чем говорилось в легенде. Главное… – тут Маргон неожиданно усмехнулся, – это оказаться на месте. И не забыть то, что я тебе сейчас передал… Ты и теперь считаешь мой рассказ глупой старой сказкой? Ну чего ты молчишь? Нечего сказать? Ах да, прости…
И многознатец снова прищелкнул пальцами, между которыми пробежала синяя искра.
Альберт Гендер, Ловец Теней из Карвада, покинул башню Маргона, когда звезды стали гаснуть одна за другой, а ночная мгла побледнела. Заперев за Ловцом дверь, Маргон вернулся в свое кресло. О чем-то ненадолго задумался, потом рывком, неожиданным для своего дряхлого и тяжелого, как набитое песком чучело, тела поднялся, подошел к полке над камином и снял с полки глиняный горшочек.
– Сет, – негромко проговорил Маргон. – А зачем тебе понадобился Глаз Дикого Барона? Кому ты служишь, Сет? Неужели?..
Он мотнул головой, точно отгоняя какую-то очень неприятную мысль. Сыпанул из горшочка в огонь и поспешно отшатнулся.
Пламя зашипело, словно окаченное водой из ведра, – и погасло. Но спустя мгновение из камина плеснули мощные огненные языки, желто-красные, сочные, окутанные дурманно-черными прядями дыма. Дым потек в комнату, заизвивался кольцами под потолком и, спустившись пониже, сгустился почти неподвижной грозовой тучей. Маргон, негромко гудя что-то себе под нос, осторожно приблизился к туче и легкими движениями обеих рук принялся месить черный дым, словно глину. Одежда заискрилась на нем, колпак, потрескивая, приподнялся, обнажив никакие не рожки, а самую обыкновенную розовую лысину. Пот струился по узкому лицу многознатца, но не капал на пол, а тут же высыхал с легким шипением.
Дымная туча под руками Маргона стала принимать очертания человеческого тела. Появилась большая угловатая голова с белыми дырами глаз и рта, неуклюжая шея, коренастое туловище с парой узловатых рук… Вылепив туловище до пояса, Маргон, отдуваясь отвалился в сторону, шатаясь, добрался до своего кресла и упал в него. Пламя в камине погасло совсем, а фантом, едва различимый в сумерках комнаты, бесшумно подвинулся к многознатцу. Маргон обессиленно поднял руки и сплел пальцы в какой-то замысловатый знак.
Фантом, превратившись в дымную полоску, вылетел в щель между ставнями.
Комар так давно получил свое прозвище, что настоящее имя уже начал понемногу забывать. Как упомнишь, если все окликают: Комар, Комар… и никак больше. Он нисколько не обижался. Комар так Комар. Чего там. Вон горбатого Вила кличут и вовсе Навозником, а он только пыхтит, не спорит. Да и кто он такой, чтобы спорить? Обычный громила, весь фарт которого: проломить башку какому-нибудь загулявшему пьянчуге на темной улочке, стащить сапоги да пару медяков. Навозник и есть. Другое дело – Комар… Кличка, если рассудить, правильная, и ничего обидного в ней нет. Комар по ночам летает, хрен его в темноте заметишь, а, коли заметишь, так хрен прихлопнешь. Верткий Комар, и наглый. Моргнуть не успеешь, как жало его у тебя в спине торчит. Только, в отличие от обыкновенного комара, Комар кусает так ловко, что жертва потом даже не почешется. Потому что мертвые, как известно, не чешутся. И не потеют. И не разговаривают…
…Он прокрался по темному двору, легко взлетел на подоконник. Примерившись, прыгнул и повис на водосточной трубе, подтянулся и, мягко перебирая обутыми в войлочные сапоги ногами, бесшумно вскарабкался на крутой скат крыши. Свесившись, отсчитал третье слева чердачное окно. Пробраться по карнизу к окну было делом нескольких секунд. Затаив дыхание, Комар приник к щели меж створок ставней – мерцающий огонек свечи, оплывавшей в миске на столе, освещал крохотную комнатушку, почти все пространство которой занимали два низких топчана. На одном из них, поджав под себя ноги, сидел человек: низко склонив голову, он возился с какими-то железками, глухо побрякивающими у него на коленях. Комар кивнул сам себе и, не глядя, отцепил от пояса один из ножей – очень тонкий, изогнутый, как серп и без рукояти: такой легко войдет в щель между створок. Уже изготовившись для броска, Комар вдруг опустил нож. Мысленно он вызвал в памяти образ нужного ему человека. Высок, худ, прям, узколиц и горбонос. Смугл, но глаза очень светлые. Носит длинные, почти до середины спины волосы – черные, на висках седые. Одевается, как путешественник, хотя никакой поклажи с собой не имеет, не расстается с оружием и с кожаной широкополой шляпой.
