воздух был неподвижен, но сосны еле слышно шуршали, словно вели бесконечный разговор.
«Почему меня так тянет сюда, к этому обрыву? – думал он, не в силах отвести взгляда от лежащих внизу камней. – Почему постоянно хочется, раскинув руки, упасть в пустоту, рассечь телом прозрачный воздух, но не взмыть, не воспарить к далекому небу, а рухнуть на камни и остаться там навсегда, в безлюдье и безмолвии?..»
Он знал, что тяга эта не случайна, он знал, что подчиняется пророчеству неведомого Голоса и рано или поздно сделает шаг в пустоту. Как Славия…
И в который раз он пересилил себя и отшатнулся от края обрыва. Поднялся вверх по склону, ступая по мягкому покрову сухих сосновых иголок – их бурый ковер был с детства знаком ему, – сел у шершавого ствола и обхватил руками поднятые колени.
Над горами и долиной распахнула необъятные крылья тишина, и в тишине перешептывались, перешептывались, перешептывались альпийские сосны Альбатроса.
Он был на Альбатросе восьмые сутки. Жил в родительском доме, в той самой комнате, которая когда-то была его комнатой, и где до сих пор сохранились его детские игрушки. Он вставал по утрам и уходил в горы или бродил по долине, или просто сидел у окна или на веранде, глядя на снежные вершины далеких Альп. Делать ничего не хотелось, и думать тоже. Вообще ничего не хотелось. Даже навестить двух своих чудесных дедов – Леонардо и Валентина. Постоянно тянуло к обрыву, словно там, на покрытых лишайником камнях, ожидало его какое-то чудесное преображение.
Родители, чувствуя его состояние, не докучали расспросами; им было достаточно того, что их сын наконец-то вернулся. Надолго ли? Они не решались спрашивать, а он ничего не говорил, потому что и сам не знал.
Возможно, теперь это зависело и не от него…
Оставив Станислава Лешко на Серебристом Лебеде, он вернулся на Соколиную и, не заезжая домой, направился в Унипол, к Кондору. И с ходу, без всяких объяснений, попросился в отпуск. Вероятно, вид у него был такой, что Кондор не стал ни о чем расспрашивать, только уточнил: «Надолго, Лео?» Он в ответ пожал плечами. «Где тебя искать в случае чего?» – «На Альбатросе, у родителей», – ответил он. Его действительно тянуло домой. Как перед смертью – повидаться в последний раз…
Он даже не встретился со своими парнями, не похлопал по плечу Валентина. Заехал домой, побродил по тихой квартире, собрал вещи, положил в карман аудиту Славии. Потом на прощание посидел в кафе «Якорь на дне», послушал «Альбатроса» в исполнении Джулио Понти. Бесцельно поездил по улицам Кремса и направился в нуль-порт.
И вот – Альбатрос, тихий городок в предгорьях Альп, родной дом, отец и мама… Поросший соснами склон… Обрыв… Пустота… Камни внизу…
Неужели сбудется пророчество?
Он резко встал с подстилки из сосновых игл и размашисто зашагал по склону вдоль обрыва к тропинке, ведущей вниз. Тропинка вливалась в дорогу, а дорога шла в городок, старая дорога, по которой давно почти никто не ездил; новая зона туризма находилась далеко в стороне.
«Не выйдет! – думал он, яростно расталкивая ветви сосен. – Ничего у вас не выйдет! Не дождетесь моей смерти! – Он и сам не знал, кого имеет в виду. – Да, те, на Лебеде, оказались слабаками, подчинились неведомой силе и сами оборвали свою жизнь. Но со мной такое не пройдет… Я Леонардо-Валентин Грег, слышите, вы? Я сильный, я не поддамся! Отдышусь немного – и за работу. Ничего у вас не получится, как ни старайтесь!..»
Он почти бежал, заставляя себя не глядеть в сторону обрыва. Выбрался на тропинку, смахнул с брюк сухую хвою и, успокаиваясь и замедляя шаги, пошел к городку.
На чистых улицах было тихо и безлюдно. Почти все жители городка каждое утро уезжали в расположенный неподалеку большой город Вифлеем и возвращались только к вечеру. Городок превратился в место проживания и отдыха, хотя раньше здесь все было по-другому; Грег помнил это – ведь на улицах, по которым он шел сейчас, прошло его детство. А теперь даже школы не было в городке.
Пройдя по дорожке мимо ветвистых яблонь, он открыл дверь двухэтажного дома с верандой, протянувшейся через весь фасад на уровне второго этажа. Поднялся по лестнице в свою комнату, сел в кресло-качалку у окна, выходящего на горы, и закрыл глаза. Он вдыхал знакомые запахи детства, которые, оказывается, не выветрились за долгие годы, он вспоминал себя – и сердце его сжималось от какого-то горьковато-сладкого щемящего чувства, имя которому – память…
В этом чувстве можно было захлебнуться, утонуть, в это чувство можно было уйти без возврата, погрузиться в него, как в бездну… унестись за пределы действительности… раствориться в нем… Его нельзя было надолго впускать в сердце. Грег знал, чем грозит такое отрешение, поэтому, глубоко вздохнув, открыл глаза. Прямо перед ним было окно. Вдали виднелся поросший соснами склон, и проходила через склон скрытая деревьями роковая черта – край обрыва. Этот край, эта роковая черта даже отсюда тянула к себе, хотя обрыв нельзя было увидеть из комнаты окруженного садом дома, из комнаты, пропитанной запахами детства. Грег чувствовал ее, роковую черту, постоянно чувствовал ее…
Он опять вздохнул, встал и повернулся спиной к окну. И только сейчас заметил, что в углу экрана его старинного школьного компа мерцает зеленый огонек. Кто-то передал сообщение на этот комп, и теперь огонек упорно и неустанно мигал, стараясь привлечь внимание адресата.
Грег ласково похлопал старого забытого друга по гладкому боку, придвинул ногой стул и сел, и с неудовольствием подумал, что это, конечно же, добрались до него из Кремса. Ни у мамы, ни у отца не было повода беспокоить его – до их возвращения из Вифлеема оставалось не так уж много времени. Нет, это явно из Унипола, решил он. Хотя, может быть, сообщение адресовано родителям – просто параллельно перебросили и на этот комп…
Как оказалось, сообщение было направлено еще утром, когда он ходил к озеру; посидел на берегу, поплавал, пытался устроить подводную охоту без всяких технических средств – и поймал-таки двух медлительных рыбин с колючими плавниками, и отпустил их восвояси. Он читал ползущие по экрану строчки сообщения и чувствовал, как неприятный холодок пробирается по спине.
Сообщение было от Стана. Стан по-прежнему находился на Серебристом Лебеде в компании Патриса Бохарта и его парней, и не терял времени даром. Он расспросил Бохарта, что же тому все-таки привиделось в той пещере – и не получил никакого вразумительного ответа. Патрис Бохарт заявил (как сообщал Стан), что он сам не знает, что именно ему почудилось. И почудилось ли вообще.
Стан успел сделать и другое: он организовал еще одну вылазку на остров Ковача… и обнаружил там
