Ни степной дьявол, ни рыжеволосая его не слышали. Гул огня заглушал голос Ловца, к тому же бойцы находились в той стадии изнеможения, когда трудно воспринимать что-либо еще, кроме собственной боли и усталости. Марта со стоном оторвалась от перил, повела руками вокруг себя, словно надеясь обнаружить хоть какое-то оружие – потом вдруг вскинула руки и сорвала с шеи металлический медальон!
Берт уже вскочил на первую ступень лестницы, когда степной воин, собрав остатки сил, ринулся на девушку. Марта коротко крутанула на шнурке тяжелый медальон и выбросила вперед руку. Медальон с хрустом впечатался в лоб степному дьяволу – воин, охнув, полетел вниз, сшибив с ног и Ловца, перекатился через него и исчез в клубах дыма. Только поднявшись, Берт поспешил к Марте. Он подхватил ее, когда она – уже в полуобморочном состоянии – опасно пошатывалась на обломанной ступени, под которой бушевало пламя. Один последний рывок, и Ловец с рыжеволосой на руках оказался у пролома в стене. Еще несколько шагов, давшихся Берту с усилиями почти запредельными – и они повалились в подтаявший и покрытый копотью снег.
– Хозяин! – услышал Берт над собой. – Хозяин!
Берт зарыл лицо в снег, вынырнул и отряхнулся, как собака.
– Возьми ее… – прохрипел он, карабкаясь обратно к пылающему дому. – Возьми, оттащи подальше.
– Хозяин, куда вы?
– Ключ… – выдохнул Берт. – Навершие меча Аниса…
Крыша трактира с ужасающим грохотом обрушилась. Огненные струи взметнулись до самого неба.
– Хозяин, он здесь!
– Что?
Ловец обернулся и увидел, на что показывал Самуэль. Марта, даже и в обмороке, крепко сжимала в кулаке шнурок, на котором висел медальон.
– Молодец, девочка… – вымолвил Берт и обмяк на снегу.
Сет поглубже запахнулся в медвежью шубу, накинутую поверх меховой куртки, и натянул поводья. Его мохноногая северная лошадка остановилась.
– Долго еще? – прикрикнул он на старого проводника, ковылявшего впереди.
Старик оглянулся, махнул клюкой, зажатой в руке, и продолжил путь.
– Никак не запомню, что он немой… – проворчал Сет. – Надо же было найти такого проводника – дряхлый немой пень, который еле бредет, да и то при помощи клюки… А? Почему не нашли кого-нибудь другого? За что я вам плачу?!
– Больше никто не согласился идти сюда, – прогудел низким басом Ургольд, старший в десятке наемников-северян. Он ехал рядом с Сетом. На лице Ургольда, сплошь татуированном диковинными узорами, было ясно написано удовольствие. Турия очень напоминала ему родную Северную Пустошь, вот только мороз тут был помягче, да снега побольше… И остальные десять северян, трусившие следом, пребывали в прекрасном расположении духа. Они весело переговаривались, пуская в ночную тишь облачка пара из ртов. За всадниками угрюмо трясли головами пара могучих волов с поклажей, один из наемников с бичом в руках замыкал процессию.
– Никого больше нельзя было уговорить, – продолжал Ургольд, – сказывали, в тутошних местах лихие люди какие-то объявились… Подстерегают на дорогах путников и…
Проводник, повернув за валун, похожий на громадную серую дыню, уложенную набок, вдруг остановился и замычал.
– Хорошо… – догнав его, проговорил Сет.
Вдалеке, за невысокой горной грядой, разливалось по черному небу зарево.
– Хорошо, – повторил Сет, кутаясь в шубы. – Постарались, дьяволы, молодцы… Недаром я им столько золота отвалил.
Ургольд промолчал на это. Раскосых степняков среди наемников не любили. Славившиеся своей свирепостью степные дьяволы в наем шли крайне редко, а уж если шли, то требовали плату, вдвое, а то и втрое превышающую обычную. «Нам бы то золото, – подумал Ургольд, чувствуя, как чудесное его настроение портится, – мы бы и не так расстарались… Подумаешь, невидаль: отыскать девчонку, на шее которой болтается медальон. Девчонку – башкой об камень, медальон – господину. Зачем было этих дьяволов приваживать? Из-за ерунды они тут половину местных вырежут, душегубы поганые… Правда, господин говорил еще о каком-то Ловце, который вроде бы больно резвый да удачливый, но что с того? Ловец, каким бы он ни был, всего-навсего Ловец. Он один… Что он сможет сделать против трех-четырех хороших воинов? Видать, господин очень этого Ловца ненавидит. Или боится. Или то и другое вместе…»
– Альберт Гендер из Карвада… – бормотал Сет, глядя на зарево. – Я надеюсь, это твои косточки там обугливаются…
– А? – наклонился в седле Ургольд.
Но господин ничего не ответил. Догадавшись, что он размышляет вслух, Ургольд придержал коня. Пусть его размышляет. На вид он довольно мерзостный, этот господин, зато платит хорошо… Ургольд уже давно
Старик снова замычал, стуча своей клюкой о дынеобразный валун. Воткнул клюку в снег, обе руки сложил ладонями и сунул под щеку.
– Привал здесь сделать? – угадал Сет.
Старик закивал.
– Будь по-твоему…
Через пять минут расседланные мохноногие лошадки совали морды в торбы с овсом. Северяне разгребали снег, привычно готовя себе лежбища на ночь, доставали из дорожных сумок подмерзшее свиное