путешественники — уже перезнакомились друг с другом, разбились на оживленные группки. Девицы в длинных вечерних платьях бесперебойно поставляли напитки.
Настю окружили и засыпали вопросами и комплиментами. Она рассказывала о планах «Африки», шутила и тоже раздавала комплименты — Кэтрин, репортерам, гостям. И вдруг она почувствовала на себе холодный взгляд. Ощущение у неё было такое, что её «высветили» бледным, скользким лучиком — скользнул по ней этот лучик и погас. Настя, перекидываясь фразами с журналистами, осторожно, без спешки осмотрелась…
Она сделала едва приметный знак репортеру с диктофоном в руке, камерой «Canon» на ремешке и крохотным значком Бираго Диопа на кожаной куртке. Тот подскочил к ней, расталкивая «коллег» по профессии и бойко затараторил:
— Мадам, вопрос агентства «Африканские новости»…
Он громко задавал свой вопрос о новых книгах «Африки», а Настя тихо, едва шевеля губами, отвечала ему:
— У дальнего столика с напитками в правом углу. Седой человек в клетчатом коричневом пиджаке и серых брюках…
Она, делая вид, что отвечает на вопрос журналиста, повернулась к этому углу спиной, чтобы не выдать себя взглядом. Журналист воскликнул:
— Мадам, ваш ответ безусловно заинтересует наших читателей…
Каким-то странным образом почуявший опасность Артем закрыл её собою, встав к ней спиной. Четверо парней в кожаных куртках, таких же, как у «репортера», незаметно передвигаясь, взяли Настю в кольцо. Все делалось спокойно, без суеты — обычные «перемещения» гостей на многолюдной тусовке.
Человек в клетчатом пиджаке тем не менее заметил все это, взял со столика фужер с напитком, неторопливо пригубил и, ни с кем не прощаясь, направился к выходу.
Все мы смертны…
У Насти отношения с Богом складывались сложные. Как и все её поколение, в Бога она не верила. «Бога нет» — так сказал Ленин. «Религия — опиум для народа», — так учили классики. Космонавты вон где летают, а Бога не видели — это уже было из новейших аргументов. Сомнения в том, что Ленин, классики и космонавты ошибаются, появились у неё тогда, когда во время командировки в Чечню они попали в засаду боевиков, и Настя под шквальной свинцовой метелью взмолилась: «Господи, помоги!» Из десятерых в живых их тогда осталось только двое. Бог помог? После возвращения из Чечни она приняла обряд крещения. И у неё появились свои аргументы, в частности, такой: «Неужели сотни миллионов людей почти двадцать веков верящие в Бога, ошибаются? Может ошибиться один человек, сотни, тысячи, но не все вместе и не так долго».
Но она, Настя, ни о какой мелочевке, ни о чем десятистепенном Бога не просила. Это было бы очень нетактично — надоедать Всемогущему пустяками. И даже когда сообразила, что Олег и Алексей «подставили» её на роль «наследницы» миллионов и открыли сезон охоты на нее, Настя лишь мысленно сказала Богу: «Господи, как ты решишь, так и будет».
Когда погиб Алексей, Настя решила, что Бог всемогущ и справедлив, уберег её. Но даже в мыслях она не решалась сказать Господу, какой подонок Олег Строев. Бог все видит сам и все знает…
…Презентация завершилась спокойно. Чтобы «утихомирить» себя, Настя выпила на ночь снотворное. Утром Кэтрин приехала за нею в отель, они позавтракали и отправились знакомиться с Парижем. Настя настояла на том, чтобы Артем её не сопровождал. Она уже за завтраком заметила, что люди со значками Бираго Диопа исчезли, значит случилось то, что должно было случиться и угрозу для неё ликвидировали. В усиленных мерах безопасности пока не было необходимости. Артем сопел и мрачнел, настаивал на том, что будет обязательно рядом с хозяйкой. Ей пришлось прибегнуть к авторитету Кушкина.
