мельком смотрит на испещренную записями страницу. – Четверг, четвертое декабря. Получил сообщение. Выехал по указанному адресу, куда и мы сейчас едем. Это возле бывшей больницы Стюарт-серкл, там теперь шикарное жилье. Или ты уже знаешь? Нет, это после тебя случилось. Хотела бы жить в бывшей больничной палате? Я ни за что. Спасибо, не надо.
– Так ты знаешь, почему ФБР заинтересовалось делом? Или мне еще подождать, пока ты со вступлением закончишь?
– Бюро пригласил город. Ты что-нибудь понимаешь? Я – нет. Тут вообще много непонятного. Зачем ричмондской полиции приглашать федералов, чтобы те совали нос в их дела? И почему Бюро согласилось?
– Что думает Браунинг?
– Его это не сильно волнует. Думает, у девочки случился припадок или что-то в этом роде.
– Неправильно думает. А мать?
– С ней дело немного другое. Я еще расскажу.
– А отец?
– Они разведены. Он живет в Чарльстоне, в Южной Каролине. Врач. Тоже странно, а? Уж врач-то должен понимать, что такое морг, а тут его дочка лежит в мешке две недели, и они никак не могут договориться и решить, где ее похоронить, или что там еще.
– Что бы я сделала, – говорит Скарпетта, – так это свернула вправо на Грейс. А дальше по прямой.
– Спасибо, Магеллан. Сколько ж лет я тут колесил… И как только без тебя обходился?
– Я вообще плохо представляю, как ты без меня обходишься. Ладно, расскажи еще о Браунинге. Что он обнаружил, когда приехал на место?
– Девочка была на кровати. Лежала на спине. В пижаме. Мать в истерике. Так что можешь себе представить.
– Она была накрыта?
– Одеяло отброшено, почти сползло на пол. Мать сказала Браунингу, что так и было, когда она вернулась домой из аптеки. Но у нее, как тебе, наверно, уже известно, проблемы с памятью. Думаю, она врет.
– Насчет чего?
– Пока не знаю. У меня же ничего нет, кроме того, что рассказал по телефону Браунинг. Вот поговорю с мамашей, тогда будет видно.
– Есть какие-то свидетельства, что в дом мог проникнуть посторонний?
– Очевидно, никаких, раз Браунинг так не думает. Как я уже сказал, его этот случай не зацепил. Равнодушие заразно. Эксперты, если их не подгоняли, тоже могли что-то пропустить. Если детектив сразу решает, что проникновения не было, то где, например, им искать отпечатки?
– Только не говори, что они и этого не сделали.
– Я уже сказал, что займусь всем сам. С самого начала.
Они ехали по району под названием Фэн, прихваченному городом вскоре после Гражданской войны и получившему свое название из-за схожести с веером. Узкие улочки разбегаются во все стороны, петляют и часто, без каких-либо причин, заканчиваются тупиком. Многие носят фруктово-ягодные названия: Земляничная, Вишневая, Сливовая. Дом Полссонов не столь эксцентричен, как большинство соседних, и представляет собой скромных размеров здание с прямыми линиями, плоским кирпичным фасадом, верандой и ложной мансардной крышей, напоминающей Скарпетте коробочку для пилюль.
Марино паркуется около синего мини-вэна, и они выходят. Выложенная кирпичом дорожка выглажена временем и местами даже скользкая. Время не раннее, но небо затянуто тучами, холодно, и Скарпетта с опаской ждет снега. Впрочем, уж лучше снег, чем отвратительный холодный дождь. Город так и не адаптировался к суровой зимней погоде, и при первом же упоминании о снегопаде ричмондцы устремляются в магазины и на рынки, где сметают с полок едва ли не все подряд. Электричество здесь поступает по проводам, которые часто не выдерживают сильных порывов ветра, мокрого снега и тяжести вырванных с корнями деревьев, и Кей остается лишь надеяться, что за время ее пребывания в городе погода не преподнесет нежелательных сюрпризов.
