во как хватает… А теперь — раненых, как пить дать, подкинут».
Из лесу вышли еще трое бойцов, тоже больше смахивающих на леших. Двое, видимо, были легкораненые. У одного рука была подвязана, у другого висела вдоль тела. Третий боец, обнимая их за плечи, прыгал на одной ноге. Вторая была укутана в надрезанный шинельный рукав, обмотанный телефонной проволокой. За ними еще двое красноармейцев несли тяжелораненого на самодельных носилках. Женщины на мосту обнимали бойцов, принимали раненых и с криком и плачем несли дальше.
— Как бы тебе, студент, не пришлось газовать в госпиталь, — тихо сказал Гаврилов.
— Платформы ж обещали… — тоже тихо отозвался водитель, словно объясняя, что своей волей не хочет бросать капитана с такой прорвой женщин.
— Обещанного, знаешь, три года… — вздохнул Гаврилов. — Ладно, подождем чуть. Погрей пока мотор.
— Ой, господи, молоденькие…
— Надо же!
— Ироды, народ губят! — причитали женщины, не столько помогая, сколько мешая тем, кто ухватился за носилки или за край брезента нести раненых. Некоторые крестились сами и крестили бойцов.
Красноармеец, тот, что минут пять назад выбегал навстречу водителю, еле пробился через толпу женщин и у самого края моста, забывая вывернуть пилотку, но притягивая к ней ладонь, лихо закричал:
— Товарищ майор! Старший штурмовой группы красноармеец Шкавро и восемь бойцов прибыли.
Кубари у лейтенанта были под меховым воротом, и потому, глядя на обтрепанную гавриловскую шинель, боец решил, что моложавый командир в кожаном должен быть хоть на ранг, а все ж постарше.
— Докладывайте обстановку, — хмуро сказал кожаный. — А вы ждите пока! — крикнул остальным красноармейцам, которые, отдав женщинам раненых, хотели перейти на этот берег.
Красноармеец Шкавро замялся: видно, ожидал другой встречи.
— Командиры где? — спросил кожаный.
— Нету, — потупился боец.
— Как? Бежали? — вскипел кожаный.
«Умеешь права качать», — вздохнул про себя Гаврилов, но пока сдержался.
— Убитые, — сказал красноармеец.
— Откуда вы? — зло спросил кожаный.
— Оттуда… — Боец махнул рукой в сторону леса.
— В церкви положите пока, — сказал Гаврилов женщинам, которые проносили мимо него раненых.
— Вижу, что не из Москвы! — съязвил кожаный. — Из лесу? Из окружения?!
— Мы не окруженцы, — с обидой и страхом ответил красноармеец. Видимо, это слово равнялось для него словам «враг» или «предатель».
— Дезертиры?!
— Да погоди ты! — перебил кожаного Гаврилов. «И чего я лезу?» — подумал про себя, но терпение уже вышло. — Товарищ боец, вы давно из боя?
— Три дня, — поднял красноармеец голову.
— Три дня лесом шли?
— Лесом только ночью.
— А днем — полем? — ощерился кожаный.
— Нет, днем пережидали, — поправился красноармеец, понимая, что против начальства не попрешь и надо сносить все, даже насмешку. — У нас раненых пятеро. Трое не ходят, — добавил он.
— Я видел, — кивнул Гаврилов. — Как шли? Дай карту, — повернулся к кожаному.
— Не могу. Секретная.
— Эх, черт! А моя как раз тут срезана… На восток все время шли? — спросил бойца.
— Вроде…
— Володи, — не зло усмехнулся Гаврилов. — Ну а немцев видели?
— Нет, мы деревни обходили.
— Я же сказал: дезертиры! — обрадовался кожаный.
— Да погоди ты! — снова отмахнулся Гаврилов. — Оружие есть?
— Есть… Только немного. «Дегтярев» один, ну и винтовки…
— И гранаты? — подсказал Гаврилов, как экзаменатор растерявшемуся первому ученику.
— И гранаты, — кивнул боец, — только мало…
— Дезертиры, — мрачно повторил кожаный.
— С «Дегтяревым» не дезертируют, — оборвал его Гаврилов. — Ты вон с этой цацкой и на колесах, один, без раненых, не очень вперед лезешь! А они герои! Герои! — твердо повторил он.
— Товарищ капитан, при младшем дискредитировать…
— Брось, лейтенант, — отмахнулся Гаврилов, снимая с кожаного всю его тайную важность. — Молодцы, ребята! — повернулся он к бойцу. — Молодцы! Сейчас вас покормят. Жалко только, что немцев не видели. Может, хоть танки слыхали?
— Нет, врать не буду, товарищ капитан. Не слыхали. Нас штурмовая группа была — полтора взвода, а всего девять осталось. Лейтенантов двоих убило. Мы к своим, к окруженным, пробивались вперед. Два раза немцы нас отбили. Тогда мы в лес и больше не высовывались…
— Значит, впереди бой?.. — обрадовался Гаврилов.
— Ага, товарищ капитан. Там нашего брата сосчитать невозможно. Вроде две армии окружены…
— Ну, вы мне панику не сейте! — рассвирепел кожаный.
— Ладно. Пока помолчи, — снова обрезал его Гаврилов. — Значит, танков, говорите, не видели?
— Нет, только самолеты.
— Ну этого добра и тут хватает, — усмехнулся капитан. — Вон снова летят.
Над лесом, вовсе не так высоко, метрах на восьмистах, не больше, летели три «юнкерса» и чуть сзади и выше их два «мессершмитта».
— Отойдем, капитан, — тихо сказал кожаный.
Красноармеец покорно остался ждать у моста. Женщины все сбежались к церкви. Оттуда доносилось:
— Ваньку Сизова видел?
— А Евтеева Сергея?..
— Слушай, милый, Шлыковых, Шлыковых Вальку с Валеркой встречал? — надрывалась Ганя.
— Ну? — сказал Гаврилов, когда они с кожаным поднялись на бугор.
— Ты командовать останешься? — спросил кожаный.
— Куда мне?.. Не видишь, что ли?.. — кивнул он на церковь и женщин.
— Тогда не мешай. Боец, ко мне! — крикнул кожаный в сторону моста.
— Только помни: люди все-таки, — вздохнул Гаврилов, понимая, что говорит впустую.
— Не учи, — огрызнулся кожаный. — Вот что, товарищ боец, — сказал он подбежавшему красноармейцу, — по лесам погуляли, теперь и повоевать надо. Приказ такой. За мостом отроете ячейки и займете оборону. Наши подойдут — вас сменят. А теперь — кругом! Обед вам туда доставят.
— Так, товарищ капитан? — Боец глянул с надеждой на Гаврилова, вдруг тот снова обрежет командира в кожаном. Но Гаврилов только спросил:
— Лопат не требуется?
— И девушек бы заодно… — усмехнулся боец.
— А что! Это можно, — развеселился кожаный. — Этого добра тут хватает.
— Не дам, — мрачно сказал Гаврилов.
— Ты что? — удивился кожаный.
— Не дам, и все. Забирай, боец, лопаты, присылай за кашей. И, повернувшись, Гаврилов пошел к церкви.
— Тебе чего, гарему своего жалко? — спросила вертевшаяся неподалеку Марья Ивановна, когда он
