преступлений»?
Внутри все ходило ходуном, и чей-то голос из подсознания шептал: беги, дурак, они все знают, это все не более чем спектакль, они сразу догадались обо всем, потому и вызвали именно тебя, а не Лопатко!
– Когда мне читать? Я пахарь по жизни. Учился заочно, а на службе, сам знаешь, – ни выходных, ни проходных… Это в прокуратуре все умные!
– Это точно.
– Ох и замудохался же я, кто б знал. – Рудько уже не смеялся, лицо опять буднично вытянулось. – С этой падалью, чтоб их… В девяносто восьмом за весь год сорок трупов было, и то, помню, жаловались. А сейчас только октябрь, а вон уже за семьдесят перевалило…
Он помолчал, затянулся.
– Этот семьдесят шестой, – уточнил после паузы. Затем поплевал на окурок, неожиданно подмигнул Денису. – А чего у тебя голова трясется, товарищ следователь?
Вот ментовские штучки!
– Да с того, что из дома вытащили! – Денис дыхнул на него перегаром, ландышами и еще черт знает чем.
– О-о, – понял тот. – А ты чего, одеколон пил?
– Лицо протер, чтоб взбодриться! И, заметь, на загрузку не жалуюсь!
Их беседу прервал подошедший эксперт-криминалист.
– Пять гильз от ТТ. И сама машинка. Вон там, возле памятника…
Внутри все упало.
– Оттуда бил. Только раз промахнулся. – Криминалист прищурил глаз, оценивая расстояние. – По нашим меркам, отстрелялся на «отлично». Я бы раза два попал. В лучшем случае – три.
Он протянул Денису завернутый в обрывок газеты ТТ.
Денис помнил, что обтер его, прежде чем выбросить в кусты. Носовым платком. Это, конечно, не ацетон, не бензин, не всеочищающее пламя газовой горелки. Вероятность приблизительно как с презервативами из латекса: 96 процентов, что СПИД не пройдет. И четыре процента за то, что его случай войдет в хрестоматию по криминалистике. Профессор Самойлов любил повторять: вероятность умирает последней. Ну-ка, кто вспомнит эпизод с бандой Худилова? Петровский, пожалуйста. Итак, что сделал Живчик, прежде чем покинуть салон автомобиля, где находились трупы Евгения Марвица и его жены? Правильно, он тщательно вытер рулевое колесо смоченной в бензине тряпкой. Живчик был не дурак. А потом снял ручной тормоз и столкнул машину в овраг. И пошел спокойно домой. Когда машину осматривали, отпечатков на баранке не нашли, все было чисто. Их нашли – где? Правильно, Петровский. На рукоятке ручного тормоза. Можете садиться…
Денис вдруг понял, что ему надо делать.
Денис достал руку из кармана, она двигалась медленно, с натугой, как проржавевшая стрела гидравлического крана. Наконец взял сверток. Взял.
– Стой, погоди!.. – вдруг очнулся криминалист, еще не успев выпустить пистолет из своей руки. – Чего это я…
Он проворно достал из кармана пакет с гильзами и вытряхнул туда же ТТ – Денис и глазом не успел моргнуть.
– Вот, держи. Теперь порядок. А то наследишь пальцами!
Денис принял пакет. Пришла пора глушить водяру, следователь Петровский.
Глава 2
Курбатов против Петровского
– Нет, ты посмотри только, – не отступала мама. – Я почти уверена, за этим что-то стоит!
– Пьяный летчик там стоит. И за стену держится.
Денис зубами содрал изоляцию с телефонного провода и выплюнул на пол.
– Он не пьяный. Ты лучше посмотри, посмотри.
Он посмотрел. Летчик – мужик лет сорока пяти с громадными крестьянскими ручищами сидел в напряженной позе на возвышении в центре студии, кругом зрители с красными, распаренными от софитов лицами, ведущий в ладном костюмчике – вылитый вождь на собрании краснокожих, – с видом торжественным и загадочным допрашивал летчика. Та-ра-ра-ра, та-ра-ра. Ток-шоу, в общем.
– Так сколько времени прошло, – сказал Денис. – За четыре года успел прочухаться.
Мама оглянулась на него, сердито закинула ногу на ногу и вдруг рассмеялась. Денису показалось, на какой-то миг она помолодела лет на двести. Но когда ведущий-Чингачгук задал свой следующий вопрос, ее лицо опять стало сосредоточенным, глаза расширились и остекленели. Она удовлетворенно протянула:
– Во-от.
И повторила несколько раз, завороженно кивая головой в такт словам ведущего:
– Вот. Вот.
Денис кое-как соединил два провода. Медные жилки были тоненькие, как волосы новорожденного, и рвались легко, неслышно. Денис поднял трубку, послушал: гудит. Шут ее знает, эту Джоди, откуда у нее на старости лет взялась эта идиотская привычка грызть телефонные провода – салом намазано, что ли?
– Ну, у тебя, положим, тоже дурных привычек хватает, – говорила мама.
Да уж. Курение, алкоголь (с ударением на первый слог).
– Еще ты зануда, – добавляла мама.
И словно в подтверждение ее слов – выставленный на Дениса указательный палец. Остальные пальцы – большой, средний, безымянный, и братишка-мизинец – крепко удерживают телевизионный пульт ДУ.
Конечно. Главное – Денис не верил в летающие тарелки, всемирный разум и ток-шоу из серии «Тайные силы», а мама записывала их на пленку и просматривала раз по двадцать. К тому же он не чтил и не читал великого Карлоса Кастанеду. Вот-вот-вот.
Обычно он прятал телефонный аппарат – в кладовую, в ванную, в уборную. Рано или поздно Джоди находила его повсюду и делала свое черное дело. Сегодня утром Денис поставил его в книжную полку. Мать разговаривала с кем-то из подруг и забыла спрятать обратно.
С одиннадцати до трех он пытался дозвониться с работы домой, в трубке раздавалось только
Он набрал телефон Валерии. Но едва прозвучал первый гудок, тут же положил трубку на рычаг.
– Это тот, – сказала мама. – Смотри. Тельников, из экипажа Келлера.
В студию под аплодисменты зрителей вошел старик, сухой, желтый и абсолютно лысый. Он остановился, озираясь кругом подслеповатыми глазами. Ведущий взял его под локоть и провел к креслу.
– Полгода пенсию не платили, – проворчал Денис.
– Что? – переспросила мама.
– Платили бы пенсию вовремя, этим бедолагам не пришлось бы здесь всякую чушь молоть.
Это был необдуманный ход. Так говорить не следовало, не по-комсомольски.
На минуту повисла пауза, которую заполняла лишь трескотня из телеэкрана.
– Ну конечно, – произнесла мама. – Ведь у них нет таких заботливых сыновей.
– Да, – подтвердил Денис.
– Таких
– Да.
–
Денис промолчал, давая понять, что смотрит телевизор. Но долго здесь высидеть он не смог. Он заперся в кухне, где около получаса провел, глядя в окна дома напротив и пытаясь понять, почему стакан пустеет так подозрительно быстро.