– Теперь ты меня знаешь.
– Нужно доверять сердцу, да?
– Доверять сердцу,– повторил Шарп и рассмеялся. Астрид вытащила его из-под дерева.
– Я и впрямь тебя не знаю.– Они снова шли по улице, и она держала его за руку.– Но ты похож на Нильса. Он страшно ругался!
– Датчанин? Ругался?
Она засмеялась.
– И он тоже меня смешил.– Не в силах больше сдерживать бурлящую в ней радость, Астрид повисла на его руке.– А ты? Ты был женат?
– Нет.
– И даже не собирался?
– Собирался.– Он рассказал ей о Грейс и даже не заметил, как они подошли к дому на Ульфедт’с Пладс.
Астрид остановилась и обняла его.
– Знаешь, мне кажется, мы оба заслужили немного счастья.
– Твой отец не обрадуется. Я ему не нравлюсь. Недостаточно религиозный.
– Скажи, что ищешь Бога.– Астрид помолчала. – Дело не только в религии. Отец боится потерять меня, но если я скажу, что ты собираешься остаться, то он, может быть, не станет сердиться.
– Я останусь.
Шарп произнес эти два слова и сам удивился, что решение, меняющее всю его жизнь, далось так легко. А почему бы и нет? Что ждет его в Англии? Да, он вернется в Шорнклифф, но только на опостылевшее место квартирмейстера. И такие, как Даннет, по-прежнему будут презирать его, потому что он родился не в том месте. К тому же ему нравился Копенгаген. Народ, правда, чересчур набожный, но это небольшая цена за счастье. И разве он сам еще совсем недавно не подумывал податься на работу к Эбенезеру Файерли? Так почему бы не поработать на Оле Сковгаарда, взяв в придачу его дочь? А если повезет, в новую жизнь можно будет войти с карманами, набитыми золотыми английскими гинеями.
Из окон дома на Ульфедт’с Пладс сочился жидкий свет.
– Наверное, отец вернулся,– сказала Астрид.
Дому и складу ничто не угрожало, поскольку они находились довольно далеко от пожаров, бушевавших в цитадели и западной части города. Она открыла дверь, кисло улыбнулась Шарпу, как бы предупреждая, чтобы гость не рассчитывал на теплый прием, и, взяв за руку, потянула за собой через порог.
– Папа! Папа?
Сверху что-то ответили на датском, потом на площадке появился свет, по балюстраде запрыгали колышущиеся тени, но человек с фонарем в руке был не Оле Сковгаардом, а Акселем Бангом. Одетый в поношенную форму, с мушкетом на плече и саблей на боку, приказчик неспешно спустился по лестнице, обращаясь к Астрид, судя по тону, то ли с упреками, то ли с наставлениями. Внизу Аксель увидел Шарпа, и глаза у него полезли на лоб.
– Лейтенант?
Стрелок молча кивнул.
– Вам нельзя здесь находиться! -категорически заявил приказчик.
– Где-то я это уже слышал.
– Мистер Сковгаард не потерпит вашего присутствия! Он будет очень недоволен.
– Вот пусть сам мне это и скажет,– ответил Шарп.
– Он не вернется сегодня. Мистер Сковгаард занят на тушении пожаров.
– И ты его оставил? – резко спросил Шарп.
– Ему ничто не угрожает. За ним присмотрят другие.
Атмосфера накалялась, и Астрид попыталась снять напряжение.
– Давайте выпьем чаю,– предложила она.– Вы любите чай, Ричард?
– Очень.
Банг, очевидно, заметил, какими взглядами обменялись эти двое, потому что побледнел и напрягся.
– Вам нельзя выходить во двор,– сказал он Астрид.
– Почему?
– Когда я вернулся, люди собирали на улице неразорвавшиеся снаряды. Английские снаряды.– Последние два слова, произнесенные исполненным презрения тоном, были обращены к Шарпу.– Их нужно где-то хранить, вот я и предложил сложить во дворе. Утром мы вытащим запалы и перевезем все в безопасное место.
– А зачем мне выходить во двор? – спросила Астрид, обходя Банга, который все еще бросал неприязненные взгляды на англичанина.
Шарп последовал за ней и, протискиваясь мимо вросшего в пол, как скала, датчанина, почувствовал запах джина. Аксель выпил? Поверить в это было так же трудно, как и в бомбардировку Копенгагена британским флотом.
В гостиной Астрид позвонила в колокольчик, вызывая служанку, а Шарп, подойдя к окну, раздвинул шторы. Город горел. Взметавшееся над черными стенами разрушенных домов пламя отражалось в куполе собора. Небо, прочерченное красными нитями падающих запалов и мечущихся ракет, пульсировало вспышками орудийных выстрелов. Церковный колокол, словно не обращая внимания на всю эту сумятицу, пробил полчаса. И в этот же миг Шарп услышал, как щелкнул замок мушкета.
Он повернулся. Аксель Банг, бледный, с выпученными глазами, целился ему в грудь. Старый гладкоствольный мушкет вряд ли отличался точностью боя, но с трех шагов промахнуться не смог бы даже приказчик.
– Аксель! – воскликнула Астрид.
– Он англичанин, и ему нечего здесь делать, – заявил Банг.– Власти должны арестовать его.
– Это ты власти, да? – спросил Шарп.
– Да. Я ополченец. Я лейтенант.– Видя, что Шарп держится спокойно, Аксель проникся уверенностью в собственных силах.– А теперь, мистер Шарп, снимите оружие с плеча и передайте его мне.
– Ты выпил, да?
– Нет! Я не употребляю крепкие напитки! Мисс Астрид, он лжет! Ему нельзя верить!
– От тебя несет джином.
– Не слушайте его, мисс Астрид.– Банг сделал еще один шаг навстречу Шарпу.– Отдайте мне оружие, лейтенант. Сначала то, что висит на плече. Потом саблю.
Шарп усмехнулся.
– Похоже, ничего другого мне и не остается, а?
Он медленно снял с плеча семиствольное ружье. От разрывов снарядов дрожали стекла в окнах, и стрелок даже чувствовал запах пороха, так похожий на запах протухших яиц.
– Держи.
Он поднял ружье, держа его обеими руками перед собой, и вдруг швырнул его что было сил. Банг отшатнулся, и, прежде чем он успел опомниться, Шарп уже преодолел разделявшее их расстояние, отвел в сторону дуло мушкета и врезал приказчику ногой в пах.
Астрид вскрикнула. Шарп пропустил ее крик мимо ушей. Забрав у Акселя мушкет, он ударил его еще раз, теперь уже в лицо, и датчанин рухнул на пол. Стрелок схватил его за шкирку, оторвал от пола и швырнул в кресло.
– Хочешь играть в солдатиков, научись сначала драться.
– Я исполняю свой долг,– прохрипел сквозь стиснутые зубы Аксель.
– Ну нет, долг и джин разные вещи.– Шарп забрал у ополченца саблю и быстро обыскал – другого оружия не обнаружилось.– Черт бы тебя побрал. Я не собираюсь воевать ни с тобой, ни с Данией.
– Тогда зачем вы здесь?
– Чтобы остаться.
– Это так,– вставила Астрид.– Он останется. – Распорядившись принести чаю, она стояла теперь у двери.
Приказчик посмотрел на нее, потом перевел взгляд на Шарпа, опустил голову и расплакался.
