– А о чем? – Эль Католико стоял не шевелясь.
Упала дождевая капля, другая, третья. Шарп взглянул на тучи. Нелегко будет добраться до своих, ой, нелегко.
– О пропавшем капитане Харди.
– Я понимаю.
– А что еще вы понимаете?
Изо рта Эль Католико вынырнул язык, облизал губы.
– Мы думаем, его поймали французы. – Испанец вновь обрел насмешливый тон. – Его наверняка обменяют. Вы не знаете настоящей войны, капитан.
Харпер зарычал и шагнул вперед.
– Сэр, разрешите, я задам несколько вопросиков. А заодно разорву его пополам.
– Нет, – сказала девушка. – Харди пытался бежать от французов. Где он сейчас, мы не знаем.
– Да врут они! – Ирландец стиснул кулачищи.
По сухой земле заколотили крупные теплые капли.
Шарп повернулся к роте.
– Обернуть замки! Заткнуть стволы!
Дождь – враг пороха, первый долг солдата – беречь от воды заряженную винтовку или мушкет.
Земля жадно впитывала влагу. Надо побыстрее уходить, пока пыль не превратилась в грязь.
– Сэр! – крикнул с колокольни Хэгмен.
– Что, Дэниел?
– Конники, сэр. Милях в двух к югу.
– Французы?
– Нет. Партизаны, сэр.
Значит, время решает все. Шарп повернулся к Харперу.
– Под замок их, сержант. – Надо забыть про капитана Харди. Поскорее выйти и оторваться от партизанской погони.
Невозможно, подумал Шарп. Золото слишком тяжелое. И Эль Католико прекрасно это понимал. Когда испанцев, точно стадо овец, погнали в село, он увернулся от стрелка и крикнул Шарпу:
– Капитан, далеко вам не уйти.
Шарп приблизился к нему.
– Это почему же?
Эль Католико улыбнулся и повел вокруг себя рукой, подразумевая дождь и золото.
– Мы догоним. И всех перебьем.
Это была не пустая угроза. Даже если забрать у партизан коней, рота пойдет не намного быстрее. Дождь крепчал, капли разлетались на такие мелкие брызги, что казалось, над землей висит слой тумана дюйма в два толщиной.
Проходя мимо испанца, Шарп ухмыльнулся.
– Не перебьете. – Он поднял руку, схватил Терезу за ворот и вытащил ее из толпы партизан. – Если хоть одного из нас тронете, она умрет.
На него бросился Эль Католико, девушка попыталась вырваться, но Харпер двинул испанцу кулаком в живот, а Шарп сдавил шею Терезы в удушающем захвате.
– Вы что, не поняли? Она умрет. Если золото не доберется до английской армии, ей конец.
Эль Католико выпрямился, его глаза сверкали бешенством.
– Шарп, ты сдохнешь! Я обещаю! И не надейся на легкую смерть.
Шарп не ответил.
– Сержант!
– Сэр?
– Веревку.
Испанец молча смотрел, как Харпер находит обрывок веревки, как по указанию Шарпа делает петлю и затягивает ее на шее Терезы.
Шарп кивнул.
– Держите девицу, сержант. – Он повернулся к Эль Католико: – Запомните ее такой. Сунетесь ко мне – она умрет. Если благополучно доберусь до своих, отпущу ее, и вы поженитесь.
Он взмахнул рукой, и солдаты погнали испанцев дальше. Шарп проводил их взглядом, понимая, что вскоре они пойдут по его следам. Но теперь он тревожился меньше. Теперь у него была заложница.
Он увидел ненависть на ее гордом лице и понял, что не сможет убить девушку. Оставалось лишь надеяться, что Эль Католико об этом не догадывается. Иначе вся рота ляжет костьми под этим треклятым дождем.
Мокрые и молчаливые, британцы тронулись в долгий путь.
Глава четырнадцатая
В деревне нашлось шесть лошадей, и идти первые две мили было довольно легко. Кони везли ранцы с золотом, люди карабкались на склоны, дождь шумел в ушах. Рота согревалась воодушевлением от успеха, предвкушением скорого возвращения к своим.
Шарп знал: так будет недолго. Прямой путь на запад – тропа, по которой они пришли, – была отвергнута, на ней Эль Католико станет искать в первую очередь, вдобавок она ведет прямиком к Альмейде, к растущей вокруг нее французской армии.
Как только село скрылось из виду, Шарп переборол искушение идти дальше по удобной дороге и повернул на север, завел роту в холмы и там развьючил коней. Лейтенант Ноулз с тремя солдатами отогнал их дальше к западу; Шарп надеялся, что уходящие прочь следы копыт обманут погоню.
Сгибаясь под тяжестью монет, пехотинцы пробирались северными пустошами, карабкались на такие кручи, куда бы ни один конь не поднялся. Дождь зарядил надолго, до нитки вымочив мундиры, словно задался целью вытянуть последние силы из саднящих от усталости мышц. Тереза держалась бесстрашно, будто знала, что Шарп ее не убьет; когда ей предложили шинель, лишь с отвращением тряхнула головой. Она замерзла и промокла, веревка натерла шею, но Шарп не снимал ее, иначе ничто бы не помешало девушке убежать по скользким камням от солдат с тяжелой ношей. Второй конец веревки Харпер обвязал вокруг собственного пояса.
– Куда мы идем сэр? – Дождь так шумел, что ему пришлось кричать.
– К броду Сан-Антон, помнишь, майор про него говорил?
«Где сейчас Керси? – подумал Шарп. – И что бы сказал, если бы узнал?»
Через полтора часа Ноулз догнал роту; его люди выбились из сил, но среди своих приободрились. Докладывая Шарпу, лейтенант отрицательно покачал головой:
– Никого не видел, сэр. Никого.
От этого тревоги Шарпа не развеялись. На этих холмах, вероятно, полным-полно затаившихся соглядатаев, и ложный след ни на секунду не ввел Эль Католико в заблуждение. Но шли часы, боль в мышцах сменялась одеревенелостью, и надежды Шарпа крепли. Местность вокруг – хуже не бывает, плато вдоль и поперек изрезано оврагами и руслами, усеяно скалами. Даже от коней тут было бы мало проку.
Шарп безжалостно гнал роту вперед, подхлестывая злостью, как кнутом. Они забирали на северо- восток, а дождь свирепствовал, и падающим доставались пинки. Шарп нес два ранца с золотом – доказывал, что для них нет ничего невозможного. Тереза, кривя рот в усмешке, смотрела, как англичане спотыкаются, падают, ушибаясь о камни, поднимаются и слепо бредут сквозь грозу.
Шарп молил Бога лишь об одном: чтобы ветер по-прежнему дул на север. Он потерял все ориентиры, остался последний поводырь – дождь, бьющий в лицо. Изредка капитан останавливался, давал роте отдохнуть и осматривал истязаемое ливнем плато – нет ли где всадника? Снова и снова налетал шквал, косые струи вдребезги разбивались о камни, а небо и скалы на северном горизонте были уже неотличимы друг от друга.
Может, и получится, подумал Шарп. Может, Эль Католико на ложном пути в нескольких милях отсюда.
И чем дольше рота оставалась незамеченной, тем сильнее Шарпу верилось, что его немудреный план приведет к успеху.
