пилотировать доверили. Минут десять всего, но это же не кобыла.
Еще я, кстати, всегда в будущем оказаться мечтал, чтобы на флаерах летать, а вовсе не в вашем Средневековье дремучем, где даже бритв приличных нет. Каждый раз бреешься и потом холодным исходишь, когда сам себе по горлу опасной бритвой проводишь.
И хватит уже тут смеяться. Это не то, что ты думаешь. Не собирался я падать, приноравливался я, как на скаку предметы с земли подбирать. И сестре своей скажи, чтобы не смеялась, а то сейчас лопнет. А мамке твоей я сам все ночью скажу, она для этого специально и приходит, чтобы меня послушать.
Вот с языком шло все хорошо. После первой нашей ночной встречи с Анютой меня как прорвало, сам даже не ожидал. Видимо, назрело уже, и произошел качественный скачок. Или метод такой хороший – в постели разговаривать.
Хотя это как посмотреть. Знал я одну девушку, без имени обойдусь. И познакомилась она однажды с парнем. Встретились они в стране, где оба были иностранцами. Все у них было замечательно, отношения прекрасные, и спали вместе. Только вот одна маленькая проблема: не понимали они друг друга. Если хотелось им по душам поговорить, то отправлялись они в интернет-салон и общались через электронного переводчика. Мы все еще смеялись над ней, как же она умудрилась в стране с самым большим населением, в Китае, американского негра себе найти?
Знание языка – великое дело. Если говоришь чисто, то и отношение к тебе будет нормальное, пусть даже и вид у тебя не совсем привычный. А можешь выглядеть как самый настоящий местный житель, но лепетать что-то вроде: моя твоя не понимай. И выйдет все наоборот.
Язык в этой стране не особенно трудный и давался мне довольно легко. Обличьем от местных, по крайней мере, от тех, кого довелось увидеть, я тоже ничем не отличаюсь. Так что, можно сказать, повезло.
Мы с Анютой собрались в город, как оказалось, до него всего день пути. В Дертогене нужно продать лошадей, купить кое-что необходимо, да и вообще пора мне уже свой нос за пределы гасиенды высунуть. Как говорится, белый свет посмотреть и себя показать.
Отправились мы еще до восхода солнца, оставив Стрегора за старшего. Мать так замучила его наставлениями, что он даже спрятался от нее.
Поначалу я мужественно ехал на Мухорке, потом решил-таки пойти пешком – натер себе с непривычки. К вечеру, когда солнце одним своим краем коснулось морского горизонта, нам открылся замечательный вид на бухту, на берегу которой и расположился Дертоген. Синее-синее море, голубое-голубое небо, огненно- красные отблески заката на пушистых облаках. От такой красоты даже дух захватывает. Я не удивлюсь, если треть жителей этой планеты – художники-пейзажисты.
На берегу почти идеально круглой бухты расположилось множество хижин, дальше местность шла в гору, на склоне которой домики были побольше и выглядели основательнее. А на вершине горы стоял замок, больше похожий на крепость со всеми обязательными атрибутами: башнями, стенами с зубчатым парапетом и донжоном, над которым на высоком остром шпиле развевался стяг. На конце мыса возвышался маяк. В гавани – десятка полтора суденышек, в основном одномачтовых. Посреди бухты стоял на якоре двухмачтовый парусник. Еще я сумел разглядеть множество лодок, вытащенных на берег, за линию прибоя.
Ну надо же, все как у людей. На первый взгляд ничего необычного. И все-таки я волновался. Очень. Ведь совсем скоро я увижу новый мир, в котором мне придется жить, хочу я того или нет.
– Спать где? – обратился я к Аниате.
Та долго что-то объясняла, показывая рукой. Понял я лишь то, что на земле спать не придется. Ну и зачем так много слов?
Вообще-то есть у меня собственная гипотеза о причинах женской болтливости, согласно которой центр речи в прелестных женских головках находится в непосредственной близости от центра удовольствия. Ясное дело, при разговоре один центр раздражает другой. Правда, и у мужчин так бывает. Это особенно заметно, если повнимательнее к ведущим популярных телепрограмм присмотреться. Только где ж теперь их взять, всякие там ток-шоу? Клянусь, целыми днями буду смотреть то, что раньше ненавидел. Только домой верните, пожалуйста.
