он, — так кто же может дать Норвенне другого младенца?
Моргана немного помолчала.
— Вы, верховный владыка? — наконец произнесла она. Этот полувопрос вызвал у короля смешок, он захихикал, потом зашелся смехом, который сменился мучительным приступом кашля, заставившим Утера согнуться от сильной боли в легких. Кашель утих, но тело его содрогнулось, когда он покачал головой.
— Единственной обязанностью Норвенны было разродиться младенцем-мальчиком, Моргана, и это она совершила. Наша обязанность — защитить его.
— Всей мощью Думнонии, — с жаром добавил Бедвин.
— Новорожденные легко умирают, — предупредила Моргана, охолаживая мрачным тоном обоих мужчин.
— Только не этот! — свирепо выдохнул Утер. — Не этот. Он прибудет к тебе в Инис Видрин, и ты, Моргана, соберешь все свое умение, чтобы он жил. Возьми брошь.
Наконец Моргана приняла золотого дракона. Калека-младенец все еще плакал, его мать протяжно стонала, но вдоль крепостных валов Кар Кадарна уже ликовали мальчишкиколотилыцики и костровые, радуясь тому, что в нашем королевстве опять есть наследник. В Думнонии появился наследный принц, а рождение наследного принца означает великий пир и щедрые дары. Напитанную кровью солому с кровати роженицы вынесли из зала и кинули в пылающий костер, и огненные языки взметнулись высоко в небо. Ребенок родился; все, что ему теперь нужно, — это имя. Сомнений, какое будет имя, не было. Никаких. Утер поднялся с кресла и высился на стене Кар Кадарна — огромный и суровый, готовый произнести имя своего новорожденного внука, имя наследника, имя наследного принца королевства. Рожденный зимой младенец будет назван именем своего отца.
Звать его будут Мордред.
Глава 2
Норвенну и младенца привезли к нам в Инис Видрин в телеге, запряженной быком. Стоя на подветренной стороне Тора, я наблюдал, как больную мать и ее ребенка-калеку понесли на холщовой подстилке вверх по тропинке к частоколу. Морозный воздух леденил легкие, и Норвенна, которую вместе со спеленатым ребенком проносили через ворота Инис Видрина, тихо хныкала.
Вот так Мордред, наследный принц Думнонии, прибыл в королевство Мерлина.
Инис Видрин, что значит Стеклянный Остров, был не островом, а скорее выдававшимся в море высокогорным мысом, окруженным мелкими бухтами, заросшими ивами, осокой и камышом. Дичи и рыбы водилось достаточно. А в береговых карьерах добывались глина и известняк. На илистых приливных берегах были проложены деревянные колеи, на которых неосторожные путники нередко тонули, застигнутые западным ветром, гнавшим приливную волну. На западе, за протяженными зелеными полями, начинались яблоневые сады, а на севере, в заливных лугах, окаймленных холмами, паслись стада коров и овец. И сердцем этой обильной земли был Инис Видрин.
Звалась эта страна Авалон, и правил ею Мерлин, а прежде — его отец и отец его отца. И каждый житель, будь то крепостной или раб, работал на Мерлина, давая ему богатство и свободу по-прежнему оставаться друидом. Когда-то Британия была землей друидов, но римляне истребили почти всех, и даже теперь, когда взросло два поколения без римского владычества, осталась лишь горстка старых жрецов. Христианство затопило старую веру, как несомая ветром волна укрывает прибрежный камыш, топя его на дне — прибежище демонов.
Среди скопления поросших травой пологих холмов Тор возвышался своей скалистой короной, на которой и был построен дом Мерлина. Вокруг него теснились мелкие строения, окруженные деревянным частоколом. По древним террасам, устроенным еще до прихода римлян, вилась узкая тропинка, своими сложными извивами сбивая с толку злых духов и приводя к Мерлину тех из людей, кто стремился на вершину Тора в поисках исцеления или пророчества. Зато две другие тропинки открыто сбегали по склонам Тора на восток к земляной насыпи и на запад, в сторону морских ворот, к населенной рыбаками, корзинщиками и пастухами деревеньке, что притулилась у подножия холма. Эти две тропы защищались от злых духов ежедневными молитвами и колдовскими амулетами.
Моргана предпочитала западную тропу, потому что она вела не только в деревню, но и к христианскому храму. Христиане пришли в Инис Видрин вместе с римлянами еще при прадедушке Мерлина, и с тех пор никто и ничто не могло их выжить отсюда. Мы, дети, поощряемые взрослыми, кидались в монахов камнями, швыряли комья навоза через частокол монастыря, насмехались над пилигримами, что торопливо проскальзывали в плетеные ворота к каменной церкви, построенной еще римлянами. Они поклонялись какому-то колючему кусту. Мерлин как-то высадил на Торе подобный куст, и мы, кривляясь, пели и плясали вокруг него. Христиане грозили, что нас поразит их Бог, но ничего так и не произошло. В конце концов мы сожгли наш терновник и пепел его подмешали в поросячью еду. И снова христианский Бог нас не тронул. Христиане твердили, что их терновник принес в Инис Видрин чужеземец, который видел самого христианского Бога, прибитого гвоздями к дереву. В те далекие дни я тоже, да простит меня Господь, насмехался над подобными россказнями. Да и теперь я знаю, что наш терновый куст вовсе не тот священный терновник, который вырос из посоха Иосифа Аримафейского, потому что еще в детстве видел, как однажды ночью монахи выкапывали засохший куст и заменяли его новым, росшим у ограды. Этот несчастный терновник постоянно сох, отягощенный тряпочками, привязанными к нему пилигримами. И благодаря священному кусту монахи здорово обогащались, жирея от щедрых даров паломников.
Пользуясь благосклонностью Норвенны, монахи все чаще проникали за наш частокол и даже притаскивали своих молящихся в самое сердце твердыни Мерлина. Сама принцесса Норвенна оставалась яростной христианкой, несмотря на то что Дева Мария так и не помогла ей благополучно разрешиться от бремени. Мерлин наверняка не позволил бы вводить монахов в ограду, но его к тому времени уже больше года не было в Инис Видрине, и жизнь наша текла без него.
Странная это была жизнь. Мерлин окружил себя целой толпой калек, уродов и бесноватых. Распоряжался его домашним хозяйством карлик Друидан, который был одновременно и начальником стражи. Ростом с пятилетнего ребенка, этот карлик свирепостью превосходил всякого и рядился в ножные латы, шлем, воинский плащ и обвешивался оружием. Он исходил злобой, но мстил не судьбе, что сыграла с ним такую шутку, а тем, кто был еще слабее, — сиротам, которых Мерлин привечал. Карлик преследовал девушек, но, когда попытался затащить в постель Нимуэ, получил хорошую трепку от Мерлина, который порвал ему уши, рассек губу и подбил оба глаза. Стражники, отданные под начало Друидану, были или хромыми, или слепыми, или просто сумасшедшими. Но никто не был настолько безумен, чтобы любить карлика.
Нимуэ, подружка и спутница моего детства, была ирландкой. А ирландцы никогда не жили под игом римлян и оттого считали себя лучшими из бриттов и позволяли себе грабить и порабощать остальных обитателей нашей суши. Кабы не ужасные саксы, мы могли бы считать ирландцев худшим племенем. Нимуэ похитили во время набега Утера на ирландское поселение в Деметии, что за морем. Когда корабль с пленниками уже возвращался в Думнонию, налетел великий ураган, и погибли все, кроме Нимуэ. Говорили, что она даже вышла из моря совершенно сухой. По словам Мерлина, это был знак, что ее любит Манавидан, бог моря, хотя сама Нимуэ твердила, будто ее спасла могущественная богиня Дона. Своенравная и любознательная Нимуэ всегда поступала по-своему. Но когда минуло тринадцать лет со дня ее появления и Мерлин приказал ей лечь к нему в постель, она вдруг легко покорилась, будто всегда знала, что именно эта судьба ей уготована. Так она стала второй среди важных персон в Инис Видрине.
Впрочем, Моргана не собиралась уступать ей первенство. Из всех странных существ, окружавших Мерлина, Моргана слыла самой уродливой. Вдова в тридцать лет, Моргана была рождения самого высокого — первая из четырех детей верховного короля Утера и Игрейны Гвинеддской. Сам Артур приходился ей братом, а при таком родстве любой мужчина готов был сразиться с силами потустороннего мира ради руки могущественной вдовы. Но, к несчастью, дом, в котором Моргана проводила свою первую брачную ночь, был охвачен пожаром. Молодой муж сгорел, а ее саму пламя изуродовало — сожрало левое ухо, выжгло левый глаз, съело волосы с левой стороны головы, искалечило левые руку и ногу. Как говорила мне Нимуэ, вся левая половина тела Морганы скукожилась, будто сгнившее яблоко. И все же эта пришелица из ночных кошмаров для Мерлина оставалась высокородной леди. Он посвятил ее в тайны предсказаний и приказал златокузнецу верховного короля выковать для нее золотую маску. В этой маске, сделанной наподобие шлема, гравированного изображениями драконов и лика рогатого бога Цернунна, покровителя Мерлина,
