записи. Еще раз пробегает глазами по лабораторному отчету, хотя и без того знает, что там сказано.
— Он не уехал, — говорит Люси. — А если уехал, то ничего с собой не взял.
— Вы это в окно увидели? — спрашивает капитан Пома.
Люси определенно вызывает у него интерес. Он наблюдает за ней с самого начала, когда они только собрались в этой комнате. Наблюдает с любопытством, а она старается не обращать на него внимания. На Скарпетту Пома смотрит так же, как смотрел в Риме.
— Похоже, через окно можно многое увидеть. — Разговаривая с Люси, капитан Пома обращается к Скарпетте.
— Электронную почту не просматривал, — добавляет Люси. — Может, догадывается, что я ее проверяю. Контакта с доктором Селф сейчас нет.
— Другими словами, — заключает Скарпетта, — исчез из поля зрения. Полностью.
Она встает и опускает штору — уже стемнело. Снова идет дождь. Идет с тех пор, как Люси встретила ее в аэропорту Ноксвилла. Условия для полета не самые лучшие — гор было не видно из-за тумана, приходилось менять курс, лететь очень низко, ориентируясь на реки, обходя возвышенности. Им еще повезло — или, может, так распорядились высшие силы, — что не пришлось идти на вынужденную посадку. Поисковые мероприятия приостановлены, кроме наземных. Лидию Уэбстер так и не нашли — ни живой, ни мертвой. Ее «кадиллак» тоже исчез.
— Давайте сосредоточимся на деле, — предлагает Скарпетта, потому что говорить о Марино ей не хочется.
Кей боится, что Бентон догадается о ее чувствах. А она чувствует себя виноватой, злится и еще сопротивляется накатывающим волнам страха, говоря себе, что ничего особенного не случилось. Упрямец просто сел в машину и укатил. Без предупреждения. Не сделав ничего, чтобы загладить свою вину и попытаться хоть как-то возместить причиненный ущерб. Марино не мастер говорить слова, он никогда даже не старался разобраться в запутанном клубке собственных эмоций, а на этот раз справиться нужно с проблемой, которая и вовсе ему не по силам. Она гонит тревожные мысли, заставляет себя не думать о Марино, но он, как тот туман, лезет из всех щелей. Из-за этого у нее никак не получается сосредоточиться, а одна ложь тянет за собой другую. Она уже объяснила Бентону, что синяки на запястьях от случайно упавшей на руки крышки багажника. Она не разделась в его присутствии.
— Давайте попробуем хотя бы привести в порядок то, что нам известно, — предлагает Скарпетта. — Начнем с песка. Кремнезем или кварц, известняк и — что видно при сильном увеличении — фрагменты раковин и кораллов, типичные для песка субтропических областей, вроде нашей. Самое интересное и самое непонятное — это продукты выстрела. Я говорю о продуктах выстрела только потому, что у нас нет иного объяснения присутствию в морском песке бария, сурьмы и свинца.
— Если только это морской песок, — замечает капитан Пома. — Может быть, и не морской. По словам доктора Марони, его пациент утверждал, что вернулся из Ирака. Смею предположить, что продуктов выстрела на территории Ирака предостаточно. Не исключено, что он привез песок оттуда, потому что там с ним что-то случилось и песок для него — напоминание о случившемся.
— Мы не нашли природного гипса, а гипс — распространенный компонент тамошнего песка, — возражает Скарпетта. — Впрочем, все зависит от конкретного района Ирака, и я не думаю, что доктор Марони поможет нам в этом вопросе.
— Мне он этого не сказал, — говорит Бентон.
— А его записи?
— В них тоже ничего нет.
— Состав и морфология песка сильно различаются в разных областях Ирака, — продолжает Скарпетта, — поскольку разными были осадочные породы, и хотя высокое содержание соли само по себе не доказывает, что песок обязательно морской, оба образца — и с тела Дрю Мартин, и из дома Лидии Уэбстер — схожи в этом отношении.
