— Веры в то, во что ваш ум отказывается верить. Один американец как-то сказал мне: «Вера — это то, что заставляет нас верить в вещи, которые ум отвергает».
— Я обещаю верить вам!
— Вы такой же хороший ученик, как и раньше, — улыбнулся фон Гельсинг. — Я убежден, что вы все поймете. Итак, вы думаете, что ранки на шеях детей оставлены тем же, скажем, существом, что и на шее Луси?
— Должно быть.
Фон Гельсинг встал и торжественным голосом сказал:
— Вы ошибаетесь! Я желал бы, чтобы вы были правы, но в действительности все хуже, во сто тысяч раз хуже!
— Что вы хотите этим сказать? — воскликнул я. Профессор опустился в кресло. Закрыв лицо руками, он прошептал:
— Ранки на детских шеях сделаны Луси!
Я вскочил и, ударив кулаком по столу, закричал:
— Фон Гельсинг, вы с ума сошли!
Профессор поднял голову и внимательно посмотрел на меня.
— Было бы лучше, если бы я действительно сошел с ума, — проговорил он тихо. — Я берег вас, мой друг, и не хотел огорчать. Да, вам трудно поверить в это… Сегодня вечером я пойду на кладбище, чтобы доказать свою правоту, и предлагаю вам пойти со мной.
Я был ошеломлен и не знал, что ответить. Профессор заметил мои колебания и продолжал:
— Логика проста. Если я сказал правду, то доказательство успокоит вас. Пойдемте сейчас в больницу и осмотрим найденного ребенка. Доктор Винцент, мой приятель, позволит освидетельствовать его. А потом, — он достал ключ из кармана и показал его мне, — потом мы проведем ночь на кладбище, где похоронена Луси. Это ключ от склепа. Мне поручили передать его Артуру.
Сердце мое сжалось, предчувствуя что-то ужасное. Но что я мог сделать? Собравшись с духом, я согласился.
Ребенок не спал, когда мы пришли. За ним был хороший уход, и он поправлялся. Доктор Винцент снял повязку с его шеи и показал две маленькие ранки. Не было никакого сомнения! Они ничем не отличались от тех, которые мы видели на шее Луси. Мы спросили Винцента, чему он приписывает эти повреждения.
— По-моему, — сказал он, — это укус какого-то зверька, либо крысы, либо летучей мыши… Весьма возможно, что какая-нибудь разновидность вампиров завезена к нам из Южной Америки моряками. Чего я совершенно не понимаю, так это рассказов детей о какой-то красивой даме, приглашавшей их поиграть с ней. И этот ребенок говорит то же самое.
— Надеюсь, — вмешался фон Гельсинг, — что когда вы отошлете ребенка домой, то прикажете родителям зорко следить за ним. Нельзя оставлять детей без присмотра. Бог знает, что может приключиться с ними. Во всяком случае, вы продержите его несколько дней в больнице?
— По меньшей мере неделю, пока ранки совершенно не заживут.
Солнце уже садилось, когда мы вышли из больницы.
— Торопиться некуда, — объявил фон Гельсинг. — Зайдем сначала куда-нибудь пообедать.
Мы перекусили в ближайшем ресторане и около десяти часов вечера направились к кладбищу. Уже совсем стемнело, тускло горели фонари. Миновав людные кварталы, мы очутились на пустынной улице. Дойдя по ней до кладбища и не желая, чтобы кто-либо знал о нашем посещении, мы перелезли через ограду и отыскали склеп Вестенра. Вокруг было темно и очень тихо.
Профессор вынул ключ из кармана, открыл склеп и движением руки пригласил меня войти первым. Мне стало жутко. Сырой могильный воздух окутал нас. Фон Гельсинг зажег свечу. Слабый свет озарил склеп: сырые стены, покрытые кое-где паутиной, венки завядших цветов, тусклые серебряные орнаменты гробов — все это составляло неприглядную картину…
Удостоверившись, что перед нами действительно гроб Луси, фон Гельсинг достал отвертку и принялся выворачивать винты из крышки гроба.
— Что вы делаете? — спросил я.
— Открываю гроб, как видите. Я хочу убедить вас в правильности своих слов.
Я схватил его руку. Мне казалось, что он совершает святотатство.
— Оставьте, — сказал он и, вывернув последний винт, снял крышку.
Со дня смерти Луси прошла уже неделя, и я, предвидя ужасное зрелище, сделал шаг к двери. Голос профессора остановил меня.
— Взгляните, — шепнул он.
Я приблизился к гробу… Он был пуст! Это так поразило меня, что я не знал, что сказать.
— Ну что, Джон? — невозмутимо произнес фон Гельсинг, — теперь вы верите?
Я заупрямился.
— Я верю, что тело Луси не находится в гробу, но это лишь доказательство одного…
— Чего, мой друг?
— Того, что его здесь нет.
