представлении смет и проектов на Долгую гору. Как много денег получим мы теперь — и как быстро! Прежде всего нужно распорядиться об отправке полутора тысяч рабочих на Звёздный. Какая же я умница, если мне дано решить и этот вопрос и участь этих людей! За ними потянутся семьи. Целый городок опять строить надо. Нет, всё-таки счастливая ты, Анна Лаврентьева! И дети у тебя будут такие же. Милые мои ребятишки! — и она рассмеялась. — Вот как нахваливает себя солидный директор!»
Анна подняла смеющиеся глаза на вновь вошедших людей, и даже то, что среди них был Андрей Подосёнов, не омрачило её настроения: что же, теперь и он должен чувствовать себя счастливым! Эти люди внесли в кабинет ещё большее оживление, особенно когда новый управляющий нового «Звёздного» прииска сразу поставил вопрос об организации яслей.
— Позвольте, — весело запротестовала Анна. — В первую очередь надо отправить рабочих, а семьи потом. Мы же не можем охватить всё сразу!
— И, тем не менее, придётся охватить, — сказал Уваров. — Горняк пошёл особенный, товарищ директор. Раньше в первую очередь отправлялся на новые прииски спирт, а теперь... — Уваров замялся и, смеясь, закончил: — А теперь и спирт и детские соски.
— Много женщин? — спросила Анна.
— Все механизмы будут обслуживаться женщинами. Это даст около пятисот рабочих дополнительно.
— Ну, что же, чудесно! — сказала Анна, легко вздохнув. — Начнём на новом месте, с благословения Уварова, сразу по-настоящему, с яслями и ребятишками. — Она повернулась к Андрею и, спокойно глянув в его растерянно вспыхнувшие глаза, проговорила с улыбкой: — Вы с Чулковым теперь герои дня. Придётся вам по литровке поставить, что ли... вот сообщение из главка о денежных премиях. Вот об отпуске средств на дополнительную разведку, на подготовительные работы. В конце ноября мы уже начнём разработку россыпи на Звёздном, а с нового года примемся за Долгую гору. Развернём рудничное строительство, тогда с нас могарычи! — И, довольная тем, что овладела своими чувствами, Анна опустила глаза к планам и картам разложенным перед нею.
31
«Да, мои разведчики сейчас герои дня; — думал Андрей, выходя вслед за Уваровым из кабинета Анны. — Но она-то как держится!.. Ведь не может того быть, чтобы она совсем... успокоилась. А вот улыбается... шутит».
— Теперь-то мы выберемся из тупика, — весело заговорил Уваров, уже на улице оборачиваясь к Андрею. — И впредь доводить разведки до такой крайности не позволим.
— Посмотрим, товарищ секретарь парткома.
— Можете не сомневаться, товарищ разведчик! Научены горьким опытом. В тресте этот горький опыт тоже будет учтён. — Уваров покосился на Андрея, подравниваясь к нему на ходу, и спросил с доброй насмешкой: — Ты что же невесёлый такой? Ты же теперь ещё и герой романа!..
— Нашёл чем шутить! — горько упрекнул Андрей.
Уваров нахмурился.
— Это ведь ты шутишь-то, а не я.
— Я не шучу, — заволновался Андрей. — Я к этим вещам всегда, с самой юности, относился серьёзно. Бить меня сейчас ещё — просто жестоко.
— А мы и не бьём, — сказал Уваров, настораживаясь. — Хотя за Анну Лаврентьеву следовало бы.
— Ну, что ж, поставьте вопрос на бюро! — огрызнулся Андрей.
— А ты как думаешь! — сказал Уваров сдержанно, но заметно меняясь в лице. — Семья — это дело общественное. Разумеется, любить мы не запрещаем. Не можем же мы вынести постановление: люби жену свою. А без любви ты ей не нужен: не такой она человек.
— Да, она не такая! — невольно с гордостью вырвалось у Андрея.
Уваров зорко посмотрел на него.
— Небось, плохим её не вспомнишь. Эх ты, дурной! А еще говоришь: «На бюро!» Сам ты себя на всю жизнь наказал.
Андрей промолчал, но углы его губ жалостно опустились.
«Ишь ты, какой тонкокорый стал: где ни затронь — все пищит, — подумал Уваров. — Понятно: Анна- то теперь — ох, как высоко над тобой!»
С этой радующей его мыслью об Анне Уваров распрощался с Андреем и направился в партком.
— Дяденька Уваров, иди к нам печёные картошки ись! — кричали ему мальчишки, пристроившиеся у костра, дымившего над серыми отвалами промытой породы. — У нас тут складчина по пять штук!
«Картошки как яблоки считают, — думал Уваров. — А на будущий год уродится у нас этого добра вволю. Как-то мы сами будем к тому времени?»
Сначала ему представилось, что Андрей всё-таки соберётся и переедет к Валентине или она к нему, а Анна выпросит перевод в другое место. Но такая комбинация с отъездом Анны показалась ему немыслимой. Он до сих пор ещё надеялся, что дело устроиться как-то иначе, по-хорошему.
Андрей посторонился, пропуская двух девчонок, которые несли большое ведро воды, расплескивая её на свои босые красные ноги и со смехом подбирая подолы платьев. Он в задумчивости, а они, занятые своей ношей и озорством, едва не столкнулись.
«Должно быть, сестрёнки», — подумал он останавливаясь и глядя, как они подходили к сенцам маленького барачка по чисто разметенной перед ним дорожке.
Ещё какая-то девочка постарше, вывернулась подле самых сеней, повязанная подмышки бумажным платком, и принялась возиться у окна: подтыкала мох, заклеивала стекло. У соседнего барака кто-то уже бросал между делом землю на завалину, лопата торчала в ожидании, воткнутая над ямой.
День был холодный, не пасмурный, а по-осеннему тусклый, с бледным солнцем, уже низко прикорнувшим над горами. Зима напоминала о скором своём прибытии, и люди утепляли свои гнёзда. Да, зима всех заставляла торопиться!..
«Как хорошо быть вот таким малым, чистым, беззаботным, когда над тобой не тяготеет большее, чем шлепок родной руки, когда всё ещё так цельно, так ясно!»
С этой мыслью Андрей закурил и присел на лавочке у плетня крошечного огорода. За изгородью на вырытой картофельной гряде похаживал, хрюкая, поросёнок, забуривался в рыхлую землю так, что падал на коленки, и только виден был его задок да бойко вертевшийся хвостик. Потом подошла рыжая собачонка, похожая на лису, вежливо обнюхала сапог Андрея и посмотрела на него улыбчиво. Даже у этой паршивой собачонки было хорошее настроение!
«Кажется, дошел! — сказал себе Андрей. — Да, дошел! А ведь я же счастлив должен быть! «Герой романа», — вспомнил он слова Уварова.
В это время поросёнок громко хрюкнув, бросил вырытую им яму и галопом, лихо и весело, дал круг по огороду, но уже рысцой подбежал к плетню и обнюхался с любопытной собачьей мордочкой. Затем оба, взвизгнув, бросились со всех ног в разные стороны.
Андрей подумал о том, как рассмеялась бы сейчас Валентина и как хорошо было бы открыто посидеть с ней вдвоем на этой вот лавочке.
«А кто же тебе мешает?» — спросил он себя, и снова тоска охватила его.
32
Утром Марину опять не приняли в садик, градусник очень нагрелся, и сама заведующая, покачав головой тихо сказала:
