Его голова была наполнена мечтами и видениями. Он был опьянен Богом.
– Но не кажется ли тебе, что Даниил предсказал происходящее сейчас?
Мордехай наморщил лоб.
– Если Бог пожелал от него этого, то да, но с чего бы Богу желать это? И я допускаю, Томас, что Даниил мог предсказать происходящее теперь здесь, во Франции, но какой интерес это могло представлять для Бога Израиля? Кетувим полон фантазий, видений и таинств, и вы, христиане, видите в нем больше, чем когда-либо видели мы. Но стоит ли принимать какое-то решение только потому, что когда-то давным-давно Даниил наелся тухлых устриц и перед ним возникли яркие видения? Нет, нет и нет. – Он встал и поднял к свету бутыль с мочой. – Верь тому, что перед твоими глазами, Томас, тому, что пахнет, что ты можешь слышать и ощущать на вкус, что можешь увидеть и потрогать. Прочее опасно.
Томас взглянул на мессира Гийома. Он полюбил этого француза, чья загрубевшая в боях внешность скрывала доброе сердце, и знал, что влюблен в его дочь, однако у него был более важный долг, долг верности.
– Я не могу сражаться против Англии, – сказал он, – как и вы не можете поднять копье против короля Филиппа.
Мессир Гийом только пожал плечами.
– Тогда сражайся против Вексиев.
Но Томас не мог чуять, слышать и ощущать на вкус Вексиев, он не мог видеть их и потрогать. Он не верил, что южный король пошлет свою дочь на север. Не верил, что Святой Грааль укрыт в каких-то еретических крепостях. Он верил в силу тисового лука, натяжение пеньковой тетивы и мощь стрелы с белым оперением, поражающей врагов короля. Думать о темных владыках и еретиках было все равно что заигрывать с безумными видениями, терзавшими его отца.
– Если найду человека, убившего моего отца, – уклонился он от предложения мессира Гийома, – я убью его.
– Но будешь ли ты искать его?
– Где же мне его искать? Где вам его искать? – спросил Томас и сам же ответил: – Если Вексии действительно еще существуют, если они в самом деле хотят уничтожить Францию, то с чего бы они начали? Пошли бы в английское войско. И я буду искать их там.
Такой ответ был отговоркой, но он отчасти убедил мессира Гийома, который ворчливо признал, что Вексии в самом деле могли присоединить свои силы к Эдуарду Английскому.
В ту ночь путники нашли пристанище в руинах сожженной фермы. Они собрались вокруг небольшого костра и поджарили подстреленного Томасом кабана. Латники относились к чужаку настороженно. Он был одним из ненавистных английских лучников, чьи стрелы пробивали даже латы. Не будь он другом мессира Гийома, они бы отрезали ему указательный и средний пальцы в отместку за все те неприятности, которые стрелы с белым оперением доставляли французским всадникам, а так приходилось относиться к нему со сдержанным любопытством.
После ужина мессир Гийом сделал знак Элеоноре и Томасу, чтобы они отошли с ним. Его оруженосец был начеку, и мессир Гийом отвел их подальше, на берег ручья, где со странной торжественностью взглянул на Томаса.
– Значит, ты покидаешь нас, – сказал он, – и будешь сражаться за Эдуарда Английского.
– Д а.
– Но если увидишь моего врага, что будешь делать?
– Убью его, – сказал Томас.
Стоявшая чуть в стороне Элеонора внимательно смотрела и слушала.
– Он будет не один, – предостерег мессир Гийом, – но ты клянешься мне, что он и твой враг?
– Клянусь, – сказал Томас, удивленный, что нужно задавать такой вопрос.
Мессир Гийом протянул ему правую руку.
– Ты слышал про братство по оружию?
Томас кивнул. Титулованные рыцари часто заключали такие договоры, давая клятву помогать друг другу в бою и делиться добычей.
– Тогда я клянусь тебе в братстве по оружию, – сказал мессир Гийом, – даже если мы будем сражаться на разных сторонах.
– И я клянусь в том же, – неловко произнес Томас. Мессир Гийом отпустил его руку.
– Что ж, – обратился он к Элеоноре, – я обезопасил себя от одного проклятого лучника. – Потом помолчал, не отрывая глаз от девушки, и вдруг сказал: – Я снова женюсь и снова заведу детей, и они будут моими наследниками. Ты понимаешь, о чем я, верно?
Стоявшая с опущенной головой Элеонора быстро взглянула на отца и опять потупилась. И ничего не сказала.
– А если у меня милостью Божьей будут еще дети, – проговорил мессир Гийом, – что останется тебе, Элеонора?
Она чуть заметно пожала плечами, словно говоря, что этот вопрос не представляет для нее большого интереса.
– Я никогда ничего у вас не просила.
– А чего бы хотела попросить?
Девушка посмотрела на рябь на воде и немного погодя ответила:
– То, что вы и так мне давали. Доброту.
– И больше ничего? Она помолчала.
– Я бы хотела называть вас отцом.
Мессиру Гийому как будто стало неловко от такого ответа. Он посмотрел на север.
– Вы оба незаконнорожденные, – проговорил он после небольшой паузы, – и я завидую этому.
– Завидуете? – спросил Томас.
– Семья – она как берега у реки. Берега не дают реке менять русло. А незаконнорожденные прокладывают собственный путь. Они ничего не ждут и могут двигаться, куда хотят. – Мессир Гийом нахмурился и бросил в воду камешек. – Я всегда думал, Элеонора, что выдам тебя за кого-нибудь из своих латников. Твоей руки просил у меня Бенуа, и Фосса тоже. Тебе пора замуж. Сколько тебе лет? Пятнадцать?
– Пятнадцать, – кивнула девушка.
– Ты зачахнешь так, девочка, если и дальше будешь ждать, – угрюмо проговорил мессир Гийом. – Так кого же ты выберешь? Бенуа? Или Фосса? – Он помолчал. – Или предпочитаешь Томаса?
Элеонора ничего не сказала, и Томас тоже молчал в смущении.
– Хочешь ее? – грубо спросил его мессир Гийом.
– Д а.
– А ты, Элеонора?
Она посмотрела на Томаса, потом снова взглянула на ручей и просто ответила:
– Д а.
– Конь, кольчуга, меч и деньги – приданое моей незаконнорожденной дочери, – сказал Томасу мессир Гийом. – Береги ее, иначе снова станешь моим врагом.
Он отвернулся.
– Мессир Гийом, – окликнул его Томас. Француз обернулся.
– Когда вы пришли в Хуктон, – продолжил Томас, сам удивляясь, почему спрашивает об этом, – то забрали с собой одну темноволосую девушку. Она была беременна. Ее звали Джейн.
Мессир Гийом кивнул:
– Она вышла за одного из моих воинов. А потом умерла при родах. И ребенок тоже. А что? – нахмурился он. – Ребенок был твой?
– Она была моей подругой, – уклончиво ответил Томас.
– Хорошенькая подружка, – сказал мессир Гийом, – я ее помню. Когда она умерла, мы отслужили двенадцать месс за ее английскую душу.
– Спасибо вам.
Мессир Гийом перевел взгляд с Томаса на Элеонору, потом снова на Томаса.
