— Нет, всё-таки подло устроен человек! — решил он после всех размышлений. — Целым миром управлять может, а со своими чувствами никак не справится. Барахтается... как вот эта муха...
Но мухи в чернильнице уже не было. Она сидела на «отношении», которое Ветлугин собирался подписать, старательно вытирала голову лапками. Жирная черта, проведенная мушиным брюшком, чернела на бумаге, по обе стороны ее красовался тончайший узор мелкого накрапа — следы лап и крыльев.
— Ты удивительное существо, способное пристыдить кого угодно, — сказал Ветлугин, сбрасывая муху концом пера и ещё более размазывая чернила. — Но что сказала бы Анна Сергеевна, увидя на деловом письме такой росчерк. Отвратительно! В самом деле: я превращаюсь в этакого жалкого нытика!
Ветлугин взял испорченное «отношение» и пошёл было в машинное бюро, но на пороге столкнулся с Анной.
— Я вернусь сию минуту, — сказал он, здороваясь с нею.
«Вот женщина, не расположенная к меланхолии, — размышлял он, идя по коридору. — Мне бы так. Ей, наверно, и в голову не приходит, что её Андрюша может изменить. С другой женщиной он, возможно, и не изменил бы, но Валентина... Она и его уже приручила. О, злая, злая рыжая ведьма!»
— Я к вам по очень серьёзному делу, — сказала Анна, придвигаясь к столу вместе с креслом. — Только что получен запрос из треста о разведке Долгой горы. Просят дать наше окончательное заключение. Анна чуть помедлила, рассеянно перебирая по столу пальцами. — Неудобно, что это придётся делать без самого Подосёнова. Понимаете, неудобно получается. Но это очень срочно. Он же писал туда... Андрей. Теперь нужно решить. Мои соображения вам известны. Как там сейчас, на Долгой?
— Как? — Ветлугин пожал плечами, сделал неопределённое движение рукой; глаза его задумчиво сощурились. — Всё то же — пусто!
— Значит?..
— Значит...
Ветлугин вспомнил разведчиков и старателей, работающих «на свой риск» на канавах Долгой горы. «Не фанатики же они, в самом деле! Что их всех привязало там? Разведка россыпи по ключу под горой давала хорошие данные: золото шероховатое, яркое; попадается с кварцем — золото дано местного происхождения. Выхода пород на Долгой тоже обещали многое».
— Ну, как вы думаете? — поторопила Анна.
— Я думаю... Нужно ещё раз съездить туда и посмотреть, — сказал Ветлугин.
Лицо Анны заметно просветлело. Эта проклятая гора, затянувшая Андрея, доставила ей немало тревог. Анна внимательно вгляделась в лицо Ветлугина. Он не был мстительным и мелочным, и Анна особенно оценила это сейчас.
«Но как он изменился, — подумала она. — Такой был весёлый, говорун, сияющий такой, а сейчас поблёк. И постарел, пожалуй».
— Надо поехать туда... Завтра, — предложил Ветлугин после небольшого молчания, нервно играя незажжённой папиросой; спустившийся рукав белоснежной нижней рубашки беспомощно выглянул из-под манжеты его ковбойки.
— Тогда лучше подождём представителя треста, он приезжает наднях, — сказала Анна, краем глаза успев заметить и невинный беспорядок в костюме Ветлугина и крохотную, ловко пригнанную заплаточку на его рукаве, «Следит за собой, как опрятная вдовушка», — подумала она доброжелательно, но нахмурилась, недовольная тем, что отвлеклась посторонней мыслью. — Он приезжает наднях. Правда, он приезжает по другому вопросу... ознакомиться с введением новой системы на руднике, но он работал и по разведкам. А я за это время договорюсь с правлением треста...
Анна пошла было к двери, но вернулась ещё и сказала серьёзно:
— Мне хочется, чтобы у вас всё было хорошо, — она вспыхнула до корней волос под быстрым взглядом Ветлугина и добавила: — Так радостно видеть счастливых людей, а вы стоите счастья.
