— Вы же видели серию программ с Дрю Мартин, — продолжает доктор Селф.
— Такая жалость…
— Мне необходимо рассказать всем правду о ее тренере. Я пыталась открыть глаза Дрю.
— А что он натворил?
— Вы заходили хоть раз на мой сайт?
— Нет. Но обязательно загляну.
Карен сидит, ссутулившись, на холодном камне, нервно затягивается сигаретой.
— Вам хотелось бы на него попасть? До появления в шоу?
— Попасть на ваш сайт? И вы расскажете мою историю?
— Вкратце. У нас есть раздел, блог, где люди рассказывают свои жизненные истории, переписываются. Некоторые, конечно, пишут не очень хорошо, так что мне помогает целая команда — одни редактируют, другие переписывают, третьи диктуют, четвертые интервьюируют. Помните, когда мы встретились в первый раз, я дала вам свою визитку?
— Да, она все еще у меня.
— Отправьте свою историю по указанному там адресу электронной почты, и мы опубликуем ее. С вами так приятно общаться. В отличие от той бедняжки, племянницы доктора Уэсли.
— Кого?
— На самом деле она ему не племянница. У нее опухоль мозга. Есть вещи, от которых не помогают даже мои инструменты.
— Господи, это ужасно! Я бы, наверное, с ума сошла, если бы знала, что у меня опухоль мозга. И ведь помочь ничем нельзя.
— Вы узнаете ее историю, когда зайдете на наш сайт. Прочитаете в блогах, что думают люди. Вас ждет много интересного. — Доктор Селф сидит ступенькой выше, и ветерок относит сигаретный дом в сторону от нее. — А ваша история? Думаю, она многих заинтересует. Сколько раз вас госпитализировали? По меньшей мере десять. И что же?
Доктор Селф представляет, как обращается с этим вопросом к аудитории, как камера останавливается на ее лице — одном из самых узнаваемых лиц в мире. Ей нравится ее имя, часть невероятной судьбы. Селф. Она много раз отказывалась сменить его и никогда ни с кем не разделит, а кто не пожелает принять его, пусть идет ко всем чертям, потому что непростительный грех вовсе не секс, а неудача, провал, безвестность.
— Я прилечу на ваше шоу в любое время. Пожалуйста, не забудьте мне позвонить. Я сразу же вылечу, — снова и снова повторяет Карен. — Лишь бы не пришлось говорить о… Об этом я не могу…
Но даже когда фантазии расцветали в полную силу, когда мышление становилось магическим, когда предчувствие обретало голос, она не смела и мечтать о том, что все так случится.
Так начинается каждое шоу — под гром аплодисментов собравшейся в студии аудитории, на глазах миллионов почитателей по всему миру.
— Вы же не станете заставлять меня рассказывать об этом, правда? Семья никогда мне не простит. Я потому и пить никак не могу бросить. Я все расскажу, только не заставляйте говорить об этом перед камерой или на вашем сайте, — ноет жалобно Карен.
— В Бостоне у меня был терьер — Бандит. Однажды вечером я выпустила его на улицу и забыла впустить, потому что сильно выпила. А была зима.
Аплодисменты как сильный дождь, как тысяча хлопающих ладоней.
— И на следующее утро нашла его мертвым у задней двери. Дверь была вся поцарапана от низу и до середины. Мой бедненький Бандит… у него такая короткая шерстка… Наверное, дрожал, плакал, лаял… Царапал дверь, чтобы попасть домой, а потом… потом замерз. — Карен пускает слезу. — Чтобы не думать, я просто убила свой мозг. Они сказали, что у меня там белые области и что они расширяются… что это атрофия. «Отлично, Карен, — сказала я себе, — ты убиваешь собственный мозг. Так держать». И это можно увидеть. Увидеть, что я ненормальная. — Она дотрагивается до виска. — Вот здесь. Мне показывали его, мой собственный ненормальный мозг. Нормальной я уже не буду. Мне почти шестьдесят, и что сделано, то сделано.
— Люди не прощают жестокости в отношении собак, — говорит, задумавшись, доктор Селф.
— Я знаю. Знаю. Но что мне делать? Пожалуйста, скажите.
— У людей с психическими заболеваниями отмечаются особенности в форме черепа. У лунатиков голова обычно деформированная. У маньяков — размягчение мозга. Такого рода научные прозрения стали следствием исследования, проведенного в Париже в 1824 году. Было отмечено, что из сотни обследованных идиотов и имбецилов только у четырнадцати была нормальная голова.
— Хотите сказать, что я имбецил?
— Удивлены? Это так непохоже на то, что говорят вам врачи? Что у вас особенная голова, а значит, вы и сама не такая, как другие?
— Я имбецил? Я убила свою собачку…
— Эти предрассудки сохраняются и распространяются веками. У людей, заключенных в дома умалишенных, проводились замеры черепов; мозги идиотов и имбецилов подвергались препарированию.
— Я имбецил?
— В наши дни вас помещают внутрь магической трубы, магнита, сообщают, что у вас деформация мозга, и заставляют слушать голос матери.
Доктор Селф умолкает — из темноты появляется и направляется к ним высокая мужская фигура.
— Карен, если не возражаете, я хотел бы поговорить с доктором Селф, — говорит Бентон Уэсли.
— Я имбецил? — спрашивает, поднимаясь со ступеньки, Карен.
— Нет, вы не имбецил, — отвечает Бентон.
Карен прощается с ним.
— Вы всегда были добры со мной. Завтра я улетаю домой и сюда больше не вернусь.
Доктор Селф жестом приглашает его сесть рядом на ступеньку, но Бентон остается на ногах. Она чувствует, как он рассержен, и это еще один ее триумф.
— Мне гораздо лучше.
Темнота, которая кажется еще глубже на границе света, меняет его облик. Доктор Селф никогда не видела Бентона таким, и теперь у нее появляется новый повод позлорадствовать.
— Интересно, что бы сказал сейчас доктор Марони. А что сказала бы Кей? Как рассвет на берегу. Юная девушка замечает молодого мужчину, и… Что потом? Он тоже замечает ее. Они сидят на песке, гуляют, веселятся и делают все, что им только заблагорассудится, пока не поднимается солнце. Они не обращают внимания, что промокли насквозь, что одежда липнет к телу. Куда уходит магия, Бентон? Старость — это когда всего мало, когда знаешь, что уже никогда не ощутишь волшебство. Я знаю, что такое смерть, и вы тоже это знаете. Садитесь, Бентон. Я рада, что вы пришли поболтать перед моим отъездом.
— Я разговаривал с вашей матерью, — говорит он. — Снова.
— Должно быть, она вам нравится.
— Она рассказала мне кое-что интересное. Кое-что, заставившее меня пересмотреть сказанное вам ранее, доктор Селф.
— Всегда готова принять извинение. Тем более от вас — это редкое удовольствие.
— Вы были правы в отношении доктора Марони. Насчет секса с ним.
— Я не говорила, что у нас был секс. — Внутри у нее холодеет. — Когда и где это могло бы случиться? В моей комнатушке с видом? Мне дали что-то, я была без сознания и не могла заниматься сексом. Разве что против воли. Он умышленно дал мне что-то…
— Речь не об этом.
— Пока я лежала без сознания, он распахнул халат и трогал меня. Сказал, что ему нравится мое
