который наступает в конце мая или даже в июне. Тогда народу там много, особенно римлян, поскольку дорога занимает минут тридцать — сорок. Но это не для меня, — добавляет он, как будто кто-то интересуется его личным мнением о пляжах курортного пригорода столицы. — Асфальтовый песок на пляже — это что-то ужасное. Ни за что бы не полез в воду.
— Здесь важно, откуда именно взят песок, — говорит Бентон. Время позднее, и собравшиеся заметно устали. — И вообще, почему песок? Выбор песка — данного песка! — имеет для убийцы какое-то значение и может подсказать, где была убита Дрю, или откуда убийца, или где он проводит время.
— Да-да. — В голосе капитана Помы проскальзывает нотка нетерпения. — И глаза, и эти жуткие раны что-то значат для убийцы. Нам удалось утаить эти детали от журналистов. Так что если случится похожее убийство, мы будем знать, что речь идет не о подражателе.
ГЛАВА 2
Они сидят втроем в полутемном уголке «Туллио», популярной траттории с фасадом из травертина, неподалеку от театров и в нескольких шагах от Испанской лестницы.
На столах свечи и бледно-золотистые скатерти, обшитая темными панелями стена у них за спиной заставлена бутылками. Другие стены увешаны акварелями с пейзажами сельской Италии. В зале тихо, за исключением столика, занятого пьяными американцами. Последние ничего вокруг не замечают и поглощены собой, как и официант в бежевой курточке и с черным галстуком. Никто даже не догадывается, о чем беседуют Бентон, Скарпетта и капитан Пома. Если кто-то приближается к столику на расстояние слышимости, они переходят на безобидные темы и убирают в папки фотографии и отчеты.
Скарпетта потягивает «Санти-Брунелло» урожая 1996 года, вино очень дорогое, но не то, что Кей выбрала бы сама, если бы ее мнения спросили, а обычно ее спрашивают. Не поднимая глаз от фотографии, она ставит стакан на стол возле тарелки с пармской ветчиной и дыней, за которыми последуют жаренный на гриле морской окунь и бобы в оливковом масле. Может быть, малина на десерт, если только аппетит не пропадет из-за Бентона, поведение которого внушает опасения.
— Рискуя показаться не слишком оригинальной, — негромко говорит она, — замечу, что меня не оставляет впечатление, будто мы упустили нечто важное. — Она постукивает указательным пальцем по фотографии Дрю Мартин.
— То есть теперь вы не против пройтись по всему делу еще раз. — Капитан Пома откровенно флиртует. — Хорошая пища, хорошее вино. Это обостряет интеллект. — Подражая Скарпетте, он стучит пальцем по голове.
Кей задумчива и немного печальна, какой бывает, когда выходит из дому, не зная, куда идти.
— Нечто настолько очевидное, что мы просто этого не замечаем… никто этого не замечает. Часто мы не видим чего-то только потому, что оно… как это говорят… на виду. Но что? Что она говорит нам?
— Прекрасно. Давайте посмотрим, что тут у нас на виду, — говорит Бентон.
Таким откровенно враждебным и замкнутым она видела его нечасто. Своего презрения к капитану он не скрывает. На итальянце отличный костюм в мелкую полоску, на золотых запонках, когда на них падает свет, вспыхивает герб карабинеров.
— Да, на виду. Каждый дюйм ее обнаженной плоти — до того как ее положили на носилки. Мы должны изучить ее в этом состоянии. Нетронутой. Такой, какой он оставил ее. — Капитан не сводит глаз со Скарпетты. — Но прежде, пока я не забыл, за нашу последнюю встречу в Риме. Предлагаю тост.
Предлагать тост, когда на столе перед ними фотографии мертвой молодой женщины, ее обнаженного, изуродованного тела, в этом есть что-то… нехорошее.
— Выпьем за ФБР, — продолжает капитан Пома. — За их решимость видеть во всем террористический акт. Довольно-таки легкая цель — звезда тенниса.
— Ссылаться на такое — бесполезная трата времени. — Бентон поднимает бокал и пьет без тоста.
