Та-та-та-та... Неужели вертолет? Нет, скорей «кукурузник». Но откуда здесь «кукурузник»? Они вообще по ночам не летают...
Та-та-та-та... Переполненный мочевой пузырь причинял неудобства, казалось, что сдавливающий тело снизу ремень вот-вот выдавит его содержимое. Та-та-та-та...
Проснувшийся Карданов-Лапин понял, что это тарахтит дизель. Он лежал на узком деревянном рундуке, укрытый собственной дубленкой, и прижимался к мелко вибрирующему борту, от которого ощутимо тянуло холодом. Больше в кубрике никого не было. Только пустые бутылки, объедки и три стакана на узком столике напоминали о завершении вчерашнего дня.
Мочевой пузырь не перестал причинять беспокойство и после пробуждения. Гальюн оказался совсем крохотным, с клепками на железных стенках и мутным кривоватым зеркалом. Лапин подумал, что обречен смотреть в кривые зеркала до конца своих дней. Но выглядел он, как ни странно, совсем неплохо. Не только потому, что накануне почти не пил: привычный облик излучал не свойственную ему раньше энергию и говорил о скрытой силе. Вот только щетина... Надо будет одолжить у ребят бритву...
Он прошел в рубку. Толян стоял на руле, Иван был в трюме, у дизеля.
– Очухался? – усмехнулся рулевой. – Наконец-то! Только не пойму – с чего? Ты вчера и не очень- то...
Сам Толян не выглядел красавчиком: красные глаза, опухшая небритая физиономия. Но, судя по всему, это состояние было привычным – штурвал он держал уверенно. За окном, совсем рядом, проплывал пустынный заснеженный берег. Город остался позади.
– Вишь, какой у меня фарватер! – ворчливо продолжил рулевой. – А ты хотел ночью идти! Тут и на свету чуть колыхнешься – и приплыл!
Действительно, буксир шел по узкому каналу в темно-белесом, припорошенном снегом льду. От бортов до ледяной кромки было не больше двух метров.
– Выше пятнадцатого километра навигации нет. Зимой вообще – какая навигация? Надо на прикол становиться. Это вот мы ходим между портом и базой... Все водку пьют, а мы пашем. Нашли крайних! А тебе на базу зачем?
– Есть дело, – неопределенно ответил Макс. – Раз меня к вам случаем занесло, зачем по земле кругаля давать?
– Не по земле, а по суше, – поправил моряк. – Ты не брехал насчет стольника баксов? А то одного горючего сколько сожжем... Кэп вернется – шкуру спустит.
– Не брехал. У тебя бритва найдется?
Через сорок минут Лапин спрыгнул на причал центрального портового склада. Стояла тихая погода, из облаков выглянуло солнце, искрился на невытоптанных местах снежок. В чистом речном воздухе приятно пахло мокрой древесиной. На миг Сергею помстилось, что это и есть конечная точка его маршрута. Остаться здесь, работать крановщиком, электрокарщиком, грузчиком... Спокойная размеренная жизнь, никаких потрясений, тайн, пугающих открытий... Но в мире у каждого есть свое место. Здесь его никто не ждал.
Между растрепанными штабелями бревен и досок, аккуратными пирамидами труб, ровными параллелепипедами бетонных блоков, тяжелыми грудами якорных цепей он пробрался к выходу. Несколько раз ему попадались смурные работяги, но никто не заинтересовался посторонним, бродящим среди океана материальных ценностей. Переступив через провисающую в открытых воротах цепь, он оказался на площадке, где ожидали клиентов три порожних грузовика. За десять тысяч напросился до трассы и легко запрыгнул в высокую кабину «КамАЗа».
– Разве это жизнь? – сокрушался подвижный, бывалого вида водитель. – Раньше на куски рвали – то отвези, это привези... А сейчас машин больше, чем людей!
– Поехали в Степнянск, – предложил Лапин. – Я заплачу, будто цемент везешь.
– Полтинник, – запросил водитель.
– Только заедем в Кузяевку на полчаса, – вмешался Карданов.
