– Никаких отговорок. Вам надо подрасти. Ложечку за маму, ложечку за папу…
Сперанский то возбужденно хихикал и рассказывал неприличные анекдоты, то начинал говорить о смысле жизни, звездах и философии зороастризма. Он был в ударе. Куклы мешали ликер с газировкой один к одному. Они слушали Сперанского, как прилежные ученицы. Светлую звали Инга, темную звали Эльза.
– Можно, я вас буду звать просто Ингрид и просто Элизабет?
– Ха-ха-ха!
Они сводили Сперанского с ума.
– Но мы вас точно где-то видели… По телевизору, да?
– Ну… Я… Гхм, гхм. Я довольно известный литератор, – признался Сперанский. И игриво добавил: – Но ничто человеческое мне не чуждо.
Инга и Эльза. Превосходно. Удивительно. Властитель дум, равно как и толстый капризный мальчик, сегодня получат свое сполна.
Глава 11
У каждого своя жизнь
Словно клубок серебристой пряжи катится мать-Земля через темные покои Вселенной. Каждая ниточка серебра – человеческая жизнь, переплетенная с миллиардами других нитей, впечатанная в беспорядочный умопомрачительный узор. Бесполезно вглядываться, бесполезно гадать, бесполезно делать вид, будто знаешь, где какая нить берет свое начало и где обрывается. Не обманешь. Клубок тугой, горячий, по нитям бежит обжигающий ток жизни – одних он намертво спаивает воедино, других отталкивает, третьих скручивает и рвет по живому, а четвертых заставляет выбить краткую искру, белую вспышку в космическом мраке и гонит дальше, не давая оглянуться.
Как электрический заряд по запутанным дорожкам компьютерной материнской платы, летят слова и мысли, желания, ненависть, страхи, любовь. В масштабах Вселенной не имеет никакого значения, сколько тысяч километров разделяют людей, заряженные частицы перемещаются со скоростью света, и если двое – один в Москве, другой где-нибудь во Флориде – связаны серебряной дорожкой, они куда ближе друг к другу, чем муж и жена, возлежащие бок о бок на роскошных руинах былого счастья… Но если это только видимость связи, то итог может быть совсем иной, часто печальный, а иногда катастрофический – вплоть до провала важной, тщательно подготовленной разведывательной операции, от которой зависит военно- политический паритет в мировом масштабе… Личность и мир находятся в непостижимом взаимодействии, бывает – кто-то хочет забыть, порвать, сжечь мосты, а – не получается. Блестит в ночи серебро, катится куда-то мать-Земля… Вселенную не обманешь. Не угадаешь, к какому финалу она протянула ту или иную серебряную ниточку…
Человек, опасающийся слежки, почему-то ищет ее за спиной и постоянно оборачивается назад. В таком случае «топтун» идет впереди и, как правило, не попадает в поле зрения преследуемого. Если наблюдатель хорошо замаскирован, то «объект» никогда не заподозрит в нем источник опасности.
Алексей Семенов умеет маскироваться. На нем потертое пальто неопределенного цвета и кепка – почти такая же, как у мэра. Почти. Но не такая. Потому что Семенов – не мэр. Мэр не носит такое пальто, такие мятые, обкручивающиеся вокруг ног штаны, такие выношенные стоптанные туфли. И главное – у мэра совершенно другое лицо, его постоянно сопровождает свита челяди и телохранителей, и он никогда не станет в десять вечера бродить один по плохо освещенной Шипиловской улице в Орехово-Борисово.
Так что, несмотря на кепку, Семенов похож на обычного московского работягу, получающего среднестатистические двенадцать тысяч в месяц. Не обесценивающихся американских долларов, конечно, как слуга народа – депутат, а полновесных российских рублей, как хозяин этого депутата. Надо сказать, что маскировка ему ничего не стоила. Такую одежду он носит ежедневно. Потому что хмыри с телевидения запугивают его болезнями и заставляют покупать лекарства. А лекарства дорого стоят.
