«Я хитрее и мудрее древних, я — пройду!» — думал он, а где-то в глубине сознания трепыхался, бился, стараясь вырваться на свободу, кто-то нездешний, чужой, из иных времен и слоев бытия.
В чаще быстро темнело, метались по небу яркие убийственные сполохи, пытаясь дотянуться до двух безмятежных лун, обрушить Великий Звездный Мост, соединяющий края небес. Он решил, что пора уже передвигаться только ползком, упал в липкую теплую жижу и пополз, отталкиваясь подошвами от пружинящих кочек, отводя в сторону жесткие стебли, не обращая внимания на клейкие листья, сотнями присосок пристающие к коже. У него было достаточно сил.
Гремело, содрогалось, вспыхивало, переливалось... Но это было в стороне, за чащей, где, громыхая металлом, рвались к Башне обреченные на смерть, — а здесь, в едко пахнущей темноте, был только он один — безоружный, но уверенный в себе.
Внезапно по глазам полоснул свет, с треском обрушились деревья... возникла вдруг перед ним обезумевшая боевая машина и, вихляя, задом пошла на него. Он мгновенно совершил боковой перекат прямо в пахучую лужу — и машина прогрохотала мимо, убегая от Башни. А вдогонку ей летели молнии, раздирая темноту и вспышками отражаясь от облаков. Он вытер рукой лицо и вновь пополз к Башне.
И за кустами увидел вход — освещенную изнутри прозрачную дверь. И никакого движения за ней. Ни дверь, ни сама Башня нисколько не пострадали от обстрела — Башне не было страшно никакое оружие.
Он подавил желание вскочить на ноги и пробежать этот очень короткий путь — он прополз его, кусая шершавые губы и сдерживая дыхание. И большое сердце колотилось в его груди почти так же неистово, как и малое. Вцепился в холодные ступени, ведущие от нехоженой высокой травы к двери, — и в этот миг услышал над головой нарастающий свист. Черное полотнище сгустком ночи упало с вершины Башни и повисло над крыльцом — в ужасных глазах стража медленно разгорался убийственный огонь.
Бежать было поздно, и он, зажмурившись, отпустил ступени и замер, приготовившись к смерти.
...Когда он осмелился взглянуть вверх, то увидел только звезды в разрывах облаков. Страж Башни исчез.
«Не тронул! — возликовал он. — Потому что я безоружный...»
Тот, другой, нездешний, замурованный в глубинах сознания, перестал рваться на волю, в свои края, и обессиленно затих.
Он ползком преодолел три ступени и, лежа, толкнул рукой прозрачную дверь. Дверь открылась легко и бесшумно — он вкатился в просторный прохладный зал, и дверь тотчас закрылась, отрезав все звуки мира.
Зал был пуст, его освещали настенные светильники-трубки. Расплывчатые тени от четырехгранных колонн, пересекаясь, накладываясь друг на друга, стелились по гладкому серому каменному полу. В глубине зала начиналась широкая лестница без перил.
Он, пригибаясь на всякий случай, добежал до лестницы и оглянулся. Небо за дверью вновь беззвучно полыхало, кружили в нем черные полотнища, и при вспышках ослепительных молний было видно, как медленно и неумолимо падают деревья. Он трижды благодарственным жестом прикоснулся ко лбу и груди и начал осторожно подниматься по лестнице. Создатель Великого Звездного Моста был на его стороне.
...Этажи... этажи... этажи... Двери... двери... Десятки дверей, и за каждой из них — помещения с треугольными окнами. Совершенно пустые помещения, залитые холодным сиянием настенных трубок- светильников. Каменные полы... Белые стены... Белые потолки... Пустые углы... Гулкая тишина...
И все.
Он стоял у треугольного окна последнего помещения последнего этажа, под самой крышей Башни. За окном уже совсем рассвело, и далеко внизу застыла растерзанная чаща. Над далекой рекой поднимался туман.
Башня была пуста... Совершенно пуста.
От белых стен повеяло жаром и сдавило грудь, нечем стало дышать — и чужак заметался внутри и вырвался, все-таки вырвался на свободу...
Он хватал ртом воздух, легкие словно горели в огне, в горле было сухо, как в пустыне. Голова ничего не соображала, но ей на помощь бросилась рука, разблокировавшая крепления и поднявшая стекло гермошлема.
