они просто учуяли близость берега и травы, по которым непременно успели соскучиться.
Глава 17
Фибула
До твердой земли мы добрались почти в сумерках. Слиссы давным-давно были утеряны, но свое дело они сделали, позволив нам оторваться. Оторваться так надежно, что преследователи потеряли всякие шансы нас догнать. По крайней мере, как мы ни всматривались в пространство за своей спиной, но обнаружить их так и не смогли. Даже зрительная труба Горднера в этом не помогала.
Ближе к берегу земля стала более твердой, но вместе с тем все чаще стали попадаться участки, выглядевшие так же, как и все вокруг, но скрывающие под жестким покровом низкорослой колючей травы самую настоящую трясину. Вот в такую трясину и провалилась наша единственная вьючная лошадь. Она брела последней, ведомая Крижоном под уздцы.
Вероятно, будь на ней всадник, такого бы не случилось. Лошади же пришло в голову взять чуть правее, и она ухнула в такой зыбун, что только голова виднелась. В какой-то мере виноват в этом был и сам Крижон. Возьми он повод чуть короче, и лошадь просто не смогла бы так далеко уйти в сторону. Видимо, Крижон сам это понимал, потому что принимал в спасении животного самое горячее участие и даже лишился в борьбе с трясиной левого сапога. Лошадь мы все же спасли.
Это случилось недалеко от каменистого и почти лишенного растительности берега, где к тому времени уже находилась часть нашего отряда. Трава там была такой же жесткой и короткой, как и на болоте. Воды поблизости не оказалось, но Горднер принял решение остановиться на ночлег – дальше нам предстояло пересечь горы, которыми мы любовались всю вторую половину дня. Соваться туда в темноте – верх легкомыслия, а барона нельзя было в этом обвинить.
Сушняк для костра все же нашелся. Вскоре в котелке уже кипела вода – неприкосновенный запас, который несла спасенная нами лошадь. Теперь можно, теперь все, завтра мы обязательно добудем воду. Вполне возможно, что вон за той горой, чья вершина так похожа на кратер вулкана, течет река с заросшими изумрудного цвета травой берегами.
Мне необходимо было найти что-нибудь подходящее для пары факелов. Только нужно быть осторожнее, пресмыкающихся гадов здесь тьма-тьмущая, прямо змеиный заповедник. А факелы мне понадобятся вот для чего.
В паре сотен шагов от того места, где мы остановились на ночлег, виднелись развалины какого-то строения, чем-то похожего на храм, слишком уж необычная у него форма. Мне оно напоминало что-то индейское, из Центральной Америки, но значительно скромнее в размерах, хотя была в нем какая-то монументальность. Никогда себе не прощу, если проеду мимо, даже не заглянув.
Я еще раз посмотрел на положение светила, на развалины, на суетящегося у костра Чемира, оставленного за кашевара. Быть может, сейчас сходить, пока окончательно не стемнело? После ужина, пусть и такого скромного, а размеры котелка ясно давали понять о величине порции, будет гораздо труднее заставить себя тащиться осматривать местные достопримечательности.
Если это храм, то вряд ли его бы стали строить на краю болота. Наверное, когда-то здесь был морской залив или озеро, а может, протекала река, судя по размерам болота, очень и очень большая. Хотя, может быть, я ошибаюсь и храм посвящен какой-нибудь Великой Гадюке.
Все, решено, сейчас и пойду. Каши мне оставят, и раньше бы не забыли, а теперь, при моем нынешнем статусе господина барона, даже думать об этом смешно.
Вот только послушаю, чем там Тибор Крижона допекает, кажется, что-то интересное. Как оказалось, дело было вот в чем. После того как я в силу своего нынешнего положения отдалился от Тибора, с которым у меня до этого были весьма приятельские отношения, тот сблизился с Крижоном. Так вот, Крижон, оставаясь в заслоне, оставил Тибору якобы во временное хранение некоторые вещи.
Среди этих вещей была и фибула – застежка для плаща. Этот предмет одежды здесь все еще представлял собой кусок полотна самого разнообразного качества и окраски, изредка с капюшоном. И такая вещь, как фибула, не была украшением – ее использовали по прямому назначению.
Только фибула у Крижона была не простая. Это единственное, что осталось у него после походов в степи кронтов, и он ею очень дорожил. Наемник никогда ее не носил, пользуясь обычной медной застежкой. И даже в кости никогда не ставил ее на кон, что само по себе факт невероятный.