Настя и Кэтрин поехали в Лувр и провели там почти весь день. Потом Кэтрин потащила Настю на набережную Сены, к знаменитым развалам букинистов. Настя накупила гравюр, эстампов и старых книг об Африке. Она тут же сделала практический вывод: «Кэтрин, регулярно вылавливай здесь старые издания об Африке. Они нам пригодятся». Потом они зашли в чудесные магазинчики там же, на набережной, где продавали цветы и цветочную рассаду из любых зон земного шара и на любой вкус.
Но где бы ни была Настя, чтобы она ни осматривала, её не покидало смутное чувство беспокойства.
Она точно знала: что-то должно случиться или уже случилось — не с нею, но имеющее самое непосредственное отношение к ней. И дождалась… В одном из многочисленных киосков она увидела вечерний выпуск газеты, специализирующейся на криминальных новостях. На первой её полосе была помещена фотография человека с гипсово застывшим лицом. Человек мертво завалился на какую-то оградку…
Настя положила газету в сумочку…
На Париж опускался вечер, и Кэтрин предложила пойти на Монмартр, который днем дремлет, а по вечерам там кипит бурная жизнь.
Она объяснила:
— Монмартр оживает ближе к полуночи. И там можно получить все удовольствия, были бы деньги.
— Какие удовольствия, к примеру? — поинтересовалась Настя.
Они заняли столик небольшого открытого кафе, обрамленного красивым цветником. Таких кафе здесь было несколько: пяток столиков, небольшой прикрытый навесом бар с вертящимися стульями у стойки, из которого к столикам на открытой площадке выныривали за заказами и с заказами молодые официанты.
Между столиками ходили с корзиночками цветочницы. Сезон фиалок закончился, но здесь их предлагали — выращивали в теплицах специально. Ибо что за Монмартр без фиалок? За примитивными мольбертами на складных стульчиках сидели художники. Иным из них позировали туристки, и художники изображали творческий экстаз: поворачивали дам так и эдак, просили чуть склонить головку, шире открыть глазки — словом, отрабатывали свои франки, ибо в конечном итоге их «творения» лишь отдаленно походили на оригиналы. Шустрые фотографы, не спрашивая разрешения, сверкали блицами и почти силой навязывали фотографии. Тут и там стояли стайки девиц в профессиональной «одежке» — коротеньких шортиках. И скучали за столиками молодые мужчины — маленькая бутылочка кока-колы или стакан пива, сигарета и… ожидание в глазах. Шла бойкая торговля сувенирами, и ещё какими-то штуками, назначение которых Настя не знала. И везде бродили группки оживленных, бойких туристов, перекрикивающихся друг с другом, громко обменивающихся впечатлениями.
Монмартр — пристанище художников и будущих гениев, остался в прошлом, сейчас это был всего лишь пятачок парижской земли, возвышающийся над огромным городом, и славный своими легендами.
— Так какие удовольствия здесь можно получить? — переспросила Настя у Кэтрин.
— Можно сидеть за столиком и любоваться Парижем и Момартром. Здесь ты в безопасности, обитатели этого чуда-квартала сами строго следят за порядком, иначе сюда не будут ходить и значит не будет заработка. Гомиков здесь мало, они гужуются в других местах. Зато девицы на все вкусы и возрасты, от несовершеннолетних, которые охотно покажут документы, что им уже за двадцать, до дам, которые скромно продемонстрируют фотографии своих любимых детишек. Что кто любит: иные — птенцов, другие — уютных домашних женщин.
— Сколько?
— Сколько стоит? Цены разные: от семидесяти франков за час. Сутенеры знают цены — вон видишь, возле девочек стоят плечистые ребята, следят, чтобы их малюток не обижали. Здесь ведь свои порядки и все стараются их соблюдать, иначе будет, как говорите вы, русские, беспредел.
Кэтрин со знанием дела объяснила, что мужчины могут здесь снять одну девицу на двоих — это будет дешевле, чем каждому брать по самочке, но дороже, чем одному — одну. Мужики вполне могут взять и двух-трех только для себя, но это дорого. Наконец, есть свои запреты: на некоторые виды извращений — таких «любителей» сутенеры вполне могут искалечить. Аванс — вперед. За очень дорогую «штучку» — вся
