противоречие в результатах посмертного исследования: повышенную концентрацию натрия и отсутствие прижизненной реакции на травмы.
О мотивах, которые подвигли Денизу воспроизвести обстоятельства убийства Эдди Хита, я могла только догадываться. У женщины с делегированным синдромом Мюнхгаузена такое дело возбудило бы самый пристальный интерес, и ее реакция на него разительно отличалась бы от реакции других людей. Ей сразу пришло бы в голову, сколько внимания окружающих приобретет мать, потерявшая ребенка в столь ужасной трагедии. Такая перспектива не могла оставить ее равнодушной, и она, вполне вероятно, не раз прокручивала в голове все детали. Я не знала, намеренно ли она отравила и застрелила свою дочь в исполнение заранее продуманного плана либо убийство произошло случайно, в припадке ярости, и вот тогда-то ей и пригодились ее фантазии. Сейчас это было уже не важно — дело об убийстве Эмили не будет рассматриваться в суде.
В подвале миссис Стайнер уложила тело дочери в ванну. Видимо, именно тогда она и выстрелила ей в затылок с тем расчетом, чтобы кровь стекла в канализацию. Когда она снимала с тела одежду, из кармана Эмили выпал четвертак — тот самый, который предназначался для пожертвований. Девочка убежала с собрания до того, как начался сбор денег, и четвертак остался при ней. Шесть дней монета пролежала под ее телом.
Прошла почти неделя, прежде чем миссис Стайнер спустилась за телом, которое все это время находилось в холодном подвале. Вероятно, все происходило ночью. По всей видимости, Дениза завернула труп в одеяло, что объясняло бы наличие волокон шерсти, и поместила его в большой пластиковый мешок для мусора. Микроскопические частицы «флоридской пробки» тоже нашли свою разгадку — мистер Стайнер много лет использовал ее при ремонте часов. Ярко-оранжевую клейкую ленту, которой миссис Стайнер связала себя и дочь, пока так и не нашли, как и оружие двадцать второго калибра, из которого стреляли в девочку. Впрочем, их вряд ли удастся обнаружить — Дениза была слишком умна и не стала бы хранить изобличающие ее улики.
Конечно, сейчас все казалось таким простым, таким очевидным. Например, то, как использовали ленту, идеально вписывалось в эту картину. Разумеется, сперва миссис Стайнер обмотала ею дочь. Та уже не могла сопротивляться, поэтому Дениза свободно действовала обеими руками и ей ни к чему было рвать ленту на полосы и закреплять на какой-либо поверхности. Связать саму себя оказалось сложнее — пришлось прибегнуть к подобной хитрости. Заматывая фальшивые путы, которые легко снимались, она и не подумала о том, что берет куски ленты не в том порядке, в котором отрывала их от рулона. Ей и в голову не пришло, что это может иметь какое-то значение.
В Шарлотте я пересела на рейс до Вашингтона и прямо из аэропорта отправилась на встречу с сенатором Лордом. Я приехала к нему в половине четвертого, но он еще был на голосовании. Я терпеливо ждала в приемной, где его помощники — девушки и молодые люди — отвечали на непрерывные звонки. В помощи сенатора нуждались буквально все. Я не представляла, как один человек может справляться с таким бременем. Вскоре вошел и сам Лорд с приветливой улыбкой на лице. По его глазам я поняла, что ему уже все известно.
— Кей, как я рад тебя видеть!
Он провел меня в свой личный кабинет и закрыл за нами дверь. Внутри на стенах висели чудесные полотна работы замечательных мастеров. Судя по книжным полкам, Фрэнк Лорд хорошо разбирался не только в живописи.
— Сегодня мне звонил директор Бюро. Тебе пришлось пережить такой кошмар! Просто не знаю, что сказать, — начал сенатор.
— Я держусь.
— Присаживайся, пожалуйста.
Он указал мне на диван, а сам удовольствовался непритязательным стулом. Лорд редко принимал кого-то, сидя за столом, — он не любил воздвигать преграду между собой и посетителем. Его положение сделало его только отзывчивее и скромнее, впрочем, как и других высокопоставленных лиц из тех немногих, кого я знала.