Видел я ее, эту фибулу. И она действительно стоила того, чтобы ею дорожить. Казалось бы, ничего особенного: фигурка коня, выполненная из непонятного материала черного цвета, вставленная в круглый золотой обод. Вот только сделана была эта вещь с несравненным изяществом и выглядела совсем новой. Потрясающий артефакт.
Тибор давно на нее зарился, предлагая купить или обменять на что-нибудь равноценное, но Крижон стойко держал оборону. Правда, однажды сделка чуть было не состоялась. На этот раз Тибор предлагал в обмен гребень для расчесывания конской гривы и хвоста. Но не обычный гребень, а заговоренный семью колдунами на священной горе в особый день, который бывает раз в целое столетие. Если расчесывать гребнем конскую гриву хотя бы дважды в день, вдохновенно врал он, а Тибор делал это всегда крайне убедительно, то лошадь никогда не будет болеть. Кроме того, такая несложная операция придаст животному необыкновенную резвость, настолько великую, что, если промчаться мимо стоящего человека, тот даже не сумеет разглядеть его масть.
Крижон совсем уж было поверил ему, но Тибор сам испортил все дело, заявив, что и кормить лошадь будет необязательно. Перестарался, в общем. На этом кредит доверия Крижона к Тибору полностью был исчерпан, о чем тот и не преминул ему заявить.
Невозмутимо повертев в руках деревянный гребень, совершенно ничем не отличавшийся от своих не заговоренных собратьев, Тибор так же невозмутимо выбросил его через плечо, пожав при этом плечами…
Мой бывший приятель добросовестно вернул Крижону все вещи, отданные ему якобы на хранение, кроме фибулы, и заявил, что никакой застежки он и в глаза не видел. Кроме того, не преминул добавить он, вместо того чтобы подарить застежку господину барону, то есть мне, за то, что он фактически спас ему жизнь, Крижон припрятал фибулу, да еще и наезжает на абсолютно невинного человека. И еще, ему всегда были крайне подозрительны личности, разгуливающие в одном сапоге.
Все мы, кроме хозяина фибулы, видели, как Тибор успел сунуть застежку Крижону в сумку, в которой тот хранил свои вещи.
Этот парень – прирожденный комик, даже Горднер улыбался, слушая их спор, превозмогая боль в плече.
Все еще посмеиваясь, я отправился осматривать храм. Издали больше всего он напоминал мавзолей. Тот, о котором без пояснений понятно, какой именно, где находится и кто в нем почивает. Разве что был несколько больших размеров, немного другой формы и без всяких трибун. Раньше храм был обнесен стеной, ее остатки и сейчас хорошо различимы по всему периметру. Ширина кладки была очень приличная. Конечно, тройка лошадей не проедет, но и раскинутыми руками явно не обхватишь.
Сам храм был построен из огромных каменных блоков. Даже не могу себе представить, какой же должна быть их масса при такой величине. У меня сложилось впечатление, что стена и была сооружена для того, чтобы прекратить доступ к храму, поскольку разрушить его было бы крайне затруднительно.
Я обошел здание снаружи, набираясь мужества, для того чтобы спуститься внутрь, через темное жерло входа. Наверное, когда-то его прикрывали двери, но сейчас от них не осталось даже трухи. Нет, меня напрягало не то, что со мной может произойти внутри. Меня больше волновали змеи, которых здесь было великое множество. Даже по пути сюда мне встретилась парочка, и обе оказались весьма устрашающих размеров. Вряд ли они здесь все удавы, скорее, какие-нибудь кобры и гадюки. Но выяснять это отчего-то мне совершенно не хотелось.
Змеи вполне могут оказаться и внутри храма. Вот только увидеть их будет значительно труднее. Во- первых, там стоит мрак, во-вторых, придется смотреть не только под ноги.
Так, все. Еще пара минут – и я уже не смогу заставить себя в него войти. В правую руку берем зажженный факел, в левую – кинжал, на всякий случай, для большей уверенности.
Шпагу я оставил на месте нашей стоянки, решив, что вряд ли она мне понадобится. Я нервно хохотнул, представив, что атакую готовящуюся к броску кобру с раскрытым капюшоном, и решительно шагнул в темноту. Положа руку на сердце, получилось не слишком уж и решительно, но оказаться внутри храма мне