об открытии и отправился в посольство, где встретился со вторым секретарем Джоном Джейсоном, который на самом деле являлся руководителем местной резидентуры, о чем, в соответствии с новым духом взаимоотношений между государствами и их разведками, была официально уведомлена российская сторона.
– Мы проверили этого парня со всех сторон. – Джейсон бросил перед коллегой довольно пухлое досье. – Похоже, он совершенно чист и наткнулся на это дело случайно. Думаю, ты можешь с ним встретиться. Вначале через агента, потом напрямую.
– А есть ли подходящий агент? – спросил Смит, просматривая досье с быстротой и внимательностью, выдающими наработанный навык.
Резидент замялся.
– Мы подготовили троих... На черную поверхность стола легли еще три досье.
Смит так же быстро просмотрел их и с сомнением покачал головой.
– Наш парень довольно замкнут, круг общения ограничен, новые знакомства практически не заводит. Как подвести к нему проститутку, крупье казино или бармена валютной гостиницы? Тут нужно совсем другое...
Он надолго задумался. В просторном офисе стояла почти полная тишина, лишь тонко звенели стекла, вибрируя в такт электронному лучу противоподслушивающей системы.
– А что с тем парнем из больницы? – наконец спросил разведчик.
Джейсон был профессионалом и знал, что услышит этот вопрос.
Еще одно досье легло на стопку предыдущих.
– Был арестован за спекуляцию валютой, осужден, провел в колонии четыре года...
– Если бы он работал на КГБ, то не оказался бы за решеткой. Они не дают своих людей в обиду, – перебил Смит.
– Скорей всего так.
– Он инженер, работал в конструкторском бюро, по образованию соответствует нашему парню...
– Пожалуй.
– Почему же ты достал его досье последним?
Резидент помолчал.
– Потому, что не верю в случайности. Он ведь случайно оказался в одной палате с тобой?
– Да, это написано во всех наших учебниках... Но ни один учебник не может предусмотреть все, что происходит в жизни. К тому же других вариантов у нас нет, – вслух размышлял Смит. – И в конце концов, чем мы рискуем? Мы же не доверяем ему государственные секреты Соединенных Штатов! Думаю, надо его использовать.
Джейсон пожал плечами.
– Давай. Я поручу подготовить вашу встречу.
Не веря в случайности, резидент ЦРУ был и прав, и не прав одновременно, ибо жизнь куда более диалектична, чем учебники диамата или тактики разведки.
Клячкин действительно не случайно оказался в одной палате со Смитом. Но в тюрьму он попал случайно, хотя в этой случайности тоже была изрядная доля закономерности.
В конце восьмидесятых монолит КГБ незаметно для окружающих начал трескаться изнутри. Всегда существовавшее, но тщательно скрываемое недовольство профессионалов сыска дилетантами из комсомольско-партийных органов, насаждаемыми на командные должности, в политуправление, кадровый аппарат и даже оперативно-следственные подразделения, начало прорываться наружу.
Одряхлевший партийный монстр корчился под стрелами требований департизации и невольно ослаблял мертвую хватку. Все чаще кадровые сотрудники на партсобраниях и оперативных совещаниях поднимали вопрос о некомпетентности партбоссов, начавших службу с подполковничьего, а иногда и еще более высокого звания, но не знающих разницы между конспиративной и явочной квартирой или между агентом и доверенным лицом. Шатающиеся кресла заставляли тех предпринимать, ответные шаги.
На высшем уровне управление системой профессионалов представлял Верлинов – единственный генерал и Герой труда, который выходил в снаряжении боевого пловца через торпедный аппарат лодки, лежащей на грунте в шестидесяти метрах под поверхностью моря. Его отношение к «героям» хамских разносов на партийных бюро разного ранга было вполне определенным.
Добраться до начальника самостоятельного отдела не так-то просто, начинать надо с подчиненных: даже могучее дерево клонится и падает, если подрублены корни. А ухватить опера проще всего через его агента – вот уж кто не имеет никакой официальной защиты.
Сеть была заброшена широко, и Асмодей угодил в нее в общем-то случайно: «хмырь с наглой рожей», который вел с ним вербовочную беседу в первом отделе, был сотрудником пятого, идеологического управления, пришедшим, как водится, из комсомола. Дерзкого фарцовщика он взял на заметку, а когда подошло время – организовал задержание «с поличным».
Тогда, как по заказу, «сгорели» несколько секретных сотрудников, и все они состояли на связи у оперативников одиннадцатого отдела. А любое преступление агента – ЧП для офицера, который обязан его воспитывать, повышать идейно-политический и моральный уровень. Значит, не справился, значит, нет требовательности к оперативному составу со стороны начальника, значит, надо делать оргвыводы, «укреплять руководство», что в переводе с партийного новояза обозначает: гнать такого начальника сраной метлой к нехорошей матери.
По большому счету, конечно, мелочи, но когда очень надо кого-то сожрать, то и мелочей хватает. Накопили их опытные в интригах аппаратчики и готовились уже вымести «нечистых» во главе с Верлиновым той самой метлой, но тут грянул август девяносто первого, и колесо завертелось в обратную сторону.
Агентов «сгоревших», понятное дело, не реабилитировали, сидели как положено, срок разматывали, многих кураторы с учета сняли и забыли, Межуев к Асмодею сразу же, еще в следственный изолятор, пришел, свел с начальником оперчасти, тот предложил на себя работать, да Асмодей отказался: ни азарта, ни интереса, только кусок колбасы да банка сгущенки, а сколько «наседок» в петле повисают или в парашах тонут!
И все же незримый ангел-хранитель сопровождал Асмодея на всех путях за колючей проволокой. И в камеры зверские он не попадал, и на этапы беспредельные, и в зону угодил хорошую – «красную», где ни одного человека за весь срок не отпетушили насильно. И Смотрящие всегда неплохо относились. Благодаря незримому заступничеству и перетоптался, дождался «звонка».
Правда, возвращаться на связь к Валентину Сергеевичу не собирался, но жизнь сама распорядилась...
Когда старший прапорщик Григорьев привез Асмодея на конспиративную квартиру, у того уже не оставалось сил. Оставшись один, он засунул глубоко под кровать сумку с деньгами, лег под мягкое шерстяное одеяло и немедленно отключился. Если не считать нескольких ночей в гостинице после освобождения, то Клячкин впервые за пять лет спал в нормальных и даже довольно комфортных условиях.
В силу причин биологического характера всех убитых в междуусобице между ворами и «новой волной» хоронили в один день.
Четверку усопших «бойцов» Седого сопровождал кортеж из сотни автомобилей, в основном иномарок. То ли для обеспечения порядка, то ли в знак выражения скорби, кортеж сопровождали две машины ГАИ, задерживающие движение на перекрестках для беспрепятственного продвижения колонны.
Пятерых жуликов из кодлана Клыка провожали не менее пышно, только в хвосте и голове колонны двигались не шустрые гаишные «Жигули», а обстоятельные патрульные «УАЗы» с включенными проблесковыми маячками.
Могилы были предусмотрительно вырыты в разных кварталах, хотя и в пределах престижного центрального района.
Скорбный церемониал проходил без больших различий: плакали родственники, роняли скупую слезу и клялись отомстить друзья. В траурных толпах находились люди с портативными фото – и видеокамерами, замаскированными под бытовые предметы. Кроме фиксации лиц участников, велась и звукозапись. Судя по надгробным речам, земле предавались самые лучшие, достойные и заслуженные люди столицы.
В принципе, на похоронах вести «разборки» запрещалось, даже оружие нельзя было приносить, месть
