близко. Должно быть, он повернул южнее, опасаясь встречи с нашими фрегатами у Кейптауна, поэтому мы можем срезать угол. Возможно, нас разделяют всего несколько миль!
Теперь «Пуссель» иногда встречала другие парусники, в основном местные суденышки, но попадались и крупные британские торговые суда, американский китобой и шлюп британских военно-морских сил, с которым «Пуссель» обменялась сигналами. Коннорс, третий лейтенант, который следил за сигналами с других кораблей, велел поднять на мачту цепочку цветных флажков и через подзорную трубу разглядел ответ со шлюпа.
– Это «Айрондейл», сэр, на пути из Кейптауна.
– Спросите, не видели они вблизи других кораблей?
Со шлюпа отвечали, что не видели. Чейз направил длинное послание, в котором сообщал капитану шлюпа, что «Пуссель» преследует «Ревенан». Капитан надеялся, что вести дойдут до Бомбея, где адмирал наверняка уже спрашивал себя: куда подевался его драгоценный семидесятичетырехпушечник?
На следующий день вдали показалась суша, но разглядеть ее мешал сильный дождь. Капли стучали по парусине и палубе. Каждое утро деревянные доски чистили мелким песком, который втирали в палубу булыжниками размером с карманную Библию. Матросы так и называли их – «святые камни».
«Пуссель» неслась вперед на всех парусах, словно ее гнал сам дьявол. Дул сильный попутный ветер, который принес нескончаемые дожди. Под палубой захлюпала грязь. На следующий день «Пуссель» миновала Кейптаун. Через подзорную трубу Шарп заметил вдали лишь покрытую облаками плоскую вершину горы.
На большом столе в гостиной Чейз расстелил карты.
– Пришло время выбирать, – обратился к Шарпу капитан. – Плыть на запад, в Атлантику, или следовать за течением вдоль африканского побережья, где дуют юго-восточные пассаты.
Для Шарпа выбор казался очевидным: плыть по течению, но он слабо разбирался в морском деле.
– Идти так близко к берегу – большой риск, – объяснил Чейз. – Я поймаю береговой бриз и попутное течение, но могу попасть в туманы и шторма, которые несут западные ветра. К тому же мы идем с подветренной стороны.
– А что это значит? – спросил Шарп.
– Что мы в смертельной опасности, – отрезал Чейз и с треском свернул карту. – Правила судовождения настаивают, чтобы мы повернули на запад, но тогда мы рискуем попасть в штиль.
– Интересно, куда повернул «Ревенан»?
– Думаю, к западу. Он избегает суши. – Чейз посмотрел в окно на пенный след за бортом «Пуссели». Сегодня он выглядел старше и утомленнее, чем обычно. Снедавшее капитана беспокойство гасило природную живость. – Что, если я ошибся? Что, если «Ревенан» плывет под фальшивым флагом? Но тогда «Айрондейл» должен был увидеть его! В такую непогоду целый флот проплывет в миле от нас, а мы и не заметим! – Чейз встал и натянул плащ. – Решено, идем вдоль берега. И да поможет нам Господь, если ветер будет дуть с запада! – Чейз нахлобучил шляпу. – Особенно если нам не удастся найти «Ревенана». Адмиралтейство не помилует капитана, который, словно дикий перелетный гусь, впустую обогнул полсвета. А уж если ваш швейцарец окажется не Валларом, мне и вовсе не снести головы. Что, если первый лейтенант прав и «Ревенан» направляется прямиком в Кадис? Ведь это ближе, гораздо ближе. – Капитан нахмурился. – Простите, Шарп, сегодня я не слишком приятный собеседник.
– Давно у меня не было лучшей компании, сэр.
– Вот и славно, – вздохнул Чейз, направляясь к двери. – Пора поворачивать к северу.
Теперь Шарпу было чем занять свой досуг. По утрам он маршировал вместе с морскими пехотинцами, затем практиковался в стрельбе из мушкета. Капитан Ллевеллин не терпел праздности. В любую погоду его пехотинцы стреляли из мушкетов, учась беречь замки от влаги. Стреляли с палуб и со шканцев. Шарп практиковался вместе со всеми. Мушкеты, используемые на флоте, оказались похожими на те, к которым он привык в пехоте, только ствол был короче да старинный замок выглядел грубее. Ллевеллин считал, что в открытом море эти мушкеты легче починить. От сырости оружие быстро ржавело, поэтому морские пехотинцы часами начищали и смазывали мушкеты, а еще больше времени проводили, совершенствуя навыки абордажного и штыкового боя. Ллевеллин настоял, чтобы Шарп испробовал его новую игрушку – семиствольное ружье. Стоя на баке, Шарп выстрелил в море. Отдача чуть не оторвала ему плечо. Чтобы перезарядить семистволку, требовалось больше двух минут, но капитан пехотинцев не считал это недостатком.