Первую половину работы – найти место, где остановился путешественник, – Комар выполнил довольно быстро: тому, кто на короткой ноге со всеми трактирщиками и хозяевами постоялых дворов в городе, сделать это было нетрудно. К тому же искомая личность была довольно приметна. Теперь дело застопорилось… Комар беззвучно выругался: всегда так, если первая половина удается легко, вторая идет туже… Или наоборот.
Тот, кто сидел на топчане, был явно невысок, можно даже сказать – мал ростом и щупл, как подросток. Комар не сразу разглядел это в слабо мерцающем свете единственной свечи. Значит, этот, в шляпе, путешествует не один… А Ганс Криворукий, хозяин постоялого двора, гадина такая, не мог предупредить! Чего ему стоило? Схавал серебряную монетку и залопотал: все будет в ажуре, Комар, не беспокойся. Двор пустой, входные двери на ночь запираются засовом и открываются только утром. Крючки на ставнях хлипенькие. Сделай все быстро и тихо, а я уж приберу. В общем все как обычно… Ну как работать с такими долболобами?
Комар вздрогнул. Он вдруг кожей ощутил, что человек в комнате заметил его. Вот и правда – человек вскочил с топчана, задул свечу и скрежетнул чем-то железным и явно – очень острым. Комар поспешно скатился с карниза по водосточной трубе. Затих под стеной дома, прислушался. Нет, тихо. А чуть было не засыпался…
Двигаясь теперь с предельной осторожностью, он прокрался вдоль стены и шмыгнул за поленницу, наваленную недалеко от входной двери. «Ладно, – подумал Комар. – Подождем клиента здесь. Место хорошее – высокий забор, двор крыт досками, через щели во двор падают прозрачные лунные лучи, меня не видно, а дорога от калитки до двери как на ладони… Это даже лучше. Возни меньше. Сделал дело, перемахнул через забор, и нет тебя. А Ганс Криворукий потом приберет, куда он денется!»
Комар устроился поудобнее, чтобы не шуметь потом лишний раз, разминая затекшие ноги – и стал ждать. Мысли его перескочили с клиента на заказчика. «Странный тип, – думал Комар. – Противный какой- то. Надо же, заказал ухлопать недруга не просто так, а с выдумкой. Мол, раздеть догола и подвесить на воротах трактира, за ногу или еще за какую-нибудь часть тела. Охота было возиться! Комар-то лучший из лучших, это все знают; можно сказать, аристократ среди всех головорезов Катама, свою работу делает четко и красиво, с мертвяками возиться не привык. Пусть другие прибирают. А его задача – быстро, бесшумно и точно превратить живого человека в безвольный кусок мяса. Это на словах просто, а ты попробуй сработать сотню таких дел, и чтобы ни разу не промахнуться и ни разу не засыпаться. Талант нужен!..»
Занимался рассвет, когда Берт, пошатываясь, шагал по улочке. Широкополая шляпа глубоко была надвинута на его глаза, в зубах Ловец сжимал трубку. Давно погасшую, испускавшую вместо ароматного дыма тяжелый табачный перегар. Берт не замечал неприятного запаха, как не замечал ничего вокруг. Таинственное сияние неведомого, заставлявшее его раз за разом пускаться в смертельно опасные путешествия, целиком захватило его.
