– И все-таки спасибо.
Лассау взял у Харпера миску с бульоном и поставил Шарпу на колени.
– Вы забрали золото.
– Вам уже известно?
– А как вы думаете, для чего я здесь? Один эскадрон – на юге, другой – при мне, и все ради вас, капитан. Лорду Веллингтону позарез нужно золото.
Керси возмущенно фыркнул, но ничего не сказал. Шарп глотнул бульона. Ну и вкуснотища! Еще бы – погрызи неделю морские сухари!
– И он должен его получить.
– Ja[1], к сожалению, это не так-то просто.
Шарп опустил чашку, усилием воли притушил боль в плече.
– Непросто?
– Французские патрули. – Рука Лассау описала дугу, охватывая запад. – Их тут как мух в сортире.
Шарп рассмеялся, и боль возвратилась, но он заставил себя взять миску левой рукой. Она слушалась. Ричард выловил ложкой жесткий кусочек мяса и отправил в рот.
– Мы должны добраться до основных сил.
– Знаю.
– Во что бы то ни стало.
Шарп повернул голову вправо и увидел, что один из кавалеристов Лассау острит его палаш намасленным оселком, пытается сточить зазубрину. Давно ли этот клинок срубил французского вольтижера? Нынешним утром. Шарп вспомнил желтые зубы солдата, вспомнил, как тот парировал мушкетом его удар.
– Во что бы то ни стало, – повторил он.
– Попытаемся.
Шарп поднял бутылку коньяка, предложенную капитаном Лассау. У немцев не переводился трофейный коньяк, что течет в горло, как густые сливки. Шарп закашлялся.
– А где партизаны? Вы их видели?
Лассау повернулся и обменялся несколькими фразами со своим офицером, затем ответил Шарпу:
– В двух милях отсюда, капитан. Держат с нами связь. Им нужно золото?
Шарп кивнул.
– И я. – Он посмотрел на девушку и перевел взор обратно на немца.
– Не волнуйтесь, капитан. – Лассау встал и поправил портупею. – Вы в надежных руках.
Девушка улыбнулась Шарпу, встала и приблизилась. Ее платье укоротилось еще на несколько дюймов, и Шарп понял, что после операции, когда он валялся без чувств, Тереза сделала ему новую повязку. Винтовку Танга она по-хозяйски носила на плече, а на талии – ремень с подсумком и штыком.
Лассау посторонился, давая девушке опуститься возле Шарпа.
– Еще несколько раненых, и она останется в чем мать родила. – Немецкий капитан рассмеялся. – Не удивлюсь, если все мои канальи порежутся.
Тереза взглянула на Шарпа и тихо произнесла:
– Капитан меня уже видел. Не правда ли?
«Откуда она знает?» – подумал Шарп. И вспомнил о подзорной трубе – уцелела ли в бою, когда французская пуля, угодившая в ранец, толкнула его вперед? Проверять не было сил, он уселся поудобнее, глотнул коньяка и уснул прямо под солнцем. Рядом сидела девушка и смотрела на отдыхающую роту, а за пехотинцами, за стреноженными конями, дозоры Лассау следили за французскими патрулями, которые прочесывали долины на западе. Скоро рота легкой пехоты двинется дальше, прямиком на запад, а пока можно уснуть и забыть о том, что впереди еще одна река.
Глава восемнадцатая
В городе лаяли собаки, кони беспокойно топтались в деревянных стойлах, на парадном крыльце шаркали во тьме часовые. В вестибюле глухо тикали часы, а в зале первого этажа, где горели свечи, слышалось только шуршание бумаги. Наконец высокий крючконосый человек склонился над столом и забарабанил по его краю длинным пальцем.
– Осада еще не началась?
– Нет, милорд.
Генерал наклонился еще ниже, придвинул к себе квадратную карту, разгладил на столе и опустил длинный палец на белое пятно в центре.
– Здесь?
В пространство, озаряемое свечами, опустилась голова майора Хогана. Карта показывала территорию от Келорико, где они находились, до границы Сьюдад-Родриго. Карту делили натрое реки Коа и Агеда, и длинный палец упирался между реками севернее Альмейды.
– Да, милорд, насколько мы можем судить.
– А это что? Молитва?
Генеральский палец расслабился и непроизвольно сполз к надписи на нижнем поле карты: «Составил майор Керси, карт-ф Кор. геншб.». Когда еще составил, мелькнула у Хогана праздная мысль. Впрочем, это не имело значения. Он придвинул к себе лист бумаги.
– Четыре свежих французских батальона, сэр. Мы доподлинно знаем, что там Сто восемнадцатый линейный; возможно, он усилен. Два полка кавалерии: уланский и кирасирский.
Ненадолго наступила тишина. Веллингтон фыркнул.
– Надо думать, все это ради фуража и продовольствия?
– Да, милорд.
– А вокруг города?
Хоган потянулся за другим листом.
– Редкое оцепление, сэр. Больше всего войск на юге, там ставят артиллерийский парк. Мы точно знаем насчет двух пеших батальонов. Ну и, конечно, конные патрули.
– Медлят они, Хоган. Медлят!
– Да, сэр.
Хоган ждал. Если французы медлят, можно только радоваться, и, судя по весточкам от партизан и офицеров разведки, у Массена не все ладится с подвозом осадного оружия и боеприпасов, а главное, с добычей провианта. Еще ходит слушок, будто маршал чересчур увлекся своей красоткой и не желает менять уют ее спальни на лишения войны.
Рука генерала вернулась на карту.
– От нашего посланца никаких новостей?
– Никаких, сэр.
– Черт! Черт! Черт! – Это прозвучало негромко, почти рассеянно.
Веллингтон взял со стола конверт с лондонской почтовой маркой и прочел вслух, хотя Хоган подозревал, что это письмо генерал знает наизусть.
– «Я обращаюсь к Вам конфиденциально, полагаясь на Ваше благоразумие, на понимание того, что армия, каким бы ни было тяжелым сейчас ее положение, – все-таки самодовлеющая величина. Противник накапливает огромные силы, пресса исполнена уныния, монарх нездоров, и до осени нельзя рассчитывать на новую выплату денег. Мы полагаемся только на ваши старания». – Веллингтон отложил письмо с новыми опасениями правительства и взглянул на карту. – Где же его черти носят?
«Не в привычках генерала высказывать тревоги вслух», – подумал Хоган и произнес:
– Милорд, если я его знаю – а я его знаю, – то он, скорее всего, обогнет Альмейду. Пойдет напрямик.
– Лучше б ему прийти в Альмейду.
– Так-то оно так, милорд, но этого от него и ждут. А через два дня… – Хоган пожал плечами. Через два дня противник, возможно, замкнет вокруг Альмейды прочное кольцо.
Генерал нахмурился и побарабанил пальцами по столу.
– Может, предупредить Кокса? – Он спрашивал сам себя, но ирландец понимал, что у Веллингтона на уме. Чем меньше народу будет знать о золоте, тем лучше. Бессильное испанское правительство, засевшее в
