направлялась?
— Она ушла после обеда, после того как Джейсон лег. Думаю, это могло быть в районе половины второго — двух. Она сказала, что поедет к друзьям.
— К каким друзьям?
Он смотрел куда-то мимо меня.
— К подруге, с которой они вместе учились. Даэн Ли.
— Где живет Даэн?
— В Нортсайде, недалеко от семинарии.
— Машину Сьюзан обнаружили неподалеку от Стробери-стрит, а не в Нортсайде.
— Я полагаю, если кто-то… Она могла поехать куда угодно.
— Было бы полезно узнать, доехала ли она вообще до Даэн, и чья это была идея — встретиться, — сказала я.
Он поднялся и начал открывать кухонные ящички. С третьей попытки он наткнулся на телефонный справочник. Он полистал его дрожащими руками и стал набирать номер. Несколько раз откашлявшись, он попросил позвать к телефону Даэн.
— Понятно. А почему? — Он послушал, как ему что-то говорили. — Нет, нет. — Его голос дрогнул. — Далеко не все в порядке.
Я тихо сидела, пока он объяснял, что случилось, и я представляла, как много лет назад он молился и говорил по телефону, когда умерла его первая дочь, Джуди. Вернувшись ко мне, он рассказал то, что подтвердило мои опасения. Сьюзан не ездила днем к подруге, они даже не договаривались. Ее подруги не было в городе.
— Она у родителей своего мужа в Северной Каролине, — сказал отец Сьюзан. — Она там уже несколько дней. Почему Сьюзан обманула? Зачем? Я всегда учил ее никогда не обманывать, как бы там ни было.
— Похоже, она не хотела, чтобы кто-нибудь знал, куда она едет и с кем собирается встречаться. Я знаю, что это рождает нежелательные домыслы, однако никуда от этого не денешься, — мягко сказала я.
Он уставился на свои руки.
— У них с Джейсоном было все в порядке?
— Не знаю. — Он пытался вернуть самообладание. — Боже милостивый, только не это. — Вновь он прошептал нечто странное. — Иди к себе в комнату. Пожалуйста. — Затем он поднял на меня свои красные глаза. — У нее была сестра-близнец. Джуди умерла, когда они учились.
— Да, я знаю. Она погибла в автокатастрофе. Я очень сожалею.
— Она никак не могла этого забыть. Она обвиняла Господа. Она обвиняла меня.
— У меня не сложилось такого впечатления, — заметила я. — Если она кого-то и винила, то, кажется, девушку по имени Дорин.
Доусон вытащил носовой платок и тихо высморкался.
— Кого? — переспросил он.
— Девушку, с которой она вместе училась и которая якобы была ведьмой.
Он покачал головой.
— Она будто бы наслала на Джуди проклятие?.. — Продолжать было бессмысленно. Я видела, что Доусон не понимал, о ком я говорю. Мы одновременно повернулись, когда на кухню вошла Хейли. Она держала в руках бейсбольную перчатку и смотрела на нас испуганным взглядом.
— Что это у тебя такое, малыш? — спросила я, пытаясь улыбнуться.
Она подошла ко мне поближе. Я почувствовала запах новой кожи. Перчатка была перевязана шнурком.
— Это мне дала тетя Сьюзан, — пролепетала она. — Я должна была положить это себе под матрас. На недельку, сказала тетя Сьюзан.
Ее дедушка подсадил ее к себе на колени. Крепко обняв ее, он уткнулся носом в ее волосы.
— Я хочу, чтобы ты немножко посидела у себя в комнате, милая. Ты сделаешь это ради меня? Ненадолго?
Она кивнула, не сводя с меня глаз.
— Что там делают бабушка с Чарли?
— Не знаю.
Она слезла с его коленей и неохотно ушла.
— Вы это уже говорили, — сказала я ему. Он непонимающе посмотрел на меня.
— Вы сказали ей, чтобы она шла к себе в комнату, — сказала я. — Я уже слышала, как вы это говорили, — чтобы кто-то шел к себе в комнату. Кому вы говорили это?
Он опустил глаза.
— Ребенок — это сама душа. Она легкоранима, плачет, не может сдержать эмоций. Иногда ей нужно уходить к себе, как я только что сказал Хейли. Я усвоил это, когда был маленьким. Мне пришлось усвоить: мой отец плохо воспринимал мой плач.
— В слезах нет ничего предосудительного, преподобный Доусон.
Его глаза наполнились слезами. С лестницы донеслись шаги Марино. Когда он вошел на кухню, Доусон едва слышно, с трудом сдерживая отчаяние, вновь повторил ту же фразу.
Марино оторопело взглянул на него.
— Кажется, приехал ваш сын, — сказал он.
Не в силах сдерживаться, отец Сьюзан зарыдал. Было слышно, как перед домом в зимних сумерках топнули дверцы машины и на крыльце раздался смех.
Рождественский обед пошел насмарку, и вечер мы провели в тревожном расхаживании по дому и телефонных разговорах. Люси сидела у меня в кабинете за закрытой дверью. Необходимо было оговорить многие моменты. Из-за убийства Сьюзан на работе создалась критическая ситуация. Ее дело должно будет храниться как секретный материал, фотографии не должны видеть те, кто ее знал. Полиции придется осмотреть ее офис и ее шкафчик. Они захотят побеседовать с моими сотрудниками.
— Я не смогу там быть, — сказал мне по телефону мой заместитель Филдинг.
— Понимаю, — ответила я, чувствуя комок в горле. — Я не жду и не хочу, чтобы кто-то приезжал туда.
— А вы?
— Мне придется.
— Боже. Не могу поверить, что это случилось. Просто не верится.
Доктор Райт, мой заместитель в Норфолке, любезно согласился приехать на следующий день рано утром в Ричмонд. Поскольку это оказалось воскресенье, в здании никого не было, кроме Вэндера, который пришел, чтобы помочь своим «лума-лайтом». Даже если бы я и смогла совладать со своими эмоциями, я бы отказалась производить вскрытие Сьюзан. Самая большая угроза для ее дела, исходившая от меня, состояла в том, что защита могла бы поставить под сомнение объективность заключений, сделанных свидетелем-экспертом, оказавшимся ко всему прочему еще и ее боссом. Итак, я сидела в морге за столом, а Райт работал. Время от времени он по ходу дела что-то говорил мне на фоне металлического бряканья инструментов и шума льющейся воды, а я смотрела на шлакоблочную стену. Я не притронулась ни к одной бумажке из ее медицинских документов и ни к единой пробирке с ее именем. Я даже не поворачивалась и не смотрела.
Раз я спросила его:
— Вы не почувствовали никакого запаха от нее или от ее одежды? Что-нибудь вроде одеколона?
Он прервался, и я услышала его шаги.
— Да. Несомненно, от воротника ее пальто и от шарфика.
— Вам не кажется это похожим на запах мужского одеколона?
— Гм. Пожалуй. Да, я бы сказал, что это запах мужской парфюмерии. Может, ее муж пользуется одеколоном? — Райт был в предпенсионном возрасте, лысеющий, пузатый, с акцентом уроженца Западной Вирджинии. Он считался очень опытным патологоанатомом и почти читал мои мысли.
— Хороший вопрос, — заметила я. — Я попрошу Марино заняться этим. Однако ее муж вчера был
