цепочке. Шершень – Веретено – Амбал... И, пришьют – без всяких доказательств.
Действительно, в Тиходонск прибыла бригада подельников Калинки по торговле оружием. В таком бизнесе не любят, когда сотоварищ пропадает бесследно. Особенно вместе с товаром и деньгами за него.
Вначале они обратились к Гангрене. Тот задумался. За продажу негодных стволов приезжим действительно собирались сделать «правило». Но не сделали. Выходит, общину кто-то опередил...
– Это не мы, – наконец покачал головой Гангрена.
– А кто?
Главный тройки подельников – Скелет – высокий сухой осетин с бешеными черными глазами, зловеще разглядывал собеседника.
– Это ваш город, вам и ответ держать!
Гангрена мертвящим взглядом встретил скрытую угрозу.
– Ваши дружки фуфло здесь двигали. Их кто угодно пришить мог. За дело.
– Кто? – настойчиво спрашивал Скелет. – Кто мог это сделать? Без разбора, без предупреждения... Если в товаре неполадки – отдай назад, получи деньги! Кто их убил?
Действительно, процедура была нарушена. И выяснить, кто ее нарушил, важно не только трем торговцам оружием.
– Узнаем, – сказал Гангрена.
Он дал команду и весь следующий день принимал информацию. Последнее сообщение ошеломило: Калинка жив и лежит в реанимации Центральной городской больницы.
– Поехали, – нервозно сказал он осетину. – Сейчас выясним, кто по беспределу братву мочит.
Черт на полной скорости вел «девятку» с тонированными стеклами.
– Потише, пока голову не свернули, – недовольно сказал сидящий рядом консервативный Гангрена.
– Ничего, они на хвосте, – откинулся Фома с заднего сиденья. Действительно, побитый и исцарапанный БМВ гостей шел впритирку, как на буксире.
– Я сказал – голову побереги! – повторил Гангрена, и Черт чуть отпустил педаль газа.
На территорий больницы въезд запрещался, если кто-то хотел нарушить запрет, надо было дать вахтеру пятьсот рублей или показать какое-нибудь удостоверение. Черт, приспустив стекло, показал свою физиономию и этого оказалось достаточно: шлагбаум немедленно взлетел вверх.
У хирургического корпуса толпился народ.
– Когда туда шел, лица не рассматривали, а обратно – марлевой повязкой закрылся...
– Спокойно зашел в палату, приставил пистолет ко лбу и разнес весь череп...
– Этого беднягу уже убивали, из земли выкопали...
– Значит, неспроста...
Сквозь обрывки разговоров Гангрена с осетином протолкались ко входу и, лишь увидев милиционера, загораживающего проход в вестибюль, поняли, о ком идет речь.
– Это не наши, – убежденно повторил Гангрена, но осетина объяснение не устроило.
– А кто еще знал, что он здесь? Будем сходняк собирать!
Через минуту БМВ, круто развернувшись, рванул с места. «Девятка» двинулась своим путем: вначале к Центральному рынку, затем на окраинную улочку.
– Шаман поклялся, что не его работа, – доложил Гангрена Черномору. – Но, по-моему, больше некому. Они тоже пушки негодные покупали. Одну Баркас взял.
– Баркас откололся, он теперь сам по себе, – в очередной раз проявил осведомленность Черномор.
– Какая разница! Надо разбор учинять. Иначе на сходняке нас на «правило» поставят!
Черномор долго не отвечал. В напряженной обстановке Тиходонска следовало избегать крутых решений. Но слишком многие авторитеты недовольны общиной. Донецкие воры Петрусь и Трезубец, несмотря на найденный компромисс, так и остались обиженными. Москвичи Гарик и Метла выразили возмущение Крестом, не признавшим и офоршмачившим их крестника Калгана. Теперь ущемленными считают себя представители Кавказа...
Если устроят сходняк, спрос будет с него, Черномора. Отговорится – хорошо. А если нет? Скажут: порядок не поддерживаешь, «закон» не соблюдаешь, в общак тебе недоплачивают, делают что хотят... Вполне могут «дать по ушам»...