– Прицелься из этой штуки в палубу лягушачьего корабля, и врагу придется несладко! – Ллевеллин не мог дождаться, когда во главе своих молодцов ступит на палубу «Ревенана». – Пехотинцы должны быть готовы в любую минуту, вот я и держу их в черном теле, – объяснял Ллевеллин, и по приказу командира пехотинцы носились между баком и шканцами, затем взбирались вверх по тросам левого борта и спускались вниз по тросам правого. – Если лягушатники возьмут нас на абордаж, они не станут дожидаться, пока вы соберетесь! Что ковыряешься, Хокинс? Живее, парень, живее! Ты морской пехотинец, а не слизняк!
Шарп повесил на пояс абордажную саблю, которая оказалась гораздо удобнее кавалерийской, оставшейся у него со времен битвы при Ассайе. Тяжелый и грубый клинок выглядел устрашающе.
– Эта штука не для кисти, а для всей руки, – объяснял Ллевеллин. – Руби врага! Не позволяй руке ослабеть! И каждый день – на мачту!
И Шарп упрямо лез на мачту, хотя морская наука давалась ему нелегко. Он даже не пытался вскарабкаться на самый верх, довольствуясь тем, что забирался на широкую площадку, которая делила снасти грот-мачты на верхние и нижние. Матросы взбирались на площадку по вантам с внешней стороны, но Шарп использовал маленький люк рядом с мачтой. Через неделю после того, как они повернули на север, в один особенно безветренный и тихий денек Шарп решил показать, что ничуть не хуже любого гардемарина овладел морскими премудростями. Он быстро вскарабкался по нижним линям, что оказалось несложным – тросы крепились к мачте, образуя своего рода лестницу, – однако затем ему пришлось несладко. На полпути к платформе ноги соскользнули с линя, и Шарп повис в пятидесяти футах над палубой, чувствуя, как пальцы, словно когти вцепившиеся в канаты, скользят по влажной пеньке.
Так он и висел, парализованный ужасом, пока сверху с ловкостью обезьяны не спустился матрос. Он схватил Шарпа за пояс и втащил на площадку.
– Господь с вами, сэр, никогда так больше не делайте! Это не для сухопутных крыс, пользуйтесь-ка лучше люком. В самый раз для таких увальней, как вы.
Шарп не мог вымолвить в ответ ни слова. Он все еще ощущал, как руки скользят по просмоленному канату, и лишь спустя несколько секунд отдышался, поблагодарил своего спасителя и пообещал щедро вознаградить его табаком из своих запасов.
– А ведь мы чуть не лишились вашего общества, Шарп! – со смехом воскликнул Чейз, когда Шарп появился на шканцах.
– Я и сам чуть не умер со страху, – признался Шарп, разглядывая въевшуюся в ладони смолу.
Ее светлость тоже наблюдала за чудесным спасением Шарпа. Теперь они виделись редко, и сдержанность Грейс тревожила прапорщика. Несколько раз они обменялись мимолетными взглядами, и в ее глазах Шарп прочел безмолвную мольбу, но Грейс не решалась приходить в его каюту ночью. Сейчас она стояла рядом с мужем, который беседовал с Малахией Брейсуэйтом. Заметив Шарпа, леди Грейс собралась с духом и направилась к нему. Брейсуэйт смотрел ей вслед, а лорд Уильям хмурился над стопкой бумаг.
– Сегодня мы не слишком продвинулись вперед, капитан Чейз, – сухо заметила ее светлость.
– Мы следуем за течением, миледи. Оно несет нас вперед незаметно для глаз, и вся надежда только на то, что ветер будет крепчать. – Чейз прищурился на паруса. – Матросы считают, что ветер можно высвистеть, но мне еще ни разу не удавалось. – Капитан просвистел пару тактов «Нэнси Доусон». – Вот видите, ни ветерка. Леди Грейс смотрела на Чейза, не находя слов для ответа. Капитану показалось, что женщина чем-то взволнована.
– Миледи, что с вами? – озабоченно спросил он.
– Мне хотелось бы увидеть наше местоположение на карте, капитан! – неожиданно выпалила ее светлость.
Просьба леди Грейс смутила Чейза.
– Прошу вас, миледи. Карты в салоне. А что скажет его лордство?
– Уверена, в вашем салоне мне ничего не угрожает, капитан.
