Магнитная карточка совершает еще одно чудо – замок щелкает и открывается. Доктор Маркус входит первым, быстро, и его маленькие очки в металлической оправе на мгновение ловят флуоресцентный свет.
– Попал утром в пробку, потому и опаздываю. У нас сегодня полный сбор. Восемь случаев, – продолжает он, обращая комментарии к Скарпетте и как будто не замечая присутствия Марино. – Придется начать с общего разбора, так что вам, Кей, пожалуй, лучше выпить кофе. Я, возможно, задержусь. Джулия? – Доктор Маркус поворачивает голову к кому-то невидимому за перегородкой, откуда доносится частый, как треск кастаньет, стук клавиш. – Будьте добры, покажите гостям, где у нас кофе. Вам будет удобнее расположиться в библиотеке. Я приду, как только освобожусь. – Это уже для Кей.
С точки зрения профессиональной этики было бы вежливо пригласить ее на рабочее совещание и в морг, тем более что Кей позвали сюда не просто так, а для проведения экспертизы, как говорится, pro bono. К тому же она не посторонний человек, а на протяжении многих лет возглавляла эту самую службу. Нанести более сильное оскорбление доктор Маркус мог бы, разве что предложив ей подождать на парковке или закинуть в прачечную его белье.
– Боюсь, вашему гостю и впрямь нельзя здесь находиться, – напоминает он, нетерпеливо оглядываясь. – Джулия, вы не могли бы проводить джентльмена в фойе?
– Он не мой гость, и он не будет ждать в фойе, – спокойно говорит Скарпетта.
– Извините? – Доктор Маркус поворачивает к ней сморщенное личико.
– Мы вместе.
– Возможно, вы не понимаете ситуацию…
– Возможно, не понимаю. Давайте поговорим. – Это не просьба.
Докто Маркус почти вздрагивает, но выхода у него нет.
– Очень хорошо, – неохотно соглашается он. – Заглянем на минутку в библиотеку.
– Ты нас извинишь? – Кей улыбается Марино.
– Без проблем. – Он входит в закуток к Джулии, берет со стола стопку фотографий и начинает просматривать их, будто игральные карты. Потом выщелкивает одну большим пальцем, как делает крупье в блэкджеке. – Знаете, почему наркодилеры не такие жирные, как, скажем, вы или я? – Он роняет фотографию на клавиатуру.
Джулия, довольно привлекательная, хотя и немного полноватая девушка лет двадцати пяти, никак не больше, смотрит на фотографию мускулистого черного парня, голого, как в первый день жизни. Парень лежит на прозекторском столе со вскрытой грудью. Органы уже удалены, за исключением одного, весьма заметного и, вероятно, самого жизненно важного, по крайней мере в ту пору, когда жизнь еще представляла для него какой-то интерес.
– Что? – спрашивает она. – Вы меня подкалываете, да?
– Серьезен, как сердечный приступ. – Марино подвигает стул и садится рядом, очень близко. – Видишь ли, дорогуша, количество жира соотносится с весом мозга. Посмотри на нас с тобой. Вечно в борьбе, а?
– Нет, кроме шуток. Вы взаправду думаете, что те, кто умнее, всегда полнеют?
– Святая истина. Вот почему нам с тобой приходится больше работать.
– Только не говорите, что вы соблюдаете одну из тех диет… Ну, когда можно есть все, что хочется, кроме белого.
– Точно, малышка. Ничего белого, кроме женщин. Возьмем, к примеру, меня, а? Был бы наркодилером, разве бы о чем-то думал? Жрал бы все подряд. «Туинкиз», «Мун пайз», белый хлеб, желе. Но тогда бы у меня и мозгов не было, верно? Подумай сама, всех этих наркобаронов убивают только потому, что они тупы, а тупы они потому, что у них нет жирка, потому что лопают белую дрянь.
Их голоса и смех стихают, когда Скарпетта поворачивает в знакомый до мелочей коридор, застланный серой дорожкой с жестким ворсом, дорожкой, которую выбирала она сама, когда устраивалась на новом месте.
– Его присутствие абсолютно неуместно, – говорит доктор Маркус. – Одно из моих неукоснительных требований – это соблюдение приличий.
