книгу. — Копили материал для доносов на знакомых, может, пописывали втихую анонимки, младший следователя грязью облил, а с виду — обычные люди. Что мы можем сделать таким? Попробуй их разгадай.
— Элементарно, — пренебрежительно хмыкнул Лагин. — Птицу видно по полету!
— Чего ж ваш профессор остался безнаказанным? — съехидничал Валек.
— Это другой вопрос! — Лагин резко наклонился вперед. — Я спросил у декана: почему не дадите принципиальной оценки? А он мнется: раз следствием вина не доказана... Мы-то что можем сделать? Да отторгнуть негодяя, не общаться с ним, руки не подавать — испокон веку известно, как обходиться с проходимцами! Он взгляд отводит: сейчас так не принято...
Не штука — отличить, нужно желание — отличать! А оно, вишь, «не принято»! Вот и жируют расхитители в открытую, никто не спрашивает: на какие деньги, подлец ты этакий? Ждут. Когда арестуем, конфискуем, осудим — тогда прозреют!
— Ну а как распознать тех же Золотовых и им подобных? — настаивал на своем Валек. — Тысячными тратами не выделяются, смердят потихоньку...
— Вот по запаху и распознавай, — поддержал я Лагина, давая ему время успокоиться. Сердчишко у Юрия Львовича барахлило, и нервничать лишний раз ему совершенно ни к чему.
— Манеры, речь, запросы, интеллект, круг общения... Десять минут с человеком поговори — и он весь как на ладони. Поэтому и сбиваются в стаи. И выкобениваются друг перед другом: я книжку достал про интриги французского двора, а я попал на закрытый просмотр, а я с писателями на охоту ходил... Вот, мол, какие мы умные да способные, а что аттестат в тройках да в каждом слове ошибку делаем — ерунда, с оценок не пить, не есть, не развлекаться, пусть отличники себе глаза портят да язву наживают, а мы ничуть не хуже!
Только карлик и на ходулях — карлик!
Наблюдая за мной, Лагин успокоился и улыбнулся, как бы подтрунивая над собственной горячностью.
— Если бы кучковались в своем стаде — полбеды. Но им надо с нормальными людьми перемешаться, чтобы не бросаться в глаза, внимания не привлекать, да и для самомнения... Чего только не придумывают! — Юрий Львович улыбнулся шире, с обычным сарказмом. — Один завмаг держал в кабинете портрет Дзержинского. Спросят — объясняет: я, мол, старый чекист, двадцать лет в органах, вышел в отставку, послали на укрепление торговли... Врал, конечно. Но действовало. На недовольных покупателей, общественных контролеров, корреспондентов. Даже на молодых сотрудников ОБХСС! — Лагин подмигнул мне. — Старый стал, болтливый, завожусь с пол-оборота. Но это я для них, — он кивнул практикантам. — Помните, заманивает такая нечисть нормальных людей в свою стаю. Лестно им с актерами знаться, писателями, журналистами, а особенно с нашим братом. Ничего не пожалеют: улыбаться будут, приятные слова говорить, услуги оказывать, дефицит предлагать... Психологи великие: слабости отыскивают, пристрастия и играют на них умело!
Лагин снова стал серьезным, даже мрачным.
— А палка копченой колбасы из-под прилавка, даже за свою цену — это первый крохотный шажочек... Второй, третий, все безобидно, а оказывается — повязан накрепко! — Юрий Львович встал. — Заболтался, пойду работать. А вы, ребятки, имейте в виду: собрались заниматься следствием — думайте, чьими услугами пользоваться, с кем дружбу водить, к кому в гости ходить. — Фраза прозвучала слишком официально, и Лагин смягчил ее шуткой: — А то ваш наставник, Юрий Владимирович, повеселился в одном зале с Золотовым, а потом неделю оправдывался да отписывался!
...Когда через несколько дней я вызвал на допрос Золотова, он тоже начал с ресторанных воспоминаний.
— Нехорошо, гражданин Зайцев! Вместе пьем, гуляем, а потом вы меня в клетку... Как на это посмотрит начальство?
Бравада объяснялась просто: он смирился с новым положением, продумал линию поведения и держался как человек, которому нечего терять.
— А вы черкните для памяти, при случае и просигнализируете. Письменные принадлежности имеются, времени много, прокурору писать разрешается. Правда, тетрадочку вашу я изъял, придется завести другую.
Золотов на миг запнулся.
— Давайте ближе к делу!
— Пожалуйста, — я положил на стол обрезок плотной зеленой ткани. — Обнаружен у вас дома. Марочникова шила из нее некие предметы. Один предмет вы принесли Петренко, квартирная хозяйка подтвердила это на очной ставке. Второй, начиненный золотом и валютой, изъяли у вас работники милиции.
Рядом с зеленым лоскутом я выложил хитроумные чехольчики с кнопками, застежками, тесемками — пустой и наполненный.
— Цепочка доказательств опровергает объяснения о «провокации». Вопрос: откуда у вас ценности?
— Объясняю: нашел. Возвращался из города на дачу, под кустом — газетный сверток. Принес, развернул. Как честный человек решил сдать властям. Для большей сохранности упаковал в этот чудесный мешочек. Утром увидел в лесу каких-то людей, подумал — грабители, попытался спрятать ценности в дупло. Оказалось, советская милиция. Извините, ошибся. Прошу официально зарегистрировать находку и выплатить мне причитающееся по закону вознаграждение. Ясно?
Золотов издевательски ухмыльнулся.
— Не вполне. Есть некоторые неувязки. Их придется прояснить с помощью Шахназарова и Гришакова.
Будто жесткая губка прошла по лицу подследственного, стирая не только ухмылку, но и естественный цвет кожи: передо мной застыла безжизненная гипсовая маска.
— Выяснив происхождение ценностей, мы должны будем объяснить, для чего изготовлялись из специальной ткани эти... как бы их лучше назвать? — Я похлопал по зеленым чехольчикам. — Контейнеры для контрабанды!
Золотов заметно вздрогнул.
— Кстати, сколько у вас было по физике? Эта ткань от металлоискателя не защищает, не стоило и стараться. Вообще, извините, у вас детские представления о государственной границе!
— Пьете вино из моего бара, — голос у него был хриплым и напряженным. — Да еще нахваливаете.
— То есть?
— Принимаете догадки за факты. Я запомнил вашу метафору.
— Почему же догадки? — Я вытащил из портфеля журнал, открытый на нужной странице. — Вот пожалуйста: «Граница на замке», репортаж с таможни. И фотографии тайников, всевозможных контейнеров. Сравните этот снимок с вашими изделиями — один к одному.
Золотов молчал.
— Разматываем цепочку далее, к моряку загранплавания Петренко, которого вы усиленно обхаживали последнее время, которому принесли контейнер для контрабанды и который убит на вашей даче. Не слишком ли много совпадений?
— М... Мало ли какие бывают совпадения, — с трудом выдавил он.
— Есть и факты. Вершикова рассказала, как вы старались прибрать к рукам Петренко, как знакомили его с иностранцем, как просили взять на себя убийство. Следственный эксперимент ее первоначальные показания не подтвердил. Судмедэксперт отметил необычную силу и технику удара. Фехтовальщик вполне может его нанести. О ваших занятиях спортом я говорил с Григорьевым. Это еще не все, но попробуйте опровергнуть хоть что-нибудь.
— Н... не об... з... н. В... ввы... док... вайте.
Речь у Золотова стала почти нечленораздельной.
— Хотите воды?
Он кивнул.
