«Спортсмены» хотя и провозглашали полную самостоятельность и независимость от воров, но перенимали многие их привычки – когда в городе вспыхивали эпидемии отстрелов, они не только переставали выходить в город, но и переселялись в глубокие многоярусные подвалы, потому что лучше «старых» представляли возможности гранатомета «муха» или пластиковой взрывчатки. К счастью, в городе были сильны традиции и таких эпидемий на всеобщей памяти было всего две. К тому же не всякий способен позволить себе спрятаться от текущей жизни, потому что эта самая жизнь может уйти вперед, а ты отстанешь: и объекты отберут, и территорию... Объявишься, а ты уже никому не нужен, только мешаешь – более смелые и шустрые, из своих же, у руля стоят, а у тебя конец только один: удавка на шею... Поэтому и Биток, и Шакал, и Погонщик, и Рэмбо, и Тренер, да и все другие авторитеты среднего уровня продолжали обычную жизнь, вели дела, но с ежеминутным страхом, который отравлял существование.
Тиходонск никогда не был обделен криминальной славой и даже в благополучный советский период регулярно поддерживал имидж Босяцкого Папы. В двадцатые годы изрядно пошумел и навсегда вошел в городскую историю Ванька Медик, в пятидесятые столь же громко обозначились, сколь и быстро забылись «Прыгающие тени», в семидесятые прогремели на всю страну «Призраки» и «Сицилийцы» – первые провозвестники наступающей бандитской эры.
И все же Колдун посеял самый большой переполох и вызвал самую большую панику за все годы. Объяснялось это сочетанием ряда факторов, каждый из которых приковывает внимание, подавляет волю, внушает страх и окружает происходящее ореолом сенсационности. Леденящая жестокость, нарочитая демонстративность, определенная ритуальность и визитные карточки преступника – вот то, что отличало Колдуна от его знаменитых коллег.
Ванька Медик хитроумно грабил банки и один раз красиво ушел от погони, разбрасывая пачки денег с бешено несущейся пролетки. «Тени» неожиданно выпрыгивали из темноты, и без того бледные от наркотиков лица они покрывали слоем пудры, действовали с высокой интенсивностью: за неделю убили и покалечили пять человек, совершив первые три нападения за двадцать минут. Сейчас этим никого не удивишь, но в пятьдесят третьем о них говорил весь город. «Призраки» и «Сицилийцы» впервые использовали автоматы... Но у «Сицилийцев» не было никакой фантазии, работали они прямолинейно и топорно: нужна машина – удавку на шею водиле и пику под лопатку, остановили гаишники – ствол «АКМ» в окно и жми на гашетку. Словом, обычные бандюки, без претензий, нашумели, погуляли с месяцок – и опалились.
Другое дело «Призраки»... Те заворачивали налеты в оболочку романтики, изображали этаких Робин Гудов: «Это ограбление, всем лечь! Не бойтесь, мы шерстим только государство!» Однажды, отобрав сумку у кассирши, обнаружили на сто тридцать рублей больше, чем значилось в платежной ведомости, и догадались, что это личные деньги потерпевшей. Здесь же находился и паспорт ограбленной. По штампу прописки они установили адрес и бросили паспорте деньгами в почтовый ящик. Знай наших!
«Призраки» действовали долго, около пяти лет, они были очень осторожны и предусмотрительны, они оставляли на месте происшествия наблюдателя, который хронометрировал время прибытия и действия милиции. Им нравилось, что в народе их зовут «Призраками», нравилось внушать массовый страх... Они вооружились самодельными автоматами, изготовили устрашающие маски, похожие на ку-клуксклановские капюшоны и... визитные карточки с одним словом «Призраки». Но использовать устрашающую атрибутику не успели: лихой сержант расшлепал их на очередном налете.
