которой едва ли десятая часть попадет на листы дела, а остальная лишь помогает выбрать правильную тактику и определить нужную позицию, выработать то самое внутреннее убеждение, без которого просто не сможешь продраться сквозь чащу препятствий на пути к истине, я понял это до конца. Петр тоже поймет, но поймет, как говорится, «испытав на своей шкуре», словами тут ничего не объяснишь.
— Не совсем так, Петруша. К тому же ЭВМ пока еще очень дорогие. Так что придется тебе за них отдуваться!
И я вручил ребятам пачку запросов.
Золотов Валерий Федорович, 29 лет, образование высшее педагогическое, работает в горкоммунхозе, инженер по озеленению, холост, не судим... Среднего роста, полный, лицо обрюзгшее, морщинистый лоб — выглядит он гораздо старше своих лет. В облике что-то бульдожье: нижняя челюсть выдается вперед, оттопыривая толстую губу; большие уши, мягкие, будто отвисшие; круглые коричневые глаза.
Модная белая сорочка, из-под пристегнутых перламутровыми пуговицами уголков воротничка сбегает бордовый галстук с золотой монограммой — безупречный наряд респектабельного джентльмена, если не знать, что на скрытой столом части тела — джинсы, клетчатые красно-синие носки и ужасно шикарные красные босоножки. Будто верхняя и нижняя части костюма принадлежат разным людям.
— Вы же сами прекрасно понимаете, что для меня это полная неожиданность!
Он старается держаться солидно, но не совсем удается — нервничает, а оттого делает много ненужных движений: поминутно вытирает лоб большим клетчатым платком, обмахивается им, смотрит на часы, достает и прячет обратно в пачку сигарету.
Мы беседуем уже почти час. Он очень внимательно выслушивает вопросы, понимающе кивает головой, с готовностью отвечает, но чрезмерно многословен, часто сбивается с мысли, отвлекается на мелочи, второстепенные детали и выжидающе смотрит на меня, ожидая знака или жеста, поощряющего его к дальнейшему повествованию.
Несколько раз он, как бы к слову, вспомнил своего дедушку-адмирала, между делом небрежно назвал по имени нескольких известных в городе людей, давая понять, что он с ними на короткой ноге. Через каждые три-четыре фразы совершенно не к месту упоминал горисполком и другие городские организации, подчеркивая, что вхож туда запросто.
И то, что Золотов таким примитивным способом пытается произвести впечатление на столь искушенного собеседника, как следователь прокуратуры, выдавало в нем человека недалекого. По существу дела он фактически ничего не сообщил.
— Все шло нормально, послушали музыку — я записал последние диски, еще ни у кого нет... Выпили, у меня хороший бар — «Камю», «Бордо»... Гале стало нехорошо, не надо было коньяк с шампанским мешать, я отвел ее наверх, слышу — Маринка кричит. Сбегаю в «кают-компанию», — Золотов испуганно выпучил глаза, — она в истерике, а Федор — на полу! Вначале думал, это он спьяну, гляжу — в сердце кортик...
Золотов перевел дух и снова вытер вспотевший лоб.
— Это же надо... В моем доме... Ну скажите, мне это надо? — Он заискивающе посмотрел на меня, ожидая сочувствия и ободрения, мол, конечно, вам это не надо, но не волнуйтесь, вы же не виноваты...
Сочувствия не последовало, и он, сокрушенно вздохнув, продолжил:
— Тогда я позвонил в «Скорую помощь», они вызвали милицию — завертелось. Конечно, неприятно: допросы, осмотры, понятые, одним словом, скандал...
— Почему вы заявили, что произошел несчастный случай и Петренко сам напоролся на кортик?
— Так я ж, когда звонил, так и думал. А потом Маринка рассказала, что это она его...
— За что же?
— Да разве ее поймешь? Ревела все время, толком ничего не добился. Полез он к ней, что ли... А вам она разве не объяснила?
В этот момент мне не понравился его взгляд, настороженный и цепкий, не соответствующий растерянной позе и недоумевающему лицу.
— Что вы можете сказать о своих гостях? — Я сделал вид, что не обратил внимания на вопрос, и Золотов не переспросил.
— Люди как люди, — он сделал неопределенный жест.
— Подробней, пожалуйста.
— Да я их мало знаю. Разве что Галку... — Я понял, что Марочникова проинформировала своего друга, о чем мы с ней говорили. — Маринка — ее подружка, но встречался я с ней раз пять, и все больше в компаниях. Знаете, толчешься в своем кругу... Перебросимся словами, потанцуем — и все... С Петренко — можно считать, шапочное знакомство. Но, по-моему, по женской части он любитель: смотрел на Маринку, как коршун на цыпленка... А там кто его знает!
— Как же вы собрались под одной крышей — четыре малознакомых человека?
— Да так... От скуки. И потом, знаете, как бывает: я — с Галкой, она позвала подругу, а та привела своего парня... Так сказать, четверо в одной лодке... Мне не жалко, дача большая, места всем хватит, думал, компанией будет веселей. — Золотов опять печально улыбнулся, приглашая к ответной понимающей улыбке. — А вышло вон как...
— А что вы называете «своим кругом»? — Я не удержался от вопроса, который хотел задать еще Марочниковой.
— Ну, — Золотов задумчиво склонил голову, пощелкал пальцами, подбирая нужные слова. — Это люди с одними интересами, сходными наклонностями, похожими привычками. Которым есть о чем говорить, приятно общаться, проводить время...
— Друзья, что ли? Но почему тогда вы так мало знаете о своих друзьях?
Золотов демонстративно поморщился.
— Ну почему обязательно друзья? Экипаж баркентины «Кейф». Встретились, отошли от надоевшего берега, с его обязанностями, заботами, хлопотами, работами... Видите, даже в рифму — я балуюсь стишатами на досуге... И поплыли по морю развлечений, отдыха и удовольствий. Вот и все!
Он обрадованно щелкнул пальцами, будто ухватил удачную мысль.
— Вот у вас уйма знакомых милиционеров, следователей, судей. Но не все же они ваши друзья? И не о всех вы много знаете!
— Это профессиональная сфера. А что общего между озеленителем Золотовым, продавщицей парфюмерного магазина Марочниковой, маникюршей Вершиковой и моряком торгового флота Петренко?
— Федун у нас человек случайный.
Золотов запнулся, мне показалось, что фраза вырвалась непроизвольно и сейчас он об этом жалеет.
— Хорошо, остаетесь вы, Марочникова, Вершикова. Что вас объединяет? Какие интересы, наклонности, привычки?
Золотов улыбнулся, на этот раз не печально, а весело и добродушно.
— Так сразу разве ответишь? Отношения между людьми — материя сложная... Но для меня интересная. Я люблю пофилософствовать, заглянуть в суть вещей. Как-нибудь можем побеседовать, но не в такой строгой обстановке...
Он улыбнулся еще шире, обнажив сильно выступающие клыки.
— Когда все эти формальности закончатся, с удовольствием вернусь к нашему разговору. Помню, в институте...
— Кстати, а почему вы по специальности не работаете? — перебил я его излияния.
— Вечный вопрос! — Золотов стер с губ улыбку. — А зачем? Деньги те же, сам за себя ответчик, за тридцать оболтусов голова не болит. Показателей глупых с тебя не спрашивают — успеваемость, посещаемость, дисциплина, план по макулатуре. И сам себе хозяин — не привязан к классу целыми днями напролет.
Подписав протокол, он направился к двери, но внезапно вернулся, будто забыл что-то на моем столе.
Оказалось — наоборот, хотел оставить.
— Вы не могли бы передать это Вершиковой?