– Позови Севера, Хромого, будем думать, – наконец сказал пахан.
Гангрена понимающе кивнул.
Баркас полностью контролировал «супермаркет». Присланные Севером наглые парни, облапошивающие многочисленных простаков в «наперстки», «беспроигрышную лотерею» и карты, исправно платили тридцать процентов прибыли.
Теперь он сам стал боссом, и ему нравилась полная независимость.
Несколько раз подсылал своих людей Итальянец, предлагал «держать» вещевой рынок на паях. Но кто станет делиться тем, что имеет?
Вполне понятно, что приходилось ожидать неприятностей и быть настороже. Баркас менял маршруты и места ночлега, автомобили, перестал ходить в «Сапфир», не появлялся в казино.
Предосторожности не были излишними. Однажды он поручил кому-то из пацанов отогнать новенький «мере» на профилактику. Когда тот включил зажигание, страшный взрыв разнес машину, от пацана ничего не осталось.
Сразу возник вопрос: кто? Хороший взрывник имелся у Карапетяна, а тот послушно исполняет все приказы Шамана. И Итальянец когда-то подорвал бензовоз конкурентов.
Баркас знал жизнь. Если не дать «оборотку», снести покушение, то он долго не протянет.
Поскольку на стендах «Их разыскивает милиция» красовалась фотография Рынды как подозреваемого в убийстве, бывший контролер вел себя очень послушно.
– Смотри: сжимаешь проволочки, вытягиваешь кольцо, а рычаг держишь до последнего, иначе сам взлетишь на воздух, – учил отставной морпех скрывающегося убийцу, – Вот эта почти не дает осколков, ее можно кидать и на улице. А лучше покатить по земле, так надежней...
Когда Итальянец вышел из казино и направился к своей машине, Рында из-за угла аккуратно катнул ему под ноги гранату РГД-5. Грохнул взрыв. Один телохранитель убит на месте, второй тяжело ранен. Самому Итальянцу оторвало ногу.
Через день Рында бросил гранату Ф-1 в окно кабинета Шамана. Хозяина на месте не было, но взрыв и последовавший за ним пожар причинили материальный ущерб и посеяли страх: в следующий раз Воронцову могло меньше повезти.
Но люди Карпета попытались довести дело до конца и прямо на улице расстреляли из «помповиков» «девятку» Баркаса. Картечь превратила машину в решето, водитель и пассажирка были убиты на месте. Но вместо Баркаса в «девятке» находились Череп со своей подружкой. Тонированные стекла оказали ему дурную услугу.
Баркаса покушения обеспокоили всерьез. Если человека задумали убить, то в конце концов его убивают. Выход у обреченного только один – опередить противника. Не рядового исполнителя, конечно, а «заказчика» – того, кто отдал приказ. Так бывший бригадир и Шаман оказались лицом к лицу.
«Звонок» всегда событие, даже для матерого зэка. И Крест в день освобождения испытывал волнение. В общей сложности из пятидесяти пяти лет он провел за проволокой двадцать – половину сознательной жизни. Первый срок «взял» в пятнадцать – шестерик за групповой разбой с «мокряком». До совершеннолетия топтался в зоне для малолеток, где волчьи законы соблюдаются со слепым фанатизмом. Если красный цвет западло – все! Принесли предки в «дачке» помидоры ранней весной – бросай в сортир! Мать пришла на свиданку в красном платье – повернулся, сплюнул и обратно в отряд!
Правда, отца у Креста не было, а мать алкашничала и сдохла под забором, потому ему соблазнов преодолевать не приходилось, йот и порвал пасть ублюдку, жравшему тайком яблоки. На «взросляк» пришел уже с авторитетом и продолжал держаться за «закон», как за спасательный круг.
Освобождаться досрочно – западло, это дело «козлов». Срок надо перетирать полностью, от звонка до звонка. Так и отбыл шесть лет. Только вышел – сразу «закрутился» с друзьями, по пьянке залез в чужой карман и схлопотал два года. После этого держался на свободе долго: на «дела» ходили другие, он