Переночевали мы в доме каких-то Анютиных родственников. Нормально так переночевали, даже покормить нас не забыли. Анюта о чем-то долго им рассказывала, но я даже не прислушивался и не пытался разобрать. Встав из-за стола, я поблагодарил гостеприимных хозяев и пошел на уже приготовленное мне для ночлега место.
На местный рынок мы отправились чуть свет, и первым, кого встретили, был городской стражник. Он важно шествовал по еще пустынной улице, преисполненный чувства собственной значимости. Поравнявшись с нами, он оценивающе посмотрел на меня и поприветствовал мою спутницу:
– Привет, Аниата. Что, нового гирда себе нашла?
Женщина на мгновение смутилась, затем поздоровалась с ним, схватила меня за руку и поволокла за собой. Естественно, я заинтересовался значением неизвестного мне слова.
– Гирд? Что это? – обратился я к ней.
Никогда не думал, что можно так стремительно покраснеть. Понятно, можешь не объяснять. Девочка, просто ты не представляешь, из какого мира я прибыл. У нас давно уже любой, кто не первый, считается вторым. Ну в нашем случае я третий, поскольку у тебя двое детей, совершенно непохожих друг на друга.
Я на мгновение крепко прижал ее к себе и чмокнул в макушку, получив в ответ благодарный взгляд. Стражник-то явно не к Аниате обращался, это же понятно. Не мог он знать о том, что мне незнакомы какие-то слова, что я вообще язык только-только осваиваю. Просто так он выразил свое отношение ко мне: вид-то у меня аховый. Конечно, сейчас я был не в той одежде, в которой на огороде работал, да и на ногах какие-никакие постолы имелись, и все же… Значит, именно с этого и начнем. Присмотримся, цены узнаем и ассортимент.
Ну вот и добрались. Бесконечный гвалт, широкие улыбки продавцов, яростный торг – словно на южном рынке очутились. Сначала заглянули в рыбные ряды. Нет, приобретать рыбу в наши планы не входило, но было интересно, что в местных пелагиалях водится. Оказалось, что ничего особенного: морские окуни, скумбрии, кефали, головоногие моллюски и перепончатокрылые. Насчет последних шучу. В мясных лавках опять же вырезкой единорога не торговали, все вполне традиционно: свинина, баранина, птица.
А вот промышленные товары заинтересовали меня больше. Где еще можно получить столько информации о стадии развития общества? Я посмотрел много всяких вещиц, пощупал, повертел в руках и сделал неутешительный вывод. Всюду следы ручной работы, никаких намеков на массовое производство. Провода или антенны в городе тоже отсутствуют.
По хозяйству Аниаты об уровне прогресса судить было сложно: вдруг она какая-нибудь отшельница и все вещи, которыми пользуется остальной цивилизованный мир, у нее под религиозным запретом. Теперь же все предельно ясно. Семнадцатый-восемнадцатый век, если сравнивать с моей горячо любимой родиной.
Ладно, чего уж тут. Ну нет здесь флаеров и гиперпространственных перелетов, так ведь и питекантропов тоже не видно. И люди вполне вменяемые, вон сколько радостных, открытых лиц вокруг.
Себе я приобрел замечательные штаны, приличного качества рубашку и короткие сапоги с острыми носами. Почему именно с острыми? Чтобы в стремя попасть. Я ведь теперь всадник, черт побери, пусть и с натертой с непривычки пятой точкой. Сапоги, кстати, не делились на правый и левый. Ну так этого и у нас долгое время не было, насколько я знаю. Переоделся я прямо в лавке.
Когда проходили мимо рядов с женской одеждой и украшениями, Аниата замедлила шаг. Погоди, солнце, вот расторгуемся – тогда уж непременно. Это одно из достойнейших занятий для мужчины – тратить деньги на свою женщину. То, что мне самому пришлось сразу переодеться, – это острая необходимость. Нам сейчас коней продавать, а это серьезный бизнес. Вот и выглядеть нужно соответственно. Вернемся за лошадьми, я пояс надену трофейный, тот, что решил себе оставить. Сбоку клинок прицеплю и кинжал. Здесь все так ходят, кроме, конечно, последних оборванцев.
Лошадей вместе с седлами и всей остальной упряжью мы продали удачно. По крайней мере, Аниата, судя по ее виду, осталась очень довольна. Она торговалась азартно, даже яростно, забавно было за этим наблюдать. Все время торга я простоял рядом с самым невозмутимым видом, скрестив руки на груди и чуть