— Так передайте вашему правительству, чтобы оно прекратило выступать с этими намеками. И раз уж мы одни, скажу со всей откровенностью. Ваше правительство ведет закулисную игру, и единственная причина, по которой мы не обсуждали эту тему раньше, заключается в том, что итальянцы просто не верят столь смехотворным утверждениям. Террористы здесь ни при чем, что бы ни утверждало ФБР. Это глупо.
— Здесь с вами не ФБР сидит, а мы. Мы не ФБР, и я устал от ваших постоянных ссылок на Бюро.
— Вы ведь не станете отрицать, что большую часть карьеры провели в ФБР. Пока не ушли со сцены и не исчезли, притворившись мертвым. По каким-то причинам.
— Будь это теракт, кто-то уже взял бы ответственность на себя, — говорит Бентон. — И я бы не хотел, чтобы вы упоминали здесь ФБР или касались моей биографии.
— Неутолимая жажда огласки и постоянная потребность всех запугивать и управлять миром. — Капитан Пома наполняет бокалы. — Ваше Бюро расследований допрашивает свидетелей здесь, в Риме, переступая через Интерпол, хотя им полагается работать сообща и у обоих агентств есть в городе свои представители. Из Вашингтона присылают каких-то идиотов, которые не только не знают нас, но и не умеют расследовать сложные дела…
Бентон обрывает его:
— Уж вам, капитан Пома, следовало бы знать, что политическое и ведомственное соперничество в самой природе зверя.
— Пожалуйста, зовите меня Отто. Мы же друзья. — Капитан придвигает стул поближе к Скарпетте, принося с собой запах одеколона, потом передвигает свечу и бросает неприязненный взгляд на разгулявшихся американцев. — Знаете, мы ведь пытаемся вам симпатизировать.
— Не надо. Остальные не пытаются.
— И почему американцы такие шумные?
— Потому что мы никого не слушаем, — говорит Скарпетта. — Поэтому у нас Джордж Буш.
Капитан Пома поднимает лежащую возле ее тарелки фотографию и изучает внимательно, словно не видел раньше.
— Смотрю на то, что на виду, и вижу только очевидное.
Бентон наблюдает за ними с каменным лицом.
— Всегда следует исходить из того, что такого понятия, как «очевидное», не существует. Это всего лишь слово, — говорит Скарпетта, вытряхивая из конверта еще несколько фотографий. — Ссылка на личное восприятие. А мое восприятие может отличаться от вашего.
— Что вы и продемонстрировали весьма показательно в управлении полиции, — замечает капитан.
Итальянец словно не чувствует тяжелого взгляда американца.
Скарпетта смотрит на Бентона, давая понять, что обеспокоена его поведением, для которого нет никаких оснований. Ревность в данном случае неуместна. Она не сделала ничего, чтобы поощрять ухаживания капитана Помы.
— И что у нас на виду? Почему бы не начать с ног? — предлагает Бентон. Его моцарелла остается нетронутой, зато он пьет уже третий бокал вина.
— Неплохая мысль. — Скарпетта рассматривает фотографию с крупным планом голых пальцев Дрю. — Ногти покрашены недавно. Насколько нам известно, она сделала педикюр перед самым вылетом из Нью-Йорка. — Она повторяет то, что знают все.
— А это важно? — Капитан тоже рассматривает фотографию, наклоняясь при этом так близко к Скарпетте, что его рука касается ее руки и она ощущает жар и запах его тела. — Я так не думаю. На мой взгляд, важнее то, что на ней было. Черные джинсы, белая шелковая блузка, черная кожаная куртка с черной шелковой подкладкой. И черные трусики и бюстгальтер. — Он задумывается ненадолго. — Любопытно, что на теле не осталось волокон и нитей от одежды, только от простыни.
— Мы не знаем наверняка, что это была простыня! — излишне резко напоминает Бентон.
— Ни одежда, ни часы, ни ожерелье, ни кожаные браслеты, ни сережки найдены так и не были.