Лис поднял все материалы по «Призракам»: архивное уголовное дело, розыскное дело, личное дело осужденного Рогалева. Банда состояла из пяти человек. Двенадцать разбойных нападений, восемь убийств, три перестрелки с инкассаторами, одна – с милицией. Рогалев тогда был несовершеннолетним. Вначале на него ложилось участие в четырех нападениях и два лично совершенных убийства. Но потом показания оставшихся в живых соучастников изменились – все, что можно, свалили на убитых Петукаева и Зименца. Малолетке осталось соучастие и непосредственное нападение на кассира.
Рогалев получил восемь лет. К этому моменту ему исполнилось восемнадцать, поэтому пошел он уже во взрослую колонию, на усиленный режим. Подельники – Щеков и Самохвал – ранее отбывали срока и потому попали на строгий. Но своего пацана не забыли, прислали малевку, поддержали... Покровительство серьезных арестантов плюс авторитет бандитской статьи здорово помогли Рогалеву и оберегали до конца срока.
Всех троих разрабатывали в зонах, потому что в деле остался ряд неясностей. Пропала часть оружия – два кавалерийских карабина и два «ТТ». Не найден таинственный шестой соучастник – мозговой центр банды, он же хранитель оружия.
Щеков и Самохвал получили по тринадцать лет, да и у Рогалева срок был немалый. В таких случаях охотно рассказывают о боевом прошлом и фантазируют на тему 'а вот если бы я сделал не так... '. Но эти трое вели себя по-другому: в контакт не вступали, о прошлом не вспоминали. Лишь когда Самохвала раздавило автопогрузчиком и Щеков остался один, к нему «подъехал» опытный зоновский агент, и они стали «вместе кушать», то есть общаться, держаться друг друга – дружить, по местным понятиям. Много времени спустя, изрядно подкормленный салом и напоенный чифиром, Щеков, расслабился и в доверительной дружеской беседе сказал лишь несколько фраз: «Шестой – это порожняк, залепуха... Жорик ментам бороду пришил. Он и Славке все придумывал... Масла много, нас с Жекой от „зеленки“ отмазал. Босяки добро помнят. Даже если щас на шамиле катается, все равно будет у братвы не из последних-Я в шпанском мире подписка неслабая!»
Потом разговор свернул на другие рельсы, и к этой теме больше не возвращались. Через некоторое время разработку прекратили, а за год до освобождения Щеков умер от туберкулеза. Теперь его ни о чем не спросишь, да, судя по характеру, он бы ни на какой вопрос и не ответил.
Лис перечитал сказанную уголовником фразу. Он владел жаргоном и понимал общий смысл: никакого шестого бандита не было, неведомый Жорик придумал его и заставил милицию поверить в свою выдумку. Этот же Жорик многое придумывал для Вячеслава Зименца, главаря «Призраков». Странно... И избавил Щекова с Самохвалом от расстрела, за что Щеков ему благодарен и обязуется поддерживать, используя свой большой авторитет в преступном мире. Что значит «кататься на Шамиле» – Лис не понял. Непонятно было и откуда взялся неизвестный следствию Жорик. Судя по его немалой роли, он вполне мог бы быть тем самым таинственным шестым, существования которого Щеков не признавал.
Рогалев, в свою очередь, как-то сболтнул совсем другое: «Шестым был Карась, но мы его не сдали, потому что голова золотая. А стволы в реке утопили... В лодке вывезли на фарватер и сбросили. Пусть ищут...»
Лис пролистнул сшивы оперативных материалов. Собранные в разных колониях, они походили друг на друга, как братья-близнецы. Изначально желтая дешевая бумага, выцветшие, будто разбавленные водой чернила, корявый почерк не шибко грамотных оперов – старлея Михайлова и капитана Стародубникова. Судя по тому, что много лет спустя их фамилии так и не стали известными, они не поднялись по служебной лестнице и не достигли профессиональных высот. Ничего удивительного: мало кто с низовой работы добирается до больших должностей... Либо вылетели из органов за какую-нибудь провинность, либо спились, а может, так и просидели в своих оперчастях до пенсии, позабыв один из многочисленных эпизодов монотонной служебной биографии.
