– Милдрит, – сказал я. – Она богомольна.
– Понятно, что богомольна. Он не захотел бы, чтобы ты на ней женился, будь она потаскухой.
– Она сирота, – сказал я, – ей лет шестнадцать-семнадцать.
– Ого! Такая старая? Должно быть, уродливая корова! Но все равно, бедняжка, должно быть, протерла все колени, молясь об избавлении от такой Задницы, как ты. Но таков уж ее удел! Так что давай-ка женись, и отправимся убивать датчан!
Стояла зима. Рождество мы провели в Сиппанхамме, и оно было совсем не похоже на Йоль. А теперь мы двигались на юг – в мороз, дождь и ветер. С нами ехал отец Виллибальд, который по-прежнему был корабельным священником.
Я собирался добраться до Дефнаскира, совершить печальный свадебный обряд, а потом сразу вернуться в Гемптон и убедиться, что за зиму все работы на кораблях сделаны как следует. Именно зимой суда конопатят, скребут, чистят, готовят к весне. Мысль о судах заставила меня вспомнить датчан и Бриду; я гадал, где она теперь, что делает, встретимся ли мы когда-нибудь. Еще я думал о Рагнаре. Нашел ли он Тайру? Жив ли Кьяртан? Теперь они были для меня словно из другого мира, я знал, что оторвался от них и оказался вплетенным в холст благочестивой жизни Альфреда. Король пытался превратить меня в англосакса и почти преуспел. Теперь я поклялся сражаться за Уэссекс, видимо, ради этого мне придется жениться, но все равно меня не покидала давняя мечта вернуть Беббанбург.
Я любил Беббанбург и почти так же сильно полюбил Дефнаскир.
Когда Тор создавал мир из туши Имира, ему отлично удался Дефнаскир и соседнее графство, Торнсэта. То были прекрасные края: низкие холмы и быстрые ручьи, богатые поля и жирные земли, вересковые пустоши и уютные бухты. На такой земле можно жить очень неплохо, я был бы счастлив в Дефнаскире, если бы не любил сильнее Беббанбург.
Мы ехали через долину реки Уиск, мимо ухоженных полей с красноватой почвой, мимо приземистых деревенек и больших замков, пока не добрались до Эксанкестера, главного города герцогства. Его построили римляне, возвели на холме над Уиском крепость, окружив стеной из кремня, камня и кирпича, и стена эта стояла до сих пор. Когда мы приблизились к северным воротам, навстречу нам вышли стражники.
– Мы приехали к олдермену Одде, – сообщил Виллибальд.
– По какому делу?
– По королевскому, – гордо ответил Виллибальд, показывая письмо с королевской печатью.
Сомневаюсь, что стражники узнали печать, но ответ Виллибальда произвел впечатление, и нас пропустили в город, состоящий из разваливающихся римских построек, среди которых торчала рядом с замком Одды высокая деревянная церковь.
Олдермен заставил нас ждать, но наконец все-таки вышел в сопровождении сына и дюжины вассалов. Один из священников прочитал вслух письмо короля. Альфреду хотелось бы, чтобы Милдрит вышла замуж за его верного слугу, олдермена Утреда, и Одде предписывалось безотлагательно провести церемонию бракосочетания.
Одда не обрадовался этой новости. Он был пожилым, не моложе сорока, с седыми волосами и физиономией, нелепой из-за обилия бородавок. Его сын, Одда Младший, обрадовался еще меньше; услышав новость, он просто вышел из себя.
– Это не дело, отец… – начал он.
– Таково желание короля.
– Но…
– Таково желание короля!
Одда Младший умолк. Он был примерно моего возраста, приятный с виду, черноволосый, изящный, в расшитой золотой нитью черной одежде, чистенькой, как платье женщины, с золотым крестом на шее. Он угрюмо поглядел на меня: должно быть, я казался ему совершенным оборванцем. Рассмотрев меня и явно решив, что я не привлекательней мокрой дворняги, он развернулся на каблуках и выбежал из зала.
