В результате Додд выдал Хейксвиллу белый мундир и черную перевязь, а потом и поставил во главе роты.
– Сражайтесь достойно, сержант, – бросил он на ходу, поднимаясь на стену, – и я произведу вас в офицеры.
– Я вас не подведу, сэр. Буду сражаться. Рвать врага зубами. Можете не сомневаться.
В том, что Хейксвилл будет драться не за страх, а за совесть, полковник и не сомневался, потому как в противном случае сержанту грозили плен и бог весть какие неприятности. Впрочем, в возможность неблагополучного исхода ему не верилось. Он просто не представлял, как британцы могут овладеть Внутренним фортом. Додд предполагал, что им по силам взять Внешний форт, стены которого уже проверяли на прочность осадные орудия, но что будет делать неприятель, оказавшись перед рвом? Демонстрируя Хейксвиллу это препятствие, полковник снова убеждал себя в полной неприступности Внутреннего форта.
– Посмотрите, сержант. Видите? Единственный путь в наш форт лежит через эти ворота. Взять приступом стены невозможно – они слишком высоки и круты. Понимаете?
Посмотрев влево, Хейксвилл увидел, что стена Внутреннего форта возведена на почти отвесном склоне. Вскарабкаться на них не смог бы никто. Атакующим ничего не оставалось, как пытаться пробиться через ворота, но за первыми они наткнулись бы на вторые, потом на третьи и, наконец, на четвертые. И все их защищал полк Додда, его Кобры.
– Мои люди не знают, что такое поражение, – продолжал полковник. – Они видели, как били других, но сами не испытали такого унижения ни разу. А здесь врагу придется нас разбить. Ничего другого не остается. И они попытаются. Но не смогут. Нет, не смогут.
Он замолчал, глядя вниз, постукивая кулаком по каменному парапету. Артиллерийская канонада не умолкала, но кроме беспрестанного грохота орудий единственным признаком ее здесь была пороховая дымка, повисшая над дальней стеной Внешнего форта. Командовавший обороной Ману Баппу уже спешил к Внутреннему форту, поднимаясь по отвесно уходящей к воротам узкой дороге. Заскрипели старые петли. Створки медленно расходились, впуская князя и его адъютантов. Наконец индиец прошел через последние ворота, и Додд с улыбкой повернулся ему навстречу.
– Что ж, пойдем. Похоже, нас ожидает кое-что занятное.
К тому моменту как они спустились, Ману Баппу уже вскрыл поданный Гопалом пакет.
– Прочтите сами, – сказал он, увидев подошедшего Додда, и протянул письмо.
– Предлагает капитуляцию? – спросил полковник, беря листок.
– Читайте, – нахмурился князь.
Неуклюже составленное и неумело написанное, письмо все же вполне ясно передавало суть предложений Бени Сингха вражескому генералу. Килладар Гавилгура изъявлял желание сдать вверенную ему крепость британским войскам при одном-единственном условии: всему гарнизону и всем находящимся в Гавилгуре гражданским лицам должна быть сохранена жизнь. Никто не должен быть убит, никто не должен подвергнуться заключению. Британцы могут конфисковать находящееся в форте оружие, но позволят всем желающим покинуть Гавилгур, оставив при себе столько личных вещей, сколько смогут унести на себе или увезти на лошади.
– Разумеется, Уэлсли примет такое предложение! – воскликнул Ману Баппу. – Кому хочется умирать при штурме!
– У килладара есть право делать врагу такого рода предложения? – спросил Додд.
Индиец пожал плечами.
– Он килладар. Гавилгуром распоряжается он.
– Но вы же генерал. Вы командуете армией. И вы брат раджи, – напомнил полковник.
Ману Баппу с грустью посмотрел в небо.
– С моим братом никогда и ни в чем нельзя быть уверенным. Может быть, он хочет сдать крепость. Может быть, не хочет. Мне он ничего не говорил. Не исключено, что, если мы проиграем, раджа обвинит во всем меня, заявив, что всегда хотел добиться мира любой ценой.
– Но вы ведь не хотите уступать? Вы не собираетесь сдаваться?
