есть «волосатая лапа», о ком заботятся папа, мама, влиятельные друзья.
— Инка знает, кто у него папаша? — спросил Жорж.
— Пока нет, — ответил Князь. — Но здесь, как учили нас в школе, личное совпадает с общественным... Видели, как она к нему жалась? Малый ей, наверное, по вкусу... Иногда таких телков девочки любят.
— Слушай, Князь, нам нужен этот парень? — наконец начал догадываться Ник Сыроежкин.
Артем помедлил с ответом, потом сказал:
— Фирму надо расширять. Никто из нас не знает иностранные языки. Работать так трудно. Во всем мире в цене специалисты...
— Не пойдет он на это, — усомнился Марк Левин. Он всегда отличался трезвым, практичным умом, его трудно было вывести из себя, вовлечь в «дело», в которое он не верил на сто процентов. «Из Марка будет большой человек», — любил говорить Князь, и уже только за такую высокую оценку Марк готов был идти за ним в огонь и воду.
Артем продолжал:
— Еще Жарков хорошо разбирается в электронике и в радиотехнике. Он знает маги всех классов и фирм. И дома у них коллекция книг и камешков.
Они стояли у яркого подъезда огромной гостиницы, стеклянные двери-вертушки работали безостановочно: люди входили, выходили, смеялись, весело переговаривались.
В центре города позднее время почти не чувствовалось, было много света и тихих, каких-то скользящих красок, Подходили и мягко катили дальше троллейбусы, машины, до ночи не иссякал людской поток. Только очень поздно жизнь здесь ненадолго замирала, чтобы через считанные часы вспыхнуть с новой силой. И ночь здесь была звонкая, настоянная на звуках.
Сегодня у Князя был неделовой вечер. «Фирма» отдыхала. По правде сказать, деловые вечера теперь выгадали все реже — уж очень бдительными стали дружинники, иногда неожиданно вмешивались прохожие, догадавшись о торге, стыдили:
— И не совестно честь и достоинство менять на тряпки?
Компаньоны вяло отругивались.
— Значит, Инесса не знает, кто такой этот Жарков? — как бы подвел итог методичный Марк Левин.
— Она ведь нам кое-что должна, не так ли? — спросил Артем.
— Да, девочка в долгах как в шелках, — подтвердил Марк.
— Вот и пусть потрудится...
МИР ОБРЕТАЕТ РЕАЛЬНОСТЬ
Туман рассеивался чаще, и тогда все вокруг становилось светлым, предметы приобретали очертания, а мир — реальность.
Андрей теперь точно знал, что он лежит в больнице, его голова туго перебинтована, и становится больно, если пытаться ее повернуть. Он видел только белый-белый потолок, еще часть комнаты слева и справа от себя — ровно столько, сколько можно увидеть, оставаясь неподвижным.
Андрей неожиданно для себя обнаружил способность приспосабливаться к неподвижности.
Иногда над ним склонялась девушка в белой шапочке, под которую были упрятаны волосы. Она давала ему какие-то таблетки, с ложечки поила микстурами, кормила, влажными салфетками протирала губы, глаза — все, что не было закрыто бинтами.
— Меня зовут Аня, — сказала она весело, когда Андрей стал воспринимать окружающий мир.
Андрей пошевелил губами, но ответить ей так и не смог. Он прикрыл и снова открыл глаза в знак того, что слышит ее и понимает.
— Вот и отлично, — обрадовалась Аня. — И не надо стараться разговаривать, вам нельзя. Я сейчас позову Людмилу Григорьевну.
Андрей слышал, как вошла женщина, которую Аня называла почтительно Людмилой Григорьевной, и обрадовался — мир вокруг него становился понятнее.
Очень мешал неясный шум в голове, он был ровным и постоянным. Андрей пробовал пошевелить ногами и руками — это удалось, только руки-ноги казались чужими, тяжелыми. И часто путались мысли, обрывались, едва возникнув.
Поэтому он и обрадовался, когда впервые подумал четко: «Вот вошла Людмила Григорьевна».
Людмила Григорьевна тоже обрадовалась, когда увидела, что Андрей ее понимает. Она сказала удовлетворенно:
— Ну вот, наши дела пошли на поправку. Я ваш лечащий врач, и меня надо слушаться. Вы уже, очевидно, сообразили, что находитесь в больнице. Не скрою, вам было плохо, но сейчас гораздо лучше. Вы и сами это чувствуете, не так ли?
Андрей сомкнул веки.
— Прекрасно, — профессионально бодро продолжала Людмила Григорьевна. — Мы надеемся, что через несколько дней вы сможете уже немного говорить. Совсем немного... Вы смогли бы и сейчас сказать несколько слов, но на это уйдут силы, которые необходимы для другого — перебороть болезнь. Поэтому не старайтесь что-то спрашивать. Привыкните к мысли, что вы тяжелобольной и вам обязательно необходимо выздороветь. Я ясно говорю?
Андрей снова сомкнул веки.
— Очень хорошо. Лежите, отдыхайте, полный покой, я еще раз подчеркиваю — абсолютный покой.
Она помолчала и добавила:
— Я знаю, вас волнует, что же произошло, как вы очутились у нас?.. На вас неожиданно напали, очевидно, хулиганы. А теперь думайте только о том, как побыстрее подняться...
Она отдала распоряжения Ане, какие-то лекарства отменила, другие назначила.
Когда врач ушла, Аня сделала ему укол, от которого шум в голове уменьшился, но захотелось спать, глаза буквально слипались.
Аня сказала:
— Я сейчас возьму вашу руку, вот взяла, чувствуете? Молодец... Чуть ее сдвигаю, вот здесь шнур. Если вам станет хуже или что-нибудь понадобится, вы его потяните, и я услышу звонок или увижу светящийся сигнал. А теперь попробуйте самостоятельно... Отлично, все получилось... Я ухожу, а вы спите.
Аня выключила свет, и в комнате стало темно. Но теперь темнота не тревожила Андрея, он знал, как она возникла, и поэтому отнесся к ней спокойно.
КРЕДИТ БЕЗ ОБЕСПЕЧЕНИЯ
Инна работала в той же больнице, в которую доставили Андрея Крылова. Она приходила к восьми утра, занималась с несколькими группами больных лечебной гимнастикой. Продолжительность занятий зависела от того, чем болен человек. Иногда десять минут, иногда пятнадцать-двадцать. К трем часам она уже свободна. Дальше начиналась другая жизнь, для себя. Работа была для Инны обременительной повинностью, и она обычно ждала окончания рабочего дня со страстным нетерпением, ибо именно тогда, как любила говорить близким друзьям, начинала дышать.
В это утро, как и всегда, она сделала зарядку, приняла теплый душ. Инна очень следила за своей внешностью, ибо считала, что только серенькие дурочки надеются на случай, — удачу ловят за хвост и держат покрепче. Надо уметь постоянно быть в форме, обворожительно улыбаться, и придавать глазам таинственный блеск. Инна со знанием дела подбирала для себя косметику, но не злоупотребляла ею, так как
