– Повремените, – негромко проговорила девушка.
Она не отрываясь смотрела на Берта. И все так же – не отводя от него взгляда – спросила:
– Это те самые, о ком вы мне говорили?
– Они, они! – закричал одноглазый. – Они Цыпу уходили до смерти, тот даже охнуть не успел! Мы же…
– Оборвись, – коротко произнес Берт, не глядя на одноглазого. – Мы ни на кого не нападали. А этого Цыпу вы прикончили сами… перед тем, как задать стрекача.
– Это правда? – подняла брови девушка.
Одноглазый замялся. Впрочем, девушка, кажется, не ждала от него ответа. Она поднялась, при общем молчании обогнула стол и остановилась, скрестив руки, всего в нескольких шагах от Берта.
Тот снял шляпу и галантно поклонился. Видимо, приступ изумления, поразивший его при входе в зал, уже прошел. Но искорки тревоги в его глазах не погасли.
– Как мне называть вас, госпожа? – осведомился он.
– Так же, как меня называют мои ребята, – ответила она.
– Рыжая Бестия?
– Именно.
– Отвратительная кличка.
Четверо за столом ошеломленно переглядывались. Верзила за стойкой – тот даже втянул голову в плечи, будто ожидая, что потолок вот-вот обрушится на его макушку. А девушка провела ладонью по волосам и улыбнулась.
– Ребята искали вас на всех тропах, – сказала она. – Они и посейчас ищут. Вы нарушили закон, убили одного из нас и теперь приговорены к смерти.
– Насколько я помню, Турийские горы все еще принадлежат Метрополии, и законы, действующие здесь, – законы Императора. Я не слышал, чтобы Император велел карать смертью мирных путников, отбившихся от бандитов на глухой тропе.
– Госпожа! – взвизгнул одноглазый. – Прикажите, и я прямо сейчас выпущу ему кишки! Кто он такой, чтобы дерзить вам?
– У тебя уже была возможность доказать свою храбрость, – не оборачиваясь проговорила Рыжая Бестия. – А теперь этим человеком займусь я.
Она шагнула к Берту. Ловец растерянно развел руками – и тут же полетел на пол. Бестия, потирая кулак, стояла над ним, ожидая, пока он поднимется. Берт вставать не спешил. Проведя рукой под носом, он стряхнул красные капли и приподнялся на локте.
– Неплохой удар, – сказал он.
– Ты бьешь больнее, – отозвалась Бестия странно изменившимся голосом.
– Он умелый воин! – подобострастно подтвердил арбалетчик. – Госпожа, теперь нам можно выпустить ему кишки?
– Я же сказала, этим человеком займусь я. Вставай и следуй за мной.
– Вот это другое дело, – пробормотал Берт, поднимаясь.
Рыжеволосая молча повернулась и направилась мимо стойки к лестнице, ведущей на второй этаж. Снова недоуменная тишина повисла в зале, но, когда и Берт ступил на лестницу, одноглазый очнулся:
– Госпожа, ну, хоть этому-то ушастому коротышке можно пока выпустить кишки?
Берт, сидя на краю кровати, связывал шнурки на куртке – полчаса тому назад он оборвал их, не желая возиться с узлами.
– Твои живоглоты и впрямь Самуэлю горло не перережут? – спросил он.
Марта откинула покрывало и сзади оплела его руками:
– Без моего приказа они не посмеют его и щелбаном угостить.
– Слушай, у меня до сих пор не укладывается в голове, – повернулся к ней Берт. – Ты… и эти ублюдки. Рыжая Бестия! Сама придумала это имя?
– Ребята так назвали… По-моему, неплохо звучит.
– А по-моему, дерьмовей некуда… Откуда они вообще взялись, эти подонки? Во что превратились Турийские горы за те полгода, пока меня здесь не было?!
– Пока тебя не было, много изменилось… – Марта отстранила от себя Берта и улеглась, закинув руки за голову. – Отец пропал. Отправился на поиски своего чертова Барона и пропал. Я осталась одна. Совсем одна, понимаешь? Потом появился ты. Я думала… думала, мы снова… Я, такая дура, даже грех взяла на душу, предполагала, что теперь, когда отца нет, никто не будет мешать нам, а ты… А ты, как выяснилось, вернулся только для того, чтобы покопаться в бумагах отца.
Она села в изголовье кровати, сцепив пальцы на белых коленях.
– Альберт, тебе нравится мучить меня? – неожиданно спокойно спросила она. – А я ведь уже совсем не та робкая девочка, которая приходила по ночам в твою комнату, когда ты гостил в нашем доме.
– Я заметил, – глядя в пол, пробормотал Берт. И тронул все еще налитую болью переносицу.
Некоторое время они молчали. Снизу нарастало развеселое пение под аккомпанемент звона бутылок.
