И тогда я увидел, что люди Осрика, те самые, из фирда Вилтунскира, побежденного в начале боя, ухитрились перебраться через стены форта.
Впоследствии мы узнали, что они сошли в низину, где лежала мертвая белая лошадь, и под слепящим дождем добрались до восточного угла крепости, который охранялся очень слабо, потому что Гутрум считал его неприступным. Укрепления там были ниже — всего лишь поросший травой вал — и, перебравшись через этот вал, саксы очутились в тылу врагов.
Врагов, которые теперь бежали.
Если бы датчане остались, их перебили бы всех до последнего человека, поэтому они бежали через широкий двор, а некоторые, слишком поздно сообразившие, что битва проиграна, угодили в ловушку.
Памятуя о погибшей Исеулт, я хотел одного — убивать, и уложил двух беглецов, изрубив их Вздохом Змея с такой яростью, что клинок вошел в их кольчуги, кожаную одежду и плоть глубоко, как лезвие топора. Я вопил от гнева, мне нужны были новые жертвы, но нас было слишком много, а пойманных в ловушку датчан — слишком мало. Дождь продолжал сыпать, гремел гром, я выискивал новых врагов, чтобы их убить, и наконец увидел последнюю группу уцелевших, сражавшихся спиной к спине с толпой саксов.
Я побежал к ним и внезапно увидел их знамя. Крыло орла. Там был Рагнар.
Его люди, раздавленные численностью врага, погибали.
— Оставьте его в живых! — закричал я. — Оставьте его в живых!
Три сакса повернулись ко мне, увидели мои длинные волосы, браслеты поверх кольчужных рукавов и, должно быть, подумали, что я датчанин, потому что побежали ко мне. От первого я отбился Вздохом Змея. Второй ударил по моему щиту топором, а третий зашел сзади, и я быстро повернулся, снова взмахнув мечом, крича, что я сакс… Но они не слушали меня.
Потом в них врезался Стеапа, и они кинулись врассыпную. Пирлиг схватил меня за руку, но я отбросил его и побежал к Рагнару, который скалился на окруживших его врагов, приглашая попытаться его убить. Его знамя упало, команда его корабля погибла, но он все равно походил на бога войны — в сияющей кольчуге, с расщепленным щитом, длинным мечом и непокорным выражением лица.
И вот кольцо вокруг него стало сжиматься.
Я с криком бежал к нему, и Рагнар повернулся ко мне, думая, что я хочу его прикончить. Он поднял меч, но я щитом отбил клинок в сторону, обхватил Рагнара руками и вместе с ним рухнул на землю.
Стеапа и Пирлиг защитили нас, отогнав саксов и велев им поискать другие жертвы.
Я откатился от Рагнара, который сел и удивленно посмотрел на меня; на его левой руке была кровь. Клинок, пробив липовое дерево, врезался ему в ладонь, пройдя между двумя пальцами, и теперь у него как будто были две маленькие руки вместо одной.
— Я должен перевязать рану, — сказал я.
— Утред, — только и выговорил он, как будто не мог поверить, что это я.
— Я искал тебя, потому что не хотел с тобой сражаться, — сказал я.
Он вздрогнул, стряхнув разбитые остатки щита с раненой руки. Я видел, как епископ Алевольд в запачканной сутане бежит через двор, жестикулируя и крича, что Бог передал язычников в наши руки.
— Я говорил Гутруму, что надо выйти из крепости и сражаться снаружи, — пояснил Рагнар. — Тогда бы мы всех вас перебили.
— Перебили бы, — согласился я.
Оставшись в форте, Гутрум позволил уничтожать датскую армию отряд за отрядом, но все равно было чудом, что тот день окончился нашей победой.
— У тебя кровь течет, — сказал Рагнар.
Я получил удар копьем сзади, он пришелся в ногу выше колена. Шрам остался у меня и по сей день.
Пирлиг отрезал кусок ткани от одежды убитого воина и перевязал им руку Рагнара. Он хотел также перевязать и мне бедро, но кровь уже текла меньше, и я ухитрился встать. Я не почувствовал боли, когда меня ранили в бою, но теперь рана вдруг вспыхнула огнем.
Я прикоснулся к молоту Тора. Мы победили.
— Они убили женщин, — сказал я Рагнару.
Тот ничего не ответил. Он просто стоял рядом, и, поскольку бедро мое пылало и на меня внезапно накатила слабость, я обхватил его за плечи.
— Исеулт, так ее звали, — продолжал я. — И мой сын тоже мертв.
Я был рад, что идет дождь, иначе на моем лице были бы видны слезы.
— Где Брида? — спросил я.
— Я отослал ее вниз с холма, — ответил Рагнар.
Мы вместе захромали к северной части форта.
— А сам остался?
— Кто-то должен был остаться, — жестко сказал он.
Думаю, он тоже плакал, стыдясь поражения. Эту битву Гутрум просто не мог проиграть, однако проиграл.
Пирлиг и Стеапа все еще были рядом, и я заметил Эадрика — он раздевал мертвого датчанина, снимая с него кольчугу, — но Леофрика нигде не было видно. Я спросил Пирлига, где он. Священник с болью посмотрел на меня и покачал головой.
— Погиб? — спросил я.
— Да, — ответил он, — его убили топором в спину.
Внутри у меня все оборвалось, и я не мог говорить; казалось просто немыслимым, чтобы непобедимый Леофрик погиб. Но все-таки он погиб, и я желал бы похоронить его по-датски, с погребальным костром, чтобы дым от этого погребального костра достиг божественных чертогов.
— До чего же мне его жалко, — сказал Пирлиг.
— Такова цена Уэссекса, — ответил я.
Мы взобрались на северные укрепления форта, в которых уже хозяйничали воины Альфреда.
Дождь стал слабее, хотя все еще покрывал огромными занавесами долину внизу. Мы словно стояли на краю света: впереди были бесконечные облака и дождь, а за нами, на длинном крутом склоне, сотни датчан пробирались к подножию крепости, где остались их лошади.
— Гутрум, — горько проговорил Рагнар.
— Он жив?
— Он бежал первым, — пояснил Рагнар. — Свейн говорил ему, что мы должны драться снаружи, но Гутрум больше боялся поражения, чем желал победы.
Под приветственные крики мы пронесли знамена Альфреда через взятую твердыню к северной части укреплений. Наш король, снова верхом, с бронзовым обручем поверх шлема, ехал рядом со знаменами. Беокка на коленях возносил благодарственные молитвы, Альфред ошеломленно улыбался, и вид у него был такой, словно он не в силах был поверить в случившееся. Клянусь, он плакал, когда древки его знамен вогнали в дерн на краю света. Дракон и крест трепетали над его королевством, которое было почти потеряно, но все-таки уцелело, и поэтому в Англии оставался хотя бы один король.
Однако Леофрик погиб, и Исеулт была мертва, и капли тяжелого дождя падали на спасенную нами землю. На Уэссекс.
Историческая справка
В Уэстбери, на краю уилтширских равнин, в меловой стене откоса под Брэттон Кампом, вот уже не одно столетие красуется белая лошадь. С севера ее видно за много миль. Это вырезанное в 1770 году благородное животное, больше сотни футов в длину и около двухсот в высоту, — самая старая из десяти белых лошадей Уилтшира, однако местная легенда гласит, что это изображение заменило куда более древний рисунок, украсивший склон мелового холма после битвы при Этандуне в 878 году.
Мне хотелось бы думать, что эта легенда правдива, но ни один историк ничего не берется утверждать