– Завтра утром, – с несчастным видом объявил Одда, – епископ вас обвенчает. Но сначала ты должен заплатить выкуп за невесту.
– Выкуп?
Альфред не упоминал ни о чем подобном, хотя, конечно, такова была традиция.
– Тридцать три шиллинга, – твердо произнес Одда, в его голосе слышалась скрытая издевка.
Тридцать три шиллинга были состоянием. Баснословным сокровищем. Цена хорошей военной лошади или корабля. Я опешил, у меня за спиной охнул Леофрик.
– Разве такова воля Альфреда? – спросил я.
– Такова моя воля, – заявил Одда, – потому что Милдрит – моя крестница.
Он больше не насмехался. Цена была велика, он сомневался, что я смогу заплатить. Если я не заплачу?, девушка мне не достанется, и, хотя этого Одда не знал, мне не достанется и флот. К тому же сумму в тридцать три шиллинга – или в триста девяносто шесть серебряных пенсов – мне придется удвоить: по традиции муж преподносил молодой жене после свадьбы сумму, равную выкупу, в знак того, что брак состоялся. Этот подарок уже не имел никакого отношения к Одде, и я сильно сомневался, захочу ли его преподнести.
Видя мои сомнения, олдермен Одда решил, что я не смогу заплатить выкуп, значит, брачного договора не будет.
– Могу я познакомиться с леди? – спросил я.
– Ты познакомишься с ней на церемонии завтра утром, – твердо сказал Одда, – но только если заплатишь выкуп. В противном случае – нет.
Он расстроился, когда я раскрыл мешок и вручил ему один золотой и тридцать шесть серебряных пенни. Еще больше олдермен расстроился, увидев, что это не все мои деньги, но теперь он уже оказался в ловушке.
– Ты увидишь ее завтра в церкви.
– Почему не сейчас? – спросил я.
– Потому что она молится, – ответил олдермен – и с этими словами отпустил нас.
Мы с Леофриком устроились на ночлег в таверне рядом с церковью, в которой вел службу епископ. В ту ночь я надрался, как заяц весной, и сцепился с кем-то, понятия не имею – с кем. Помню только, как Леофрик, который был не так пьян, как я, нас разнял и утихомирил моего противника. Потом я вышел во двор и выблевал весь выпитый эль, а после выпил еще. Спал я скверно и проснулся от стука дождя по крыше конюшни. Меня снова вырвало.
– Почему бы нам просто не уехать в Мерсию? – предложил я Леофрику.
Король одолжил нам лошадей, и я был не прочь их украсть.
– И что там делать?
– Найдем людей, – предложил я. – Будем драться.
– Не говори ерунды, Эрслинг. Мы хотим получить флот. А если ты не женишься на уродливой корове, я не смогу им командовать.
– Командовать им буду я.
– Но только если женишься, – заметил Леофрик. – Тогда ты будешь командовать флотом, а я буду командовать тобой.
Тут пришел отец Виллибальд, который ночевал в монастыре рядом с кабаком и захотел убедиться, что я готов. Он встревожился, заметив мое состояние.
– Что у тебя с лицом? – спросил он.
– Какой-то негодяй ударил меня прошлым вечером, – сказал я. – Я был пьян. Он – тоже, но я был пьянее. Послушай моего совета, святой отец, никогда не дерись пьяным.
За завтраком я выпил еще эля. Виллибальд потребовал, чтобы я надел свою лучшую рубаху; нет смысла ее описывать, скажу только, что она была в пятнах и заплатах. Я бы предпочел кольчугу, но Виллибальд сказал, что эта одежда не для церкви. Полагаю, он был прав.
Я позволил ему почистить мою одежду и сам попытался отскоблить от шерстяной ткани самые большие пятна. Потом завязал волосы кожаным ремешком, привесил к поясу Вздох Змея и Осиное Жало. Виллибальд и тут встрял, сказав, что я не должен идти с оружием в святое место, но я настоял на своем. И вот, обреченный человек, я отправился в церковь вместе с Виллибальдом и Леофриком.