Латунный молоток на черной передней двери сделан в форме ананаса. Марино стучит три раза. Звук получается громкий, резкий и какой-то бездушный, учитывая причину, по которой они сюда пожаловали. За дверью слышны быстрые шаги, и вот она уже распахивается. За порогом женщина – невысокого роста, худенькая, с немного одутловатым лицом, как будто она плохо ест, много пьет и часто плачет. В иных обстоятельствах ее можно было бы назвать привлекательной – многим мужчинам нравятся грубоватые крашеные блондинки.
– Проходите, – говорит она и шмыгает носом. – У меня простуда, но я незаразная. – Водянистые глаза останавливаются на Скарпетте. – И кому я это объясняю? Вы же врач, да? Это с вами я, наверно, говорила по телефону. – Вычислить нетрудно, учитывая, что Марино – мужчина, одет в черное и носит бейсболку.
– Я доктор Скарпетта. – Кей протягивает руку. – Примите мои соболезнования.
Глаза миссис Полссон блестят от слез.
– Входите. Извините за беспорядок. Хозяйка из меня в последнее время никудышная. Но я приготовила кофе.
– А вот это мне нравится, – говорит Марино и называет себя. – Я разговаривал с детективом Браунингом, но подумал, что было бы нелишним начать все сначала. Если, конечно, вы не против.
– Вы какой кофе любите?
На сей раз у Марино хватило ума воздержаться от своего любимого: как и женщины, белый и сладкий.
– Черный, пожалуйста, – говорит Скарпетта, и они следуют за хозяйкой через обшитую старыми сосновыми панелями прихожую и поворачивают вправо, в уютную маленькую гостиную с обтянутой темно- зеленой кожей мебелью и камином. Налево – другая гостиная, обставленная более строго и какая-то нежилая; проходя мимо, Кей ощущает тянущий оттуда холодок.
– Позвольте вашу одежду, – говорит миссис Полссон и качает головой. – Ну вот, про кофе спрашиваю у порога, а раздеться предлагаю в кухне. Вы уж не обращайте внимания. Я сама не своя.
Они раздеваются, и она вешает пальто и куртку на деревянные крючки в кухне. На одном из крючков Скарпетта видит вязаный ярко-красный шарф, и ей почему-то приходит в голову, что его, может быть, носила Джилли. Кухня не обновлялась по крайней мере последний десяток лет – на полу линолеум в черно- белую клетку, шкафчики тоже старомодные, белые. За окошком – узкий дворик с деревянным заборчиком, еще дальше – низкая покатая крыша, в которой не хватает нескольких пластин шифера; на карнизах – жухлые листья, кое-где уже появился мох.
Миссис Полссон разливает кофе, и все садятся за деревянный стол у окна с видом на задний забор и крытую шифером крышу. В кухне чисто и прибрано, кастрюльки аккуратно расставлены на полках, сковородки и ковшики висят на железных крючках над разделочной доской, раковина сухая и чистая. На столе, рядом с полотенцем, Скарпетта замечает пузырек с сиропом от кашля. Она отпивает кофе.
– Даже не знаю, с чего начать, – говорит миссис Полссон. – Если на то пошло, я даже не знаю, кто вы такие. Сегодня утром позвонил детектив Браунинг. Сказал, что вы эксперты, не из нашего города. Спросил, буду ли я дома. А потом вы позвонили. – Женщина смотрит на доктора Скарпетту.
– Так, значит. Браунинг вам звонил? – уточняет Марино.
– Да. И был весьма любезен. – Хозяйка смотрит на гостя и, словно обнаружив в нем что-то интересное, задерживает взгляд. – Не знаю, почему все вдруг… Впрочем, я, наверно, многого не знаю. – Глаза ее снова наполняются слезами. – Вообще-то я так всем благодарна. Даже не могу представить, что бы делала одна. Когда всем наплевать…
– Вы не одна, – говорит Скарпетта. – И всем не наплевать. Поэтому мы и здесь.
– А вы откуда? – Миссис Полссон поднимает чашку, отпивает глоток, переводит взгляд и внимательно смотрит на Марино.
– Из южной Флориды, севернее Майами, – отвечает он.
– О… А я думала, что из Лос-Анджелеса. – Она уже обратила внимание на бейсболку.