Чтобы подработать, Семенов согласился сотрудничать с частным детективным агентством «Взгляд», где продержался четыре дня: выслеживал неверных жен и сластолюбивых мужей, сомнительных заемщиков и ненадежных компаньонов, – а потом его выгнали, потому что отставной лейтенант не хотел приписывать лишние часы работы и не умел за деньги проходить сквозь посты частной охраны. А без денег ни «фейс»-, ни тем более «дресс»-контроля он миновать заведомо не мог.
– Вы, Алексей Федорович, конечно, специалист хороший, – сказал на прощание молодой, круглолицый и пухлогубый шеф – Илья, который годился ему в сыновья, но легко преодолевал любые современные контроли и кордоны. – Устарели только немного. Время-то поменялось…
И вручил конверт с пятнадцатью тысячами. По-хорошему обошелся Илья, по-доброму. Все-таки устареть «немного» не так обидно, как «безнадежно». Хотя практической разницы тут нет.
Но дело не в хорошем отношении шефа «Взгляда», и даже не в пятнадцати тысячах. Семенов, как взятая вдруг на притравку зайца списанная борзая, снова почувствовал азарт охоты, заболел радостью преследования и уже не мог пресно проводить скучные вечера у тусклого телевизора. Он стал сам находить «объект» и водить его по городу. Вот и сейчас Семенов идет на сорок метров впереди, контролируя с помощью зеркальца невзрачного коренастого парня в кургузой куртке на синтепоне, который то и дело нервно оглядывается назад.
Алексей Федорович зацепил его в метро: тот переступал с ноги на ногу у вагона, а когда двери начали закрываться, вдруг резко заскочил внутрь, чуть не сбив Семенова с ног. Явно «обрубал хвост»! Что ж, посмотрим, что ты за птица!
Они прошли уже десять кварталов, и это укрепляло подозрения наблюдателя. Почему он не сел в автобус? Проверяется? Или встреча может состояться в любой момент не по его инициативе? Всю жизнь Семенов выслеживал шпионов и мыслил соответствующими категориями. «Явка», «моменталка», «съем сигнала»… Конечно, парень в кургузой курточке мало походил на шпиона, но это ничего не значит: был случай, когда генерал выходил на конспиративную встречу в обличье бомжа…
Здесь было пустынно и тихо. Даже машины почти не ездили. В таких условиях любой наблюдаемый вычислит своего преследователя. Но «объект» с маниакальным упорством смотрел назад, не обращая внимания на то, что находится впереди.
Потом он свернул направо, к панельной девятиэтажке. Семенов притормозил, быстро вернулся, с интервалом тридцать секунд зашел в подьезд, успел услышать, на каком этаже хлопнула дверь, взбежал следом и приложил ухо к обшарпанной двери, за которой слышались голоса – мужской и женский:
– Ванька точно не видел, куда ты пошел?
– Да точно, точно! Налей рюмку, я пол-Москвы протопал… Денег на автобус не было… Займешь завтра полтишок?
Дальше Семенов слушать не стал. Скрипя зубами от ярости, он сбежал вниз и выскочил на пустую, промозглую улицу. Автобуса придется ждать долго. Если вообще он сейчас ходит.
Лейтенант в отставке Семенов в ярости сплюнул.
– Ну, патлатый, попадешься ты мне!
«Телефонные звонки прозвучали в десять вечера, с интервалом ровно в десять минут. Причем и в первый, и во второй раз в трубке царила долгая вселенская тишина, и частые „хелло?“ хозяина оставались без ответа. Впрочем, ко второму звонку он уже понял, что к чему, и произнес „хелло“ всего один раз, по инерции, зная, что ему никто не ответит. Это был условный сигнал – вызов тайного агента к его боссу…»
Пальцы привычно порхали над бодро пощелкивающей клавиатурой, выбивая на ярком экране четкие буквы шрифта Times New Roman четырнадцатого размера. Буквы складывались в слова, слова – во фразы,