– Идет.
Оставив грузовик у ворот психбольницы. Макс отправился на поиски. По словам двойника из «Маленького Парижа», с его сознанием что-то делал некий Брониславский. Ему и следовало задавать вопросы, но сначала его требовалось найти. В профессиональном мире почти все знают друг друга, поэтому Макс решил вначале найти доктора Рубинштейна.
– Вспомнили! – скривилась молодая женщина в регистратуре. – Он давно в Америку укатил. А чего надо-то?
– Я аспирант из Петербургской военно-медицинской академии, – отрекомендовался Макс. – Мне нужно проконсультироваться по диссертации.
– А... – женщина подобрела. – Зайдите в отделение, там сейчас доцент Садчиков, у него и спросите.
В отделении острых психозов Карданова дальше холла не пустили. Он стоял у выкрашенной белой краской решетки и ждал, рассматривая вытертую до основы ковровую дорожку. Остро пахло больницей, лекарствами, человеческой болью, из глубины коридора доносились неразборчивые выкрики. Через десять минут появился довольно молодой, но уже рыхлый Садчиков в отменно отбеленном халате и несвежей шапочке. Макс повторил ему ту же байку.
– Мне посоветовали познакомиться с Брониславским из Москвы и Рубинштейном из Тиходонска, – завершил Карданов свою историю. – И тут такая неудача... Даже не знаю, что делать.
Несмотря на нерасполагающую внешность, Садчиков проявил участие.
– До Сан-Диего вы вряд ли доберетесь, а до Москвы – свободно. Недавно в «Вопросах психиатрии» была статья Брониславского про раздвоение сознания. Вы занимаетесь какой темой?
– Амнезии после сильных переживаний и катастроф, – брякнул Макс, чувствуя, что стоит на грани разоблачения.
Доцент удивился.
– В Сербского недавно защитился мой однокашник, Борисов его фамилия.
Как раз по постстрессовым и посттравматическим амнезиям. Как могли утвердить две одинаковые темы?
– У меня закрытая диссертация сугубо прикладного характера, – нашелся Карданов. – Амнезии рассматриваются как последствия боевых действий.
Объяснение было встречено с пониманием.
– Брониславский тоже в основном работает по закрытой тематике. То, что попадает в доступную печать, – это явно кусочки каких-то больших работ. Но их никто не читал. И где он защитил докторскую, неясно... Обычно об этом сообщается, если речь не идет о секретном исследовании.
Садчиков вздохнул.
– Вы специально приехали в Тиходонск?
Карданов скорбно кивнул.
– Я бы с удовольствием вам помог, но совершенно нет времени... Вы ведь даже не позвонили!
Не меняя выражения лица. Макс кивнул второй раз. Пауза затягивалась.
Доцент опять вздохнул. Интеллигентному человеку трудно вот так сразу выставить приезжего коллегу на улицу. Необходим какой-то жест доброй воли, маленький знак внимания, крохотное проявление гостеприимства или, по крайней мере, намек на таковое. Формальность для очистки совести.
– Если хотите, я покажу вам статью. Может, и ехать больше никуда не придется.
– Если вам не трудно, – благовоспитанно отозвался Карданов.
Садчиков провел его в кабинет. Вместо бронзовой таблички «Профессор Рубинштейн Я. Н.» у входа висел застекленный листок с черными буквами лазерного принтера "Доцент Садчиков В. В. ". Внутри все было по-прежнему. Старинный дубовый стол с крышкой, обтянутой зеленым сукном, массивные шкафы, набитые журналами и книгами по психиатрии.
Пока Садчиков рылся в бумагах, Макс осмотрел корешки. «Вопросы психиатрии», «Российский психиатрический бюллетень», «Вестник общества психиатров», «Клиника психозов»...
– Вот она, – Садчиков протянул раскрытый журнал.
«Брониславский С. Ф., доктор медицинских наук, профессор, действительный член Всероссийского общества психиатров», – прочел Карданов над названием статьи и тут же спросил:
