«Манифеста»: «…рабочие, вынужденные продавать себя в розницу, представляют собой такой же товар, как и всякий другой предмет торговли, а потому находятся в зависимости от всех случайностей конкуренции, от всех колебаний рынка». Она пояснила, что такое «розница», как понимать «случайность» и как между капиталистами возникает «конкуренция», но Оскар, вздохнув, потер лоб, на этот раз обеими руками.
— Мужчина продавать себя? — Его лицо вмиг покраснело. — Ходить на рынка?
Он замахал тяжелыми кистями рук и опустил глаза.
— Пан не розумие? — спросил Проминский, привставая со стула. — То ж есть ясно.
— А вы… всё понималь? — обидчиво выпалил Энгберг.
Это было так неожиданно, что Ян Лукич встал и развел руками. Потом подошел поближе и заговорил спокойно, рассудительно:
— Немножко розумем. Естэм роботникем. И пан Оскар — роботник. Мы — на еднэм заводе. То — наш рынэк. Так, пани Надя?
— Да, Ян Лукич, — подтвердила Крупская, — так надо понимать эту строку из «Манифеста».
— А наш товар, — Проминский несколько раз, будто подымая тяжесть, согнул руки в локтях, — сила! Больше продать у нас ничего нет.
— Совершенно точно, — снова подтвердила Крупская. — Спасибо вам, Ян Лукич.
Оскара глубоко задела эта ненарочитая благодарность. Стало неприятно: Проминский сразу понял прочитанное, а ему, Энгбергу, растолковывают вдвоем, как маленькому, и он, раздраженно поднявшись, пошел к двери.
— Куда же вы, Оскар Александрович? — окликнула Надежда Константиновна. — У нас еще одна страничка.
Приостановившись у порога, он потер лоб:
— Голова сталь больной.
— Ой, так ли?
Энгберг, покраснев больше прежнего, поклонился и вышел.
— Забыли свои записи. — Крупская бросилась вдогонку и уже на крыльце отдала тетрадку. — Завтра, как обычно, в это же время. Надеюсь на вашу аккуратность.
От волнения она широко распахнула дверь в маленькую горницу:
— Извини, Володя, что помешала. Он ушел среди урока.
— Кто ушел? Оскар? — Владимир порывисто встал. — Да как же так? Заболел, что ли?
— Я… Как это по-русски? — Проминский, позабыв, что у него дымится трубка в руке, вошел в открытую дверь. — Виноват есть.
Владимир Ильич, не замечая едкого табачного запаха, стал расспрашивать, как это произошло. Потом сказал:
— Ничего. Устроим каникулы. Мы с Яном Лукичом сходим…
Вспомнив о дымящейся трубке, Проминский шагнул в прихожую. Владимир Ильич остановил его:
— Я сегодня работать уже не буду, — можно и здесь подымить. У нас же Елизавета Васильевна курит… Так, дорогой мой Ян Лукич, наконец-то мы сходим на рыбалку. За налимами! С колокольчиками! Потом с тобой, Надюша, побываем за Енисеем. Тебе давно хотелось. А Оскар одумается. Придет. Не может не прийти. И мы ему позднее как-нибудь напомним в мягкой, шутливой форме, что временем надо дорожить, — его у нас не так уж много.
4
В канун петрова дня, для шушенцев не только долгожданного розговенья, но и престольного праздника, звонарь вызванивал в мелкие колокола что-то похожее на разудалый перепляс. Богомольцы расходились от вечерни.
Владимир Ильич шел навстречу им. У ворот церковной ограды столкнулся со Стародубцевым.
— Вовремя идете, — сказал учитель и, приподняв фуражку, многозначительно добавил: — Оба там.
— Кто «оба»? Мне нужен только священник.
— Без псаломщика не обойдетесь. Я венчался — знаю. Сейчас они учинят вам «обыск», с божьей помощью.
— Хорошо, что не с жандармской.
— В церковную «обыскную» книгу запишут. «По указу его императорского величества».
— И в церкви «по указу»?! Как говорится, к каждой бочке гвоздь!
— Такой уж порядок. А вы, позвольте полюбопытствовать, кого в посаженые отцы попросите?
— Никого. Абсолютно никого.
— По обычаю полагается. И мне слышать довелось: Симон Афанасьевич счел бы за честь. Говорят, готов тройку с бубенцами…
— Знаете что? — Владимир Ильич взял учителя за пуговицу пиджака. — Я послал бы его к черту, но вы постесняетесь передать. Скажите только: как-нибудь без него обойдемся.
— И лучше будет… А у меня к вам сердце повернулось, когда вы помешали мужикам на кулачки сойтись, ребятишек остановили. Потом грифельные доски помогли…
— Трав да кореньев собрали?
— Есть белена, дурман. Солодкового корня накопаем. Осенью соберем валериану, одуванчик. Как договорились с провизором Мартьяновым.
— Он обещается приехать. Готовьте добычу.
— А вы, я слышал, переселяетесь на берег Шушенки? Туда, где декабрист жил?
— Совершенно точно.
— Я о них, о декабристах, к моему стыду, толком ничего не знаю. В семинарии не упоминали.
— Могу рассказать, если вас так интересует.
— А потом… — Стародубцев приподнял по два пальца и сложил их крестообразно. — За решетку… А у меня ведь семья.
— «Волков бояться, в лес не ходить». И еще есть пословица о празднике на нашей улице. Не опоздайте на праздник.
Псаломщик Тыжнов гасил свечи перед иконостасом, и в церкви терпко пахло нагаром фитилей.
Отец Иоанн, сняв ризу в алтаре, уже направился к выходу. На нем были опойковые сапоги и длинный подрясник из коричневого люстрина, лоснящийся на животе, плечах и локтях.
Увидев перед собой «политика», вынужденного не первый раз приходить с одной и той же нуждой, он, поглаживая бороду, с ехидцей подчеркнул, что всегда рад «чадам божиим», и пригласил в боковую клетушку, где хранились книги, свечи, просфоры, бумажные венчики для покойников, купели для крещения и еще какая-то церковная утварь.
— Пост сегодня кончается. А о моей просьбе вы уже знаете.
— Вспомнили, заблудшие, церковь господню.
— Я хотел бы заранее уплатить за требу, именуемую венчанием.
— Платят подать. За требу вносят лепту в сокровищницу церковную.
— Одно и то же. А вам я уже говорил, что в департаменте полиции с моей невесты взяли подписку о немедленном вступлении в брак.
— Церковь служит вседержителю небес, подчиняется токмо Святейшему синоду.
— Однако вы сами говорите, что нужны полицейские бумаги.
— От пришлых, как вы. И к сему присовокуплю, — возвысил голос отец Иоанн, — святая церковь бракосочетает по взаимному согласию и радению. — Он, развернув книгу на углу стола, ногтем подчеркнул строку. — Зрите самолично: «а не по при-нуж-де-ни-ю».
— В нашем взаимном согласии никакого сомнения быть не может, и моя невеста Надежда Константиновна Крупская в любую минуту подтвердит это. Но я не знаю, сколько у вас взимается?
