как только стрелки часов приблизились к нужному времени, я, предупредив бабушку о необходимости ловли в поле дополнительного состава вредных насекомых (она опять торопилась к соседке с каким-то лекарственным средством, помогающим при артрите, подагре и склерозе, и не была так уж сконцентрирована на моих шалостях-активностях, как обычно), быстрым пружинистым шагом отправилась в гости к председателю. Окруженный высокими соснами, стоящий на светлом сухом пригорке, его большой рубленый дом был пока единственным, который имел почему-то запрещенную кооперативным уставом к строительству «ломаную» крышу нетрадиционной формы. Ах, сколько же «копий, стрел и булав» металось и ломалось на каждом садоводческом собрании из-за этих самых крыш. Совсем я не могла уразуметь, почему их нельзя было строить; по-моему, они выглядели очень красиво, а особенно при полном остеклении с торцов, как у Валентина Григорьевича.
Валентин Григорьевич мирно пил чай на сверху донизу застекленной веранде в уютном перекресте искоса падающих золотистых лучей. Он уже успел переодеться в мягкую клетчатую рубашку из фланели и, предмет моей особой тайной мечты, отличные голубые джинсы «Леви Страус».
– А, пришла прекрасная, как фея, Вероника. Прошу к столу пить чай с вишневым вареньем. Варенье сам варил, поэтому внутри ягод не косточки, а грецкие орешки. Адский был труд, надо признаться, но у меня есть немецкий автоматический косточковыдавливатель.
Любезно и уважительно, совсем как взрослую, пригласил меня войти очень радушный и ласковый хозяин. В большую, всю в розах снаружи и внутри, чашку ароматного чая он щедро добавил мне изумительно красивой, ярко-изумрудной по цвету жидкости из ребристо-льдистой заграничной бутылки необычной квадратной формы с золотой этикеткой. Я даже не успела вежливо возразить.
– Очень улучшает вкус чая, это «Мидори» – бразильский ликер из дынь. Надеюсь, тебе понравится.
«От зеленого вина отрекалася она», – почему-то вспомнились стихи Пушкина про русскую Белоснежку, но вкус чая действительно намного улучшился, и мне понравилось. Я поблагодарила Валентина Григорьевича, и он жестом фокусника откуда-то достал, небрежно снял упаковочный целлофан и раскрыл для меня огромную, черную и волнистую, как ночное море, коробку с доселе мною невиданными сверкающими прозрачной фольгой всех цветов радуги французскими настоящими конфетами с коньячной начинкой. От удивления я потеряла дар речи: мама и бабушка всегда старались уберечь от меня мало- мальски приличные конфеты для взрослых гостей. Для гостей, и лишь для них раскрывались новые коробки с шоколадным «Ассорти», хотя они и на четверть не выглядели так шикарно, как эти. Я догадалась, что только для меня в изящной хрустальной вазочке разложены пирожные эклер, наполеон и корзиночки, и с огромным удовольствием съела по каждому типу.
Расслабленно сидя напротив меня на широкой полированной сосновой скамье с высокой резной спинкой, Валентин Григорьевич попивал не только чаек, но и красное французское «Каберне» попеременно, а возле него небрежно лежала стопка никогда ранее мною не виданных, но очень красивых глянцевых журналов. Журналы назывались «Playboy», и на всех без исключения обложках были изображены роскошные голые красавицы. Мне шел тринадцатый год, и обнаженную натуру обоих полов нам уже вовсю ставили в художественной школе, но все равно ужасно хотелось полистать прямо-таки излучающие свет крупноформатные иностранные страницы, похожие на окно в другой, почти божественный мир, однако спросить об этом прямо я все-таки постеснялась.
Наш проницательный председатель, видимо, как им, председателям, полужрецам и знатокам человеческих душ положено, как-то очень быстро догадался о мучительной душевной борьбе ребенка «и хочется, и колется».
– Если желаешь, Вероника, то можешь полистать журналы. Ведь ты уже взрослая девушка, – дал он мне мягкое, расслабленное, ласковое разрешение. Я кивнула, недолго раздумывая, журналов было много, и хотелось успеть пролистать все.
Еще не совсем осознавая почему, но две прехорошенькие белокурые сестрички-близняшки в песцовых горжетках и на высоченных каблуках – то было все их обмундирование полностью, если не считать больших кольцеобразных серег, привлекли мое особо пристальное внимание. Я точно видела их где-то раньше, но не могла вспомнить, сколько ни старалась, а лишь напряженно рассматривала с некоей смутной и неопределенной мыслью, которая ну никак не желала всплывать на поверхность сознания.
– А ведь они похожи на тебя, как две капли воды, и только чуть-чуть старше, – внезапно услышала я где-то над собой совсем близкий голос: оказывается, председатель и заместитель директора в одном лице пересел на скамью ко мне, а я и не заметила.
– Вот тебе книги: твоя «Анжелика в Новом Свете», а еще «Лолита». «Лолита» – это рассказ о девочке твоего возраста, а написал его писатель Набоков – великий русский классик.
Я с покорным вздохом приняла довольно, на мой взгляд, толстый роман классика из пухлых, почти женственных рук Валентина Григорьевича, сделала заинтересованное лицо и принялась вежливо- внимательно перелистывать страницы, не особо вчитываясь в содержание.
Русских классиков, особенно Достоевского и Чернышевского, бабушка и так заставляла меня читать каждый божий каникулярный день не меньше, чем по два часа, утверждая с несгибаемым упорством, что