— Полагаю, нам не менее важно знать, чем для него является песок, — вступает Бентон. — Что означает этот факт? Он называет себя Сэндменом, Песочным Человеком. Что это? Символ того, что он укладывает людей спать? Может быть. Своего рода эвтаназия, строящаяся, не исключено, на клее как некоем медицинском компоненте? Возможно.
Клей. 2-октилцианоакрилат. Хирургический клей, применяющийся по большей части в пластической хирургии и используемый в других медицинских практиках для лечения небольших ран и порезов, а в армии — для волдырей и потертостей.
— В чем его преимущество? — спрашивает капитан Пома. — Почему хирургический клей вместо обычного? Я не очень хорошо знаком с пластической медициной.
— Хирургический клей — вещество биодеградируемое, то есть разрушается под воздействием естественных факторов. Он не канцерогенен.
— Здоровый клей. — Капитан улыбается ей.
— Можно и так сказать.
— Возможно, он считает, что облегчает страдания, — не глядя на них, продолжает Бентон.
— Вы говорили о сексуальном подтексте, — напоминает капитан.
На нем темно-синий костюм, черная рубашка и черный галстук, и он напоминает человека, только что вышедшего после голливудской премьеры или приодевшегося для съемок в рекламе для Армани. Место капитана где-то там, но никак не здесь, не в Чарльстоне, и Бентону он нравится не больше, чем в Риме.
— Я не говорил об исключительно сексуальном подтексте. Я говорил о сексуальном компоненте. Допускаю, что убийца и сам не отдает себе в этом отчет. Мы знаем, что он подвергает жертв мучениям, но не знаем ничего о сексуальном насилии.
— Факт пыток, на мой взгляд, тоже не установлен окончательно.
— Вы видели фотографии, которые он прислал доктору Селф. Когда женщину заставляют раздеться и держат в ванне с холодной водой — что это, по-вашему? Может быть, он еще и топит их.
— Мне трудно дать этому какое-либо определение, поскольку меня там не было, — отвечает капитан Пома.
— Если бы там были вы, нас здесь, вероятно, не было бы, потому что преступление уже было бы раскрыто. — Взгляд Бентона холоден, как сталь.
— И все же предположение о том, будто он освобождает их от страданий, звучит довольно-таки фантастично. Особенно если ваша теория насчет пыток верна. Ведь тогда получается, что он причиняет страдания, а не избавляет от них.
— Очевидно, причиняет. Но мы имеем дело не с рациональным умом, а только лишь с организованным. Он расчетлив и осмотрителен. Умен и хитер. Знает, как войти и выйти, не оставив следов. Возможно, занимается каннибализмом, полагая, что соединяется со своими жертвами, становится частью их. Что вступает с ними в знаковые отношения и проявляет милосердие.
— Улики. — Люси больше интересует эта сторона дела. — По-вашему, он знает о присутствии в песке продуктов выстрела?
— Не исключаю, — кивает Бентон.
— Сильно сомневаюсь, — не соглашается Скарпетта. — Очень сильно. Даже если песок взят с места, где шли бои, то есть с места, имеющего для него значение, это отнюдь не значит, что он знает, каков его элементный состав. С чего бы?
— Возражение принято. На мой взгляд, песок он приносит с собой, — говорит Бентон. — Весьма вероятно, что он приносит также собственные инструменты. Все, что приносит с собой, имеет для него не только исключительно утилитарное значение. Его мир — это мир символов, и действует он под влиянием импульсов, которые станут понятны только тогда, когда мы поймем эти символы.
— Символы меня не интересуют. — Снова Люси. — Куда интереснее то, что он пишет доктору Селф. По-моему, это и есть тот стержень, на котором все держится. Почему именно она? И зачем подключаться к сети порта? Перелезать через ограждение? Пользоваться брошенным контейнером? Как будто он груз!
Люси верна себе. У нее интуиция. В начале вечера она сама перелезла через забор — поразнюхать, что и как. Где можно незаметно подключиться к сети? Ответ она нашла в побитом контейнере, где обнаружила стол, стул и беспроводной маршрутизатор. Скарпетта много думает о Булле, о той ночи, когда он устроился покурить травки у брошенного контейнера, где его и порезали. Кто? Уж не Сэндмен ли? Не