— Пока у меня ступор. Очень странное ощущение, — продолжала я. — Все проявится позже — посттравматический стресс и прочее. И то, что я осведомлена об этом, не поможет.
— Тебе сейчас надо поберечься. Отправляйся куда-нибудь и как следует отдохни.
— Фрэнк, что можно сделать для Люси? Я хочу снять с нее все подозрения.
— По-моему, тебе уже удалось их снять.
— Не совсем. В ФБР знают, что отпечаток, считанный сканером, не принадлежал Люси, но к ее полному оправданию это не привело. Во всяком случае, у меня осталось именно такое впечатление.
— Все не так. Совсем не так. — Лорд, смотря в сторону, скрестил вытянутые длинные ноги. — Проблема может быть только с тем, о чем говорится в кулуарах Бюро — другими словами, в слухах. Поскольку тут замешан Темпл Голт, тема закрыта для публичного обсуждения.
— То есть Люси придется терпеть косые взгляды, потому что рассказать правду о случившемся ей не позволят? — спросила я.
— Именно так.
— Найдутся те, кто будет считать, что она недостойна доверия и что ей не место в Квонтико.
— Да, возможно.
— Хорошенькая перспектива.
Он с бесконечным терпением смотрел на меня.
— Кей, ты не сможешь защищать ее вечно. Пусть получит от жизни свою долю пинков и затрещин — крепче будет. Главное, следи, чтобы она не нарушала закон. — Он улыбнулся.
— Буду стараться изо всех сил, — ответила я. — На ней ведь все еще висит обвинение в вождении в нетрезвом виде.
— Она стала жертвой умышленного наезда, возможно, даже попытки убийства. Думаю, это заставит судью взглянуть на дело другими глазами. Кстати, хорошо бы, если б Люси, не дожидаясь решения суда, занялась работой на благо общества.
— У тебя есть какие-то предложения? — Я знала, что иначе он не стал бы заговаривать об этом.
— Собственно говоря, да. Не хотела бы она вернуться в ТИК? Мы ведь не знаем, что натворил Голт, проникнув в систему. Я собираюсь предложить директору Бюро использовать знания и навыки твоей племянницы, чтобы определить, как далеко Голт забрался и что еще можно спасти.
— Фрэнк, она будет в восторге, — сказала я, чувствуя переполняющую меня благодарность.
— Никто лучше ее не знает КАИН, — продолжал он. — У нее появится шанс полностью реабилитировать себя. Конечно, она не совершила намеренно ничего дурного — просто не разобралась, кому можно доверять, а кому нет.
— Я передам ей, — заверила я его.
От него я поехала в «Уиллард» и сняла там номер — я слишком устала и не горела желанием вернуться в Ричмонд. Больше всего на свете мне сейчас хотелось повидаться с Люси, провести с ней хотя бы пару часов, и я решила лететь в Ньюпорт. Она должна была знать, что ее доброе имя восстановлено, а будущее вновь безоблачно, и все благодаря сенатору Лорду.
Во мне поселилась уверенность, что теперь все будет замечательно. Мне не терпелось высказать Люси, как сильно я ее люблю. Смогу ли я подобрать слова, которые всегда давались мне так тяжело? Я привыкла запирать сердце на замок и боялась выпустить любовь на свободу, боялась потерять ее, как потеряла уже многих. Мои страхи нередко сбывались…
Из отеля я позвонила Дороти, но она не взяла трубку. Тогда я набрала номер матери.
— Откуда на этот раз? — спросила она под звук льющейся воды.
— Из Вашингтона, — ответила я. — Где Дороти?
— Она здесь, помогает мне с ужином. Мы готовим курицу с лимоном и салат. Кейти, видела бы ты наше лимонное дерево! А грейпфруты какие огромные! Я тут у раковины, латук промываю. Приехала бы в кои-то веки, хоть еды нормальной поела б. Посидели бы за столом как одна семья.
— Мне нужно поговорить с Дороти.
— Подожди секунду.
Послышался глухой стук — трубка обо что-то ударилась, потом к телефону подошла Дороти.