Стены обтерлись, репродукции Нормана Рокуэлла – Кей сама покупала их и вставляла в рамки – покосились, а две вообще отсутствуют. Проходя по коридору, Скарпетта заглядывает в открытые двери кабинетов, замечает неряшливые горки бумаг, разбросанные папки, сложные микроскопы, похожие на больших утомленных серых птиц, взгромоздившихся на заваленные хламом столы. Все эти картины и звуки тянутся к ней, как руки нуждающихся и забытых, и в глубине ее рождается ощущение утраты, и от этого ей так больно, как не было уже давно.
– Теперь припоминаю. К сожалению, ничего хорошего. Печально известный Питер Марано. Да уж, репутацию он себе заработал…
– Марино, – поправляет она.
Поворот направо, и доктор Маркус открывает тяжелую деревянную дверь в библиотеку. Кей встречают медицинские книги и справочники, забытые на столах и вкривь и вкось, как пьяные, притулившиеся на полках. Огромный, в форме подковы, стол завален журналами, клочками бумаги, грязными чашками и даже коробками из-под пончиков. Она оглядывается, и сердце тяжело бухает в груди. Скарпетта сама спроектировала это прекрасное помещение и гордилась тем, что нашла для него фонды, потому что учебники и сама библиотека обходятся безумно дорого, а власти скупятся на выделение средств для учреждения, чьи пациенты уже мертвы. Взгляд ее задерживается на собрании «Невропатологии» Гринфилда и подборке обзоров судебной практики, попавших сюда из ее личной коллекции. Тома стоят не по порядку. Один – вверх ногами. Злость выпускает шипы.
Кей переводит взгляд на доктора Маркуса.
– Думаю, нам стоит договориться об общих правилах.
– Боже, Кей, что вы такое говорите? Какие еще общие правила? – спрашивает тот, пытаясь изобразить недоумение и досаду.
Невероятно. Откуда такой покровительственный тон? Откуда эта снисходительность? Он напоминает адвоката, не очень хорошего, старающегося слукавить, обмануть, ввести в заблуждение суд, сделать вид, что за ее спиной нет семнадцати лет работы, и обращающегося к ней, стоящей на месте свидетеля, намеренно оскорбительно – «мэм», «миссис» или «мисс» или, что хуже всего, «Кей».
– Я чувствую, что мое присутствие здесь нежелательно… – начинает она.
– Нежелательно? Боюсь, не понимаю, что…
– Думаю, понимаете.
– Давайте не будем исходить из предположений.
– Пожалуйста, доктор Маркус, не перебивайте меня. Я вовсе не обязана здесь находиться. – Кей смотрит на захламленные столы и неполюбившиеся книги и думает, так ли он относится к собственным вещам. – Что, скажите мне, случилось с библиотекой?
Ему требуется некоторое время, чтобы понять, о чем речь, а когда озарение приходит, доктор Маркус сухо отвечает:
– Студенты. Были здесь сегодня. По-видимому, их не научили убирать за собой.
– Сильно же они изменились за пять лет, – сдержанно замечает Кей.
– Возможно, вы неверно интерпретировали мое сегодняшнее настроение, – отвечает доктор Маркус тем же льстивым тоном, каким разговаривал накануне по телефону. – Допускаю, у меня много забот, но я рад, что вы отозвались на приглашение и приехали.
– Радости я не заметила. – Скарпетта смотрит доктору в глаза, он же старательно избегает встречаться с ней взглядом. – Давайте с этого и начнем. Не я вам звонила. Вы позвонили мне. Почему? – Спросить надо было вчера, думает она. Еще вчера.
– Мне казалось, Кей, я объяснил это достаточно ясно. Вы опытный и весьма уважаемый специалист, известный консультант. – Прозвучало фальшиво и неискренне. Так говорят о том, кого втайне терпеть не могут.
– Мы незнакомы. Мы ни разу не встречались. Трудно поверить, что вы позвонили мне только потому, что я уважаемый специалист или известный консультант. – Скарпетта складывает руки на груди и думает, что поступила правильно, надев деловой темный костюм. – Я не играю в игры, доктор Маркус.
– У меня определенно нет времени на игры. – Маскировка под сердечность отброшена, мелочность