7
Ветлугин ехал позади всех, небрежно кинув поводья. Глаза его рассеянно блуждали по сторонам. Вот этой же дорогой ехала весной Валентина с Андреем.
«Как она обрадовалась тогда поездке с ним! Даже скрыть не сумела, — вспоминал горестно Ветлугин. — И меня приласкала: «Мы будем друзьями». Вечное утешение для влюблённых неудачников! Благодарю покорно!» — Ветлугин сердился, но тут же представлял, с какой радостью поехал бы он к Валентине при первой возможности.
«Да, Виктор Павлович, — говорил он себе, почти не глядя на дорогу, предоставляя лошади везти себя, как ей вздумается. — Вы, конечно, поехали бы, но возможности такой не предвидится! Ну-ка я завтра махну в тайгу, а у меня восемь тысяч рабочих, сборка драг, введение новой системы работ на руднике... Размахнулась Анна Сергеевна, ничего себе! Почти на четыреста квадратных метров. В одну такую выработку колокольню Ивана Великого упрятать можно! И поеду, я отыщу свою хорошую где-нибудь в якутском таборе. А она сурово занята. Может быть, палатку ставит, может, с больными возится».
Ветлугин сердито тряхнул головой, точно хотел отогнать невесёлые навязчивые мысли. Осмотрелся и вдруг в стороне от дорожки увидел что-то синее. Кругом возвышался могучий сосновый лес, развалы камней чернели между стволами деревьев. Густо разросся шиповник, рябина клонилась, отяжелённая гроздьями желтоватых ягод. Было дико, глухо, но что-то странно волнующее, домашнее привлекло внимание Ветлугина. Он свернул с дорожки и поехал прямо через кустарник...
На земле, покрытой сухими сосновыми иглами и вылущенными шишками, лежала смятая шёлковая косынка. Синяя косынка с мраморным пятнистым узором. Ветлугин поднял её и с минуту с отчаянно бьющимся сердцем всматривался в знакомый узор. Он помнил каждую складочку на платьях Валентины. Это была её косынка. Она как будто хотела напомнить Ветлугину о его любви. Он поднёс было косынку к губам, но остановился. Как она попала сюда? Разве Андрей и Валентина ехали не по дороге? Значит они сворачивали сюда. Может быть, они сидели вот здесь и целовались и... — Боже ты мой! — Ветлугин взглянул ещё и не узнал знакомого узора: все расплылось. Он поднёс косынку ближе к глазам и вытер ею навернувшиеся злые слёзы.
8
У новой канавы, особенно глубокой и просторной, сидел рабочий-разведчик. Одна нога его была обута в сапог, широконосый, рыжий, стоптанный, другую ногу он неторопливо и ловко обёртывал куском парусины.
— Сапог-то потерял что ли? — спросил его Ветлугин.
Рабочий поднял голову. Он был средних лет, весь точно обитый; линялая рубаха, сопревшая от пота, так и расползалась на его плечах и широкой груди. Узнав Ветлугина, он улыбнулся.
— Работаем, — заговорил он, продолжая своё занятие. — Сапог-то? Нет, не потерял. Ногу я убил. Лом уронил, ну и зашибся. Распухла нога-то, не идёт в сапог.
— Так тебе лечиться надо, а не работать! — сердито посоветовал Ветлугин.
— Где же тут лечиться? — просто сказал рабочий. — К вам на прииск итти далеко. В бараке сидеть тошно.
— Вот прикроем здесь все работы, тогда подлечишься, — желчно, испытующе сказал Ветлугин.
Рабочий спрятал концы верёвки, завязанной им над лодыжкой, всунул забинтованную ногу в короткий опорок и только после этого глянул исподлобья на Ветлугина.
— Та-ак! — произнёс он. В голосе его прозвучало осуждение и даже угроза. — Ловко придумано. Как же вы прикроете дело без Андрея-то Никитича? Конечно, вам всё равно; будут работать на Долгой горе или не будут. А мы тут, можно сказать, душой прикипели.
— Да ведь нет ничего!