– Здесь мы победим! – твердо ответил Ману Баппу и повернулся навстречу килладару, о появлении которого объявил Гопал.
Бени Сингх, очевидно, уже знал о задержании своего посланника и, возможно, сам наблюдал эту сцену из окна дворца, потому что спешил к месту событий не один, а в сопровождении жен, наложниц и дочерей. Вероятно, трусливый килладар решил, что вид женщин смягчит сердце Ману Баппу, но лицо князя приняло еще более суровое выражение.
– Если хотите предложить капитуляцию, – крикнул он, – то посоветуйтесь для начала со мной!
– Здесь я представляю власть! – пискнул Бени Сингх.
На руках он держал свою любимую маленькую беленькую собачонку. Несчастное создание страдало от жары, о чем свидетельствовал высунувшийся красный язычок.
– Ничего вы не представляете! – отрезал Ману Баппу.
Столкнувшихся у ямы со змеями мужчин уже окружили женщины в дорогих шелковых и хлопчатобумажных сари.
– Британцы бьют по стенам и вот-вот проделают бреши! – запротестовал килладар. – Не завтра, так послезавтра они ворвутся в крепость! Нас всех убьют! – Объявленное пророчество испугало самого прорицателя, и он жалобно застонал. – Мои дочери станут их игрушками, мои жены – их служанками.
Женщины содрогнулись от страха.
– Британцы погибнут в брешах, но в крепость не войдут, – возразил Ману Баппу.
– Их нельзя остановить! – стоял на своем Бени Сингх. – Они – джинны!
Ману Баппу сделал вдруг шаг вперед, и килладар невольно подался назад, к яме с рептилиями. От испуга он вскрикнул, оступился и стал падать. Князь схватил его за рукав желтого шелкового халата. Одолеваемый любопытством, Хейксвилл подобрался к яме и, заглянув, увидел белеющие обезьяньи кости. Потом на дне, в полутьме, что-то шевельнулось. Гибкая тень мелькнула и растворилась в других тенях. Сержант торопливо отступил.
– Я килладар! – продолжал причитать Бени Сингх. – Я хочу спасти нас всех.
– В первую очередь вы солдат, – прошипел ему в лицо Ману Баппу, – и ваш первейший долг – уничтожать врагов моего брата. – Женщины закричали, отчаянно жестикулируя и ожидая, что их покровитель вот-вот рухнет в зловещую яму, но брат раджи держал крепко, и килладар не падал. – А когда британцы полягут в брешах, и наши воины устремятся на юг, через равнину, как вы думаете, кому достанется слава победителя? Килладару крепости, вот кому! И вы готовы от этого отказаться?
– Они джинны, – твердил Бени Сингх. В какой-то момент мечущийся взгляд его упал на Хейксвилла. Лицо последнего исказила жуткая судорога, и килладар завопил: – Они джинны!
– Они люди. Такие же, как все остальные. И они слабы и смертны. – Свободной рукой Ману Баппу взял за шкирку собачонку. Бени Сингх взвыл, собачонка задергалась и заскулила. – Если вы еще раз попытаетесь связаться с врагом, с вами будет то же, что с ней. – Князь разжал пальцы. Ударившись о каменное дно, животное тявкнуло от боли. Что-то зашипело, заскребли когти, из ямы донесся короткий последний визг, и наступила тишина. Килладар охнул и тут же забормотал о том, что он скорее даст своим женщинам яд, чем позволит им стать добычей злобных демонов. Ману Баппу встряхнул его, возвращая к действительности. – Вы меня поняли?
– Понял, – пробормотал Бени Сингх.
Князь потянул его к себе, подальше от края ямы.
– А сейчас вы вернетесь во дворец и останетесь там. И не пытайтесь связаться с врагом. – Он оттолкнул килладара от себя и повернулся к нему спиной. – Полковник Додд?
– Сахиб?
– Приставьте к килладару десяток своих людей. Пусть смотрят за тем, чтобы из дворца не передавали никаких писем. Если такие попытки будут, убейте килладара.
Додд усмехнулся.
– Я понял, сахиб.
Ману Баппу поспешил вернуться в осажденный Внешний форт, униженный килладар поплелся во дворец
