пин-код.
За серой, с синеватым отливом, дверью оказалось помещение со специально поддерживаемой низкой температурой, где в четком порядке располагались терминалы с дисплеями. Многочисленные модемы помигивали огоньками с полок. Пучки кабелей, отходившие от всей этой аппаратуры, исчезали под фальшполом. На дисплеях, выводивших ярко-синие изображения завитков и спиралей, красовались надписи «КАИН». Свет здесь был таким же холодным и стерильным, как воздух.
— Здесь хранятся все данные по отпечаткам пальцев, — объяснила Люси.
— С электронных замков? — Я огляделась по сторонам.
— Со всех сканеров для контроля физического и информационного доступа.
— А сама система ограничения доступа тоже создана в ТИКе?
— Мы ее здесь совершенствуем и отлаживаем. Как раз сейчас я работаю над одним проектом, который имеет к ней непосредственное отношение. Вообще забот с ней еще хватает.
Она наклонилась к одному из дисплеев, регулируя яркость.
— Со временем данные начнут поступать и из полиции. При аресте у преступника будут снимать отпечатки с помощью электронного сканера, — продолжала она, — и отправлять напрямую в КАИН. Если подозреваемый уже проходил по какому-нибудь нераскрытому делу и был внесен в программу, это тут же станет известно.
— Я так понимаю, она будет соединена с автоматизированными системами идентификации отпечатков по всей стране?
— И по стране, и, надеемся, по всему миру тоже. Ведь самое главное — чтобы все данные стекались сюда.
— Кэрри тоже связана с программой?
Мой вопрос, по-видимому, привел Люси в замешательство.
— Да.
— Значит, она входит в вашу тройку.
— Входит.
Не дождавшись продолжения, я пояснила:
— Она показалась мне какой-то странной.
— Думаю, тебе здесь все могут показаться немного странными, — ответила Люси.
— Откуда она? — продолжала расспрашивать я. Не знаю почему, но эту самую Кэрри Гретхен я невзлюбила с первого взгляда.
— Штат Вашингтон.
— А как она тебе вообще? — спросила я.
— В своей области она разбирается здорово.
— Но я ведь спрашивала не об этом, — улыбнулась я.
— Я никому здесь в душу не лезу. А почему ты ею так интересуешься? — В голосе Люси проскользнула настороженность.
— Она меня заинтриговала, только и всего, — сказала я просто.
— Тетя Кей, не надо так печься обо мне, хорошо? Тебе из профессионального предубеждения в каждом видится только плохое.
— Видимо, из того же профессионального предубеждения мне в каждом должен мерещиться мертвец, — сухо заметила я.
— Это просто смешно, — ответила племянница.
— Я всего лишь хотела бы, чтобы у тебя завязались здесь с кем-нибудь отношения.
— А я была бы тебе очень благодарна, если бы ты перестала беспокоиться, есть у меня друзья или нет.
— Люси, я не собираюсь вмешиваться в твою жизнь. Все, о чем я прошу, — чтобы ты вела себя осмотрительнее.
— Если бы. Ты вмешиваешься, и даже очень.
— Ничего подобного, — ответила я раздраженно. Люси была единственным человеком на свете, способным довести меня до белого каления.
— Еще как вмешиваешься. Например, ты не хочешь, чтобы я работала здесь.
— Разумеется, хочу. Кто, ты думаешь, выбил тебе эту чертову стажировку? — сказала я и тут же пожалела об этом.
Она уставилась на меня.
— Прости, пожалуйста. Давай не будем ссориться, — сказала я тоном ниже.
Я дотронулась до ее руки, но Люси тут же отпрянула от меня.
— Мне надо пойти кое-что проверить.
К моему изумлению, она стремительно вышла, оставив меня одну в секретном помещении, сухая и холодная атмосфера которого сильно напоминала окончание нашего разговора. На дисплеях закручивались цветные линии, огоньки индикаторов и цифры на электронных табло мерцали зеленым и красным, и в голове у меня так же монотонно и навязчиво роились непрошеные мысли. Люси была единственным ребенком моей единственной сестры Дороти, которая всегда заботилась только о себе. У меня не было детей, и все же моя любовь к племяннице объяснялась не только этим.
Втайне она стыдилась своей замкнутости и отчужденности от людей. Я хорошо понимала ее чувства, скрывая то же бремя под панцирем внешней успешности. Вникая в проблемы Люси, я, по сути, решала собственные, но не могла признаться ей в этом.
Я вышла из комнаты, удостоверилась, что дверь надежно закрылась на замок, и вернулась к Уэсли. Исчезновение моей сопровождающей, разумеется, не ускользнуло от его внимания. Люси так и не вернулась хотя бы попрощаться с нами.
— Что у вас произошло? — спросил он, когда мы возвращались в академию.
— Боюсь, мы в очередной раз поцапались, — ответила я.
Он взглянул на меня.
— Видела бы ты, как иногда мы с Мишель цапаемся.
— Вот были бы какие-нибудь курсы для матерей или тетушек, я бы, наверное, обязательно записалась. Причем уже давным-давно. Я всего лишь спросила, подружилась ли она здесь с кем-нибудь, а она вышла из себя.
— Что ты так за нее переживаешь?
— Она ни с кем не общается.
Кажется, мои слова его озадачили.
— Да, ты что-то такое уже говорила. Но у меня, признаться, совсем другое впечатление.
— Что ты имеешь в виду?
Мы остановились, пропуская машины. Низкое солнце ласково грело затылок и шею. Уэсли снял пиджак и нес его, перекинув через руку.
Он мягко тронул меня за локоть — дорога была свободна.
— Несколько дней назад я заходил вечером в паб по соседству и видел там Люси с какой-то подругой. Возможно, даже с этой ее напарницей, Кэрри Гретхен, хотя точно сказать не могу. В любом случае они весело проводили время.
Скажи Уэсли, что Люси угнала самолет, и то я не была бы так изумлена.
— И в кафетерии она, бывает, засиживается допоздна. Ты видишь только одну ее сторону, Кей. Для родителей или тех, кто их заменяет, всегда потрясение узнать, что есть и другая, неизвестная им.
— Для меня это действительно полная неожиданность, — проговорила я. Его слова нисколько не уменьшили мою озабоченность. Мысль о том, что в жизни Люси есть что-то, о чем я не имею ни малейшего понятия, приводила меня в еще большую тревогу.
Мы некоторое время продолжали идти молча. В вестибюле я негромко спросила:
— Бентон, она… пьет спиртное?
— Она ведь уже совершеннолетняя.
— Это я понимаю, — сказала я.
Встревоженная тем, что услышала, я продолжала бы расспрашивать и дальше, но меня прервал