Леопольд Каталински с натужным стоном втянул воздух... еще раз... и еще — и сердце отозвалось бешеным стуком, не большое и не малое, просто — сердце.
Вокруг было темно, и он не сразу сообразил, где находится, зато сразу понял, почему чуть не задохнулся: в заплечном баллоне кончилась дыхательная смесь. Воздух холодил лицо, его было много, и как же это хорошо, что его так много!.. Сознание собрало из кусочков паззл действительности, и инженеру стало наконец понятно, что он лежит на боку на каменной поверхности, идущей под уклон, его удерживает на месте трос, и звездными глазами смотрит на него темное небо, очерченное кромкой впадины- глазницы.
Даже школьник-младшеклассник догадался бы, наверное, какой фактор тут замешан.
Реденький туман. Совершенно безобидный с виду туман. Совсем, оказывается, не простой туман — он сумел проникнуть сквозь герметический шлем и стал причиной странных видений. Этот туман мгновенно и напрочь послал в нокаут его, Леопольда Каталински, заставив проторчать тут в беспамятстве несколько часов. Этакий марсианский наркотик, вызывающий очень реальные, очень яркие, совершенно правдоподобные жизненные галлюцинации.
Леопольд Каталински когда-то был знаком с наркотиками отнюдь не понаслышке, но у него, даже в юности, нашлось достаточно ума и силы воли, чтобы дать им решительный пинок под зад — раз и навсегда.
Он не собирался копаться в своих замечательных видениях — он просто громко выругался и включил фонарь на шлеме. Никакого тумана вокруг уже не наблюдалось, зато камни искрились кристалликами льда. Морозный воздух обжигал горло и стягивал кожу на лице. Леопольд Каталински представил себе, в каком состоянии пребывают сейчас работники ЦУПа, обеими руками ухватился за трос и чуть ли не со скоростью катящегося по горному склону камня ринулся вниз. Он, как и прежде, абсолютно не надеялся ни на что хорошее, но был намерен выполнить то, что обязательно должен был выполнить.
...Замечательный режиссер и кукловод, он же Создатель Великого Звездного Моста, не собирался в эту ночь заниматься творением чудес на одной из бесконечного множества подвластных ему территорий, им же и созданных для собственной потехи, — на том участке марсианской области Сидония, которую заявившиеся сюда земляне нарекли Берегом Красного Гора. Леопольд Каталински убедился в этом, вдоль и поперек исходив все каменистое дно глазницы. Никакого входа он не отыскал ни под ногами, ни в стенах. Если вход тут на самом деле существовал, то был надежно закрыт.
Леопольд Каталински знал, как отсюда можно проникнуть внутрь Сфинкса: поднять в небо «консервную банку», зависнуть над глазницей и сбросить бомбу.
Но у него не было бомбы.
Ни ругаться, ни плеваться он больше не стал. В последний раз обвел фонарем каменную площадку и, яростно растирая щеки, побрел к стене.
До рации Леопольд Каталински добрался, еле волоча ноги от усталости, бросив в вездеходе и гермошлем, и пустой баллон. Все переживания и проблемы, вся спешка, все нагрузки последних часов — нет, не часов — целой жизни! — навалились на его плечи и вдавили в кресло с такой силой, словно не на Марсе он находился, а на гиганте Юпитере, чье мощное гравитационное поле способно было вмиг превратить человека в тонкий слой масла, размазанный по бутерброду. Погрузка... Поиски пропавших... Перелет на орбиту... Разгрузка... Посадка на Марс... Еще одни поиски... Работа в котловане... И вновь — поиски...
А ночной спуск по карнизу к подножию Марсианского Сфинкса... А поездка к лагерю, когда путь освещает лишь одинокий фонарь — у ровера не было фар, потому что никакие ночные вояжи программой экспедиции не предусматривались. И опять — багровые сполохи над каменным чудовищем, и вызывающее озноб ужасное ощущение, что за спиной, на равнине, находится не бесчувственная гора, а живой монстр. Да, Марсианский Сфинкс только прикидывался безжизненной каменной громадой, а на самом деле был коварным живым существом, хищником, тысячи лет терпеливо дожидавшимся добычи. Дожидавшимся — и наконец дождавшимся. Сфинкс пожрал четверых землян точно так же, как пожрал некогда всех марсиан, и
